Александр Иликаев. Король и корреспондент

КОРОЛЬ И КОРРЕСПОНДЕНТ

(Из цикла «Россияне в экзотических обстоятельствах»)

 

1.

 

Осенью 1983 года в уличном кафе западногерманского городка, живописно раскинувшегося на берегу Рейна, сидели двое: голубоглазый старик и корреспондент ленинградского телевидения с микрофоном и звукозаписывающим устройством в кожаном чемодане. Было заранее условлено, никаких камер.

Старик был бывший первый и последний король Андорры Борис Скосырев. Корреспондент – будущий ведущий самой скандальной телепередачи «600 секунд» Александр Невзоров. Невзоров знал, что грамотное начало интервью, так называемая «шапка», – залог успеха.

 

– Что вы хотите сказать своей невероятной историей нам, советским слушателям?

Господин Скосырев вздохнул.

– О том, что я всю жизнь говорил людям здравые вещи, но никто не хотел меня понять. Знаете, вообще, до других очень трудно достучаться.

– Выходит, нет пророка в своем Отечестве?

Старик с силой сжал рукоятку трости.

– Это решать вам.

 

2.

 

Тридцатые годы. В России – Сталин, в Германии – Гитлер. В Испании вот-вот разразится гражданская война. Знойный апрельский день в Андорра-ла-Велья. Все тихо, как и положено в карликовом государстве, затерянном в Пиренеях.

Катастрофа началась с харчевни Хосе. Из двенадцати отборных кругов сыра два оказались подпорченными. Это стало предвестием грядущих бед.

В обед пришел птицелов Венансио с потрошенными и вымытыми в горном ручье куропатками. Охота оказалась удачной, и поэтому Хосе сразу распорядился насадить добычу на вертел.

Когда дичь, вместе с жирными каплунами, достаточно подрумянилась, страшный крик Мерседес, жены Хосе, потряс стены харчевни, – один из вертелов упал в угли. Поскольку угли были жаркими, а Мерседес отвлекалась разговором с проходившей мимо прачкой Альмуденой, то последствия были просто ужасными. От куропаток и каплунов остались обугленные тушки.

Теперь оставалась надежда на окорока. Только они могли задобрить епископа Урхельского.

Андорра-ла-Велья была маленьким городом, и поэтому весь парламент, правительство и верховный суд, то есть все три ветви власти, легко умещались в трехэтажном здании, выстроенном из грубого камня. Это сооружение носило звучное имя... Впрочем, неважно какое. Важно то, что в кухне на третьем этаже старинного здания забился дымоход. А тут как раз члены Генерального совета – Уго и Херонимо – заспорили не на жизнь, а на смерть по поводу того, можно ли заменить недостающие головки сыра и каплунов, предназначенные в качестве дани епископу Урхельскому, на денежную компенсацию.

Уго слыл либералом, а Херонимо стойким консерватором. Тем не менее, спор мог закончиться достижением договоренности, но тут выяснилось, что обеда не будет. Херонимо, воспользовавшись случаем, заупрямился. Согласно законам княжества Андорры, члены Генерального совета не могли покинуть здание Каса-де-ла-Валь до принятия окончательного решения по тому или иному делу. А какие решения на голодный желудок в ожидании, когда прочистят дымоход на кухне?

В довершении бед, обрушившихся на головы андорранцев, епископ Урхельский, обидевшись на задержку с выплатой дани, послал жандармов перекрыть дорогу со стороны Испании. Оставалась шаткая надежда на помощь соправителя княжеством, французского президента. Но Пиренейские горы и, самое главное, смута, воцарившаяся в третьей республике, лишили жителей последнего упования на помощь. А тут как нарочно – весна: хлеб и рис еще зимой доели. Да и женщинам нужны разные мелочи, вроде иголок и керосина, а мужчинам – новые ножи, порох и пули. Таким образом, политическая и повседневная жизнь государства оказалась полностью парализована.

И в этот трудный час явился Борис Скосырев.

 

3.

 

Еще за год до вышеописанных ужасных событий Скосырев в первый раз посетил Андорру. Нищета местных жителей поразила его. Дичь и несколько кругов сыра – вот был их единственный золотой запас. Дети ходили в лохмотьях, женщины прятали лица, мужчины сплетничали и пили терпкое вино. Белоэмигрант из заснеженной России сразу отметил несуразность местных порядков и, заодно, благоприятствующие условия для их разрешения. В голове гостя созрел целый план масштабных реформ.

Тем не менее, Скосыреву не помогли ни добытое письмо герцога Гиза с отказом от феодальных прав на Андорру, ни связи с нужными людьми третьего рейха, ни документы английского резидента. Даже либерал Уго и тот решил, что отмена дани и провозглашение независимой конституционной монархии наподобие Лихтенштейна – это уж чересчур.

Через месяц Скосырева выслали из Андорры.

На этом сказочке бы конец, но не надо забывать о главных пружинах любых историй. В данном случае такой пружиной стала жена Херонимо. Звали ее Карменситой и отличалась она редкостной красотой. Злые языки, во главе с Мерседес, супругой трактирщика, говорили, что пятнадцатилетней девчонкой она танцевала на рыночной площади Саламанки. Херонимо – тогда молодой человек, больше испанец, а не андорранец, выряженный как матадор, в первый и последний раз выбрался за пределы княжества. И увидел ее, стройную, с загорелыми изящными икрами, над которыми радужной спиралью взметывались к самым коленям оборки карминного платья...

Так и осталось тайной, чем мог пленить Карменситу потешно выглядевший в толпе испанцев крестьянин из глухой провинции. Мерседес утверждает, что Херонимо обещал юной девушке открыть тайну клада мавра, который на протяжении нескольких поколений ревностно сберегал его род.

Впрочем, прошло лет двадцать, клада так никакого Карменсите не досталось, и из уличной принцессы она сделалась сварливой Ксантиппой. Тем не менее, Карменсита достаточно быстро смирилась со своим положением полновластной хозяйки.

Жандармы епископа Урхельского перекрыли единственную тропу, по которой в Андорру контрабандой заводился «предосудительный для церкви и добрых нравов народа» товар. Стоически выдержав пару месяцев без известий из мира моды, Карменсита взбунтовалась.

Сомнения Херонимо продолжались недолго. Уже через неделю в харчевне Хосе был собран маленький совет. Птицелов Венансио, как знаток тайных горных троп, был послан в ближайший испанский город с наказом телеграфировать на оставленный сеньором Скосыревым адрес...

 

4.

 

В свете изложенных обстоятельств, теперь не остается никаких сомнений, что въезд Скосырева в Андорру в июле 1934 года был только формально нелегальным.

В Каса-де-ла-Валь уже было все готово. 7 июля 1934 года Скосырев повторно обратился к Генеральному совету, предлагая принять себя в качестве короля Андорры. На этот раз большинство членов совета поддержало его. Скосырев объявил себя сувереном Андорры Борисом I. На второй этаж Каса-де-ла-Валь срочно доставили извлеченный из местной типографии гектограф. Заранее заготовленная конституция страны была мгновенно отпечатана в сотни листовок. И неудивительно, ведь конституция вышла короткой, всего из семнадцати пунктов. Суть пунктов сводилась к тому, что защиту прав коренного населения берет на себя... король.

Когда до епископа Урхельского дошла весть об избрании Бориса I, он... Нет, не впал в ярость, не увеличил размер дани, а наоборот изъявил неожиданную милость к новой монархии. Как истого сторонника Бурбонов, его до сих пор ужасало бегство Альфонса XIII. Республиканское правительство, за два года не добившееся ничего, кроме хаоса в стране, он ненавидел всеми фибрами души. А тут – такой бальзам на душу. Епископ был образованным человеком и особенно любил начало «Войны и мира», где французские эмигранты спасаются от ужасов революции в России. И вот теперь пришел его черед протянуть длань гонимому белому цвету. Жандармам было приказано вернуться в казармы. В Андорру хлынул поток товаров. Появились первые туристы. Мерседес божилась, что видела людей на автомобиле.

На волне всеобщего воодушевления и облегчения 8 июля Генеральный совет утвердил реформы Скосырева и признал его королем независимой Андорры.

Окрыленный успешным началом правления, Борис I вскоре перебрался в близлежащий городок Сольдеу. Не отмеченный древними зданиями и башнями, помнящими нашествия мавров, он был куда лучшей площадкой для задуманных преобразований. Следом за королем потянулись члены парламента. Каса-де-ла-Валь, впервые с XVI столетия, опустела.

Первыми, конечно, отъехали сеньор Херонимо с Карменситой. Затем пришел черед вечного холостяка Уго (в маленькой стране сложно найти девушку по сердцу, да к тому же еще красавицу). Дольше всех неожиданному возвышению Сольдеу сопротивлялась Мерседес. Уперев руки в бока, Мерседес кричала:

– Это что же делается? Сольдеу... Да это же у черта на куличках, в Канильо! Там у меня даже пятиюродных братьев ни одного! Не поеду и все!

Хосе, муж смирный, однако ему пришлось, напившись крепкого испанского вина, хорошенько поколотить Мерседес.

С приездом короля и харчевни Хосе жизнь в Сольдеу разительно изменилась. В каких-нибудь два дня появился цыганский табор. Говорили, что цыгане добрались по перевалам из Пас-де-ла-Касы, что на французской границе.

Под свою резиденцию Борис I облюбовал дом одной честной вдовы. Епископ Урхельский нанес официальный визит. Планы короля совершенно очаровали его преосвященство.

 

Король, не в силах усидеть в плетеном кресле, то и дело вскакивал, повторяя:

– Мы должны поднять национальный дух, сейчас, в пору упадка монархий. Нам нужно возродить политику деятельных государей. Когда-то решительность и мужество Карла Мартелла спасли Европу от нашествия мавров!

Епископ Урхельский, щурясь, поглаживая черную, с белыми нитями, бородку, кивал.

– Очень хорошо, сын мой. Но вам не мешает подумать о переходе в лоно истинной веры.

Король рассеянно кивал, на ходу обдумывая текст очередного указа.

Впрочем, самое главное, что андорранцы были довольны. Проблемы, казавшиеся неразрешимыми на протяжении веков, решались вмиг, как по мановению волшебной палочки!

В понедельник Борис I провозгласил всеобщее избирательное право, во вторник – организовал в Андорре оффшорную зону, в среду – разрешил торговать в любой день и без уплаты пошлин выезжать заграницу. Глубоким старикам казалось, что рушится мир. Прочие – ликовали. Но всех превзошел холостяк и либерал Уго. С помощью отмычки он проникнул в Хранилище семи ключей в Каса-де-ла-Валь и самолично вынес и сжег на площади ворох старинных документов. Безумные крики Уго еще долго оглашали узкие улочки Андорры-ла-Вельи:

– Да здравствует король! Конец прозябанию в трясине феодализма! Да здравствует прогрессивная монархия! Да здравствует свобода торговли, всеобщее избирательное право и свобода передвижения!

А в пятницу ворота скромного особнячка, в котором поселился король, украсила вывеска с лозунгом, ставшим девизом королевства: «Хватит жить на задворках истории!»

 

5.

 

Борис I Андоррский был высок, голубоглаз, всегда свежевыбрит. Нос прямой, под ним – светлые усики. Узкая дорожка пробора разделяла белокурые волосы на две неравные части. Правая рука занята серебряной рукояткой трости. Неудивительно, что он совершенно очаровал дочь Карменситы.

 

Дочь звали Меритчель. Ей было немногим больше чем матери, когда та танцевала на площади Саламанки. Меритчель выросла доброй девушкой. И только пылко, безответно влюбленный в нее старый холостяк Уго мог назвать девушку достойной сотни романсеро.

Неизвестно, что вышло из томных вздохов Меритчель о короле. Известно лишь, что в один жаркий полдень, когда собака носу на улицу не высунет, Уго увидел, как его дама сердца преспокойно дает его величеству напиться родниковой воды из кувшина. Весь либерализм Уго вскипел и испарился, подобно венерианским океанам. Чувство ненависти к королю разом превратило его в гремучую смесь Брута и Равальяка. С того рокового полдня в угловой комнатке новой харчевни Хосе начали собираться заговорщики.

Между тем, как это часто бывает, вмешался неожиданный фактор. Или, скорее, ожидаемый. Одним прекрасным утром, когда горы еще дышали свежестью и темные их абрисы четко вырисовывались на фоне розовеющего неба, Борис I решил отправиться освежиться к реке.

То, что искупаться в ледяной горной воде еще ни разу не приходило Скосыреву в голову, объяснялось состоявшимся накануне разговором с неизвестно как залетевшим в Андорру случайным знакомым по бронедивизиону. Налымов сразу стал хвастать, что неплохо устроился во Франции: рента, махинации с векселями, чудовищный разврат по ночам. Борису стало неловко. Поручик и раньше не нравился ему своими грязно-серыми глазками и развязанной манерой выражаться. Одним словом – неприятный человек. А потом Налымову пришло в голову сказать:

– А ты знаешь, прав этот чудак философ Бердяев. В Париже общественность, всякие там Гиппиусы, Мережковские и Набоковы негодуют, а в сущности им возразить нечего. Большевикам удалось сломать ложь и косность старой России. Все по Гегелю. Тезис, антитезис, потом будет новый синтез, новое возрождение христианства. Русь восстанет из пепла как Феникс!

Борис с недоумением посмотрел на Налымова.

– Какая чушь!

Налымов, вместо того, чтобы пожать плечами, уперся.

– А ты все такой же. Помню, как о тебе Катька Измайлова говорила. Эх, славное было время, довоенный Петербург! Забавы любви на общей кровати, рядом сразу две, голые... Да, у нее подруга-модистка была. И все так...

Поручик прищурился, как кот вылакавший сметану. Однако Скосырев быстро совладал собой. Даже сдержал улыбку. Видел бы Налымов, во что превратилась Лила.

– Возрождение? А что если даже костей, пепла не останется? Из чего воскреснет Россия? – Скосырев саркастически рассмеялся. – Знаешь, мне иногда кажется, что их Ленин прав и наша интеллигенция, мнящая себя мозгом нации, только спит и видит, как Россию приносят в жертву всему человечеству, как распинают целый народ, с тем, чтобы прочим удобнее было каяться!

Налымов, порядочно выпивший вина и не нашедший аргументов, отставил бокал.

– Брось, ты же авантюрист. Думаешь, я не знаю про твои делишки с британцами? Но я, между прочим, тебя давно обскакал. Стало выгодно большевикам продавать – долго не думал. И остался бы в Совдепии, да вот беда – продажная любовь там нынче под запретом. А я, сам знаешь, люблю все такое надкусанное...

Лицо короля не изменилось.

– А ты, Налымов, негодяй. Пшел вон!

Неудивительно, что на следующий день король Андорры заставил себя выкинуть из головы поручика.

Пробираясь по осыпи между кустами тамариска его величество вдруг увидел мальчишку-подростка. Это был Фернандо, брат Меритчель. Мальчишка только что искупался в сложенной из голышей ванне. Кудрявые волосы Фернандо намокли, а с торса стекали капельки воды. Скосырев усмехнулся шутке провидения. Вот кому досталась красота Карменситы.

Фернандо играл в волчок. Только не как в России, а по-особенному. Мальчишка запускал волчок и, когда он уже какое-то время крутился, поднимал его большим и указательным пальцами и ставил на раскрытую ладонь, где тот продолжал вращение.

Заметив короля, Фернандо улыбнулся.

– Здравствуйте, сеньор! Хотите пантумак (хлеб с томатами. – Прим. ред.)? А может кабралес (испанский сыр с голубой плесенью. – Прим. ред.)?

Борис протянул руку к волчку.

– А ведь я, в России, тоже играл в такую штуку.

Но Фернандо неожиданно заупрямился.

– Сеньор, это настоящая каталонская игра. Здесь нужна большая тренировка. У вас так ничего не выйдет.

Скосырев улыбнулся.

– А это мы посмотрим...

Однако мальчишка оказался прав.

Тогда король, позабыв о купании в горной речке, стал раз за разом пробовать повторить трюк с волчком. Безуспешно.

– Знаешь, Фернандо, – наконец принужден был он сказать, – у меня много государственных дел. Давай я как-нибудь в другой раз покажу тебе, что нет ничего невозможного для короля?

Проклятый юнец бросил на Бориса полный плутоватого торжества взгляд.

– Разумеется, сеньор. Но только...

– Только... что?

– Не могли бы вы поставить на кон несколько песет?

 

6.

 

Сначала Борис просто выбросил из головы мальчишку с волчком.

А потом случилось ожидаемое. Скосырев затосковал. Преображение крохотной Андорры совершилось на глазах. Епископ Урхельский перестал говорить о смене веры. Народ боготворил короля.

Борис обнаружил, что даже прекрасные горы, бесконечное синее небо, пахнущие травами сыры и близость Испании и Франции превратились в прутья золотой клетки. Он велел выписать кучу советских журналов. В рабочем кабинете повесил новую карту СССР.

Борис доставал свою старую записную книжку и погружался в расчеты. Если философ Ильин прав и власть красного Валтасара, оставив мощную индустрию, гидростанции на Волге, Днепре, Енисее, падет лет через двадцать... Главное, успеть в Россию, чтобы не дать партийной верхушке обшляпить народ, а представителям национальной интеллигенции растащить страну на квазинезависимые государства, ложащиеся, как дешевая проститутка, под Европу и Америку. Однако первым делом надо добыть денег. Много денег. Но в маленькой Андорре? И тут Борис вспомнил о волчке Фернандо. «А что, если превратить Андорру в настоящий игорный рай, наподобие Монте-Карло?» – задумался Борис I.

 

Мысль сперва показалась ему дикой. Но чем чаще он возвращался к ней, тем привлекательней она представлялась ему.

Все так и было. Король не сумел выиграть у мальчишки в волчок, но зато сделал выигравшей стороной свою когда-то покинутую великую родину.

В пятницу, в шесть пополудни, умиротворенному состоянию епископа Урхельского пришел конец.

Его преосвященство недовольно взглянул на униженную фигуру Уго.

– Да ты не клевещешь ли, сын мой? Азартные игры, здесь, в богоспасаемой Андорре? Эти игровые дома, сами «порождения дьявола»... Но я ведь знаю, что ты неровно дышишь к Меритчель!

Некрасивое, с бегающими глазками и низким лбом, лицо гонца расплылось в зловещей улыбке.

– Пусть меня, не сходя с места, поразит проказа!

Епископ Урхельский хмуро кивнул.

– Смотри, тогда ни слова о том, что ты здесь был.

Оставшись один, он долго сидел в кресле, теребя бородку. Наконец решился немедленно ехать, образумить безумца.

Возможно, миссия его преосвященства вполне бы удалась, но... когда открылись двери и епископ Урхельский стремительной походкой вошел в новую резиденцию короля, то он онемел от возмущения.

Король и Фернандо играли в волчок.

– Ваше Величество! – загремел голос нежданного гостя.

Однако у Бориса в первый раз получилось обыграть Фернандо, и поэтому он ничего не услышал.

– Что здесь происходит?!

Король, наконец, посмотрел на епископа.

– Ничего, ваше преосвященство. Мы просто играем в известную каталонскую игру.

Брови епископа сошлись на переносице.

– А это?! – он ткнул на сложенные в углу стола аккуратными столбиками монеты.

– Всего лишь несколько песет.

– Вы играете на деньги?

Скосырев пожал плечами, всем видом показывая, что не понимает, чего это с всегда вежливым почитателем таланта Толстого. Но епископу Урхельскому уже не нужно было никаких доказательств.

Он воздел руки над головой.

– Это, это... разврат!

 

На следующее утро присланные из Испании жандармы, воспользовавшись бездействием набранной из местных жителей стражи, арестовали короля.

 

7.

 

Суд в Барселоне приговорил Бориса Скосырева к одному году тюрьмы за незаконное пересечение границы. Вскоре бывшего короля освободили и выслали в Португалию.

Между тем, Борис не собирался сдаваться. Он знал, что на чаше весов судьба не маленькой Андорры, а России. Надо было разыскать своих бывших товарищей по фронтам первой мировой и гражданских войн. От Херонимо пришла весточка, что народ княжества молит опального правителя о возвращении. Но на этот раз Скосырев не повторит ошибки. Андорранцы еще патриархально религиозны и им достаточно упоминания одного имени епископа Урхельского, чтобы упасть на колени.

Попытка вернуть трон Андорры почти удалась. Но, пришедшая в себя после позорного мая 1940 года, Франция всполошилась. Теперь жандармы и регулярные части угрожали с тыла. В самой Испании власть взял Франко. А потом Скосырев был глубоко разочарован безволием немецких генералов, так и не решившихся вовремя убрать Гитлера и расстроить очередную британскую многоходовку.

И все же, последний акт драмы оставался за Борисом. Он был выходцем из Западного края и не любил невзрачных концов русских романов. К тому же, если расчеты окажутся верными, и восстания в лагерях ГУЛАГа охватят весь СССР, ему надо заслужить моральное право встать у руля настоящих реформ.

Когда Германия напала на Советский Союз, Борис Скосырев – ни много ни мало – объявил войну третьему рейху! Говорят, что с отрядом из двадцати человек – его товарищей, русских офицеров и местных жителей – под флагом Андорры и красным знаменем, с неизменной тростью в правой руке, Борис I вторгся в покорившуюся безумству австрийского ефрейтора Францию. Успел дать несколько мелких боев, потом был разбит и отправлен в концлагерь Перпиньян, откуда в сорок пятом был освобожден американцами. Тогда же, но никак не позже 1948 года, состоялась встреча Скосырева с Бердяевым. Они сильно повздорили. Бердяев не любил монархистов, даже конституционных.

 

8.

 

Когда старик принялся уверять, что давно разгадал секрет российских реформ и готов предоставить безупречный план действий представителю Москвы в полное распоряжение, «пока еще можно все спасти», Невзоров решил больше не включать запись. К тому же, взглянув на циферблат, посланец ленинградского телевидения увидел, что у него осталось совсем мало времени. А надо будет бежать в другой конец города.

 

Борис Скосырев нес полную нелепицу, уверяя, что благодаря личным связям давно выяснил местонахождение золотого запаса Российской империи, Янтарной комнаты, а также секретных бумаг, полностью изобличающих роль британского правительства в октябрьском перевороте семнадцатого года. Наконец старик сделал извиняющий жест.

– О, наверное, вы устали держать микрофон. – Он вытащил плотно запечатанный пухлый конверт.

Укладывающий звукозаписывающую аппаратуру, Невзоров поморщился.

– Что это?

– Там – все.

Клятвенно заверив, что передаст пакет «на самый верх», корреспондент поспешил распрощаться. В голове крутилась мысль: жалко, что для нашей советской тележурналистики слово «сенсация» ругательное.

По дороге, ожидая обнаружить в конверте валюту, вскрыл его. Внутри оказались пожелтевшие от времени письма, телеграммы. Это грозило объяснением с людьми из КГБ.

– И свалился же мне на голову этот недокеренский!

Разочарованный, озираясь по сторонам, Невзоров выбросил бумаги в ближайшую урну. Потом, с легким сердцем, поспешил на ближайший рынок за дешевыми джинсами.

 

Опубликовано в газете «Истоки» (№ 45 от 9 ноября 2016 г.)

 

© Александр Иликаев, текст, 2016

© Книжный ларёк, публикация, 2016