Александр Леонидов. Американский тупик

Запад, как свихнувшаяся хомячиха, сожрал своё потомство...

(Экономический анализ "Потребительской модели")

 

Эта статья призвана восполнить большой пробел – а именно дать критику американизма и глобализма с чисто экономической точки зрения. Обычно глобализм у нас критикуют с нравственной точки зрения, по умолчанию соглашаясь с тем, что экономически он силён, и, дескать, самая сильная его сторона – потребительская. При этом потреблению тоже выпадает «на орехи» – потребительские успехи начинают критиковать сами по себе, как безнравственные. Мне кажется, это совершенно контрпродуктивно, поскольку (как экономист) я не могу видеть в росте потребления зла, а глобализм даёт море фактов для анализа своей ИМЕННО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ несостоятельности.

 

 

Обывателю кажется логичным, что самый высокий уровень потребления – в обществе с потребительской психологией. Мол, там, где потреблением занимаются мало, по остаточному принципу (увлекаясь, например, космосом, танками и помощью мировому социализму) – там с потреблением дела плохи. А там, где потреблению посвящены все мысли, чувства и чаяния общества – там, вероятно, и будет самый высокий уровень потребления материальных благ.

Такова простейшая, бухгалтерская логика (прибавишь – прибавится, отнимешь – отнимется), которая почти всегда противоположна более сложной логике экономической науки.

Но вот первая загадка: почему в фольклоре и мифологии всех времен и всех народов человек с потребительским отношением к жизни – презираем? Что, все племена и расы сговорились жить бедно, туго и худо?!

 

 

Вторая загадка, уже экономическая: жизнь доказала, что никакие, даже самые экзотические увлечения общества (будь то космос, танковые армады или построение коммунизма у папуасов) не бьют так сильно по уровню СРЕДНЕСТАТИСТИЧЕСКОГО ПОТРЕБЛЕНИЯ, как всеобщая, среднестатистическая потребительская идеология.

Именно тогда, когда общество зациклилось на потреблении материальных благ, именно тогда, когда оно думать забыло о чем-то ином – наступает кризис в сфере материального потребления.

Бухгалтерская логика не действует: почему-то потребление, финансировавшееся по остаточному принципу от «больших идеологических проектов» было выше и качественнее, чем потребление (я имею в виду среднее, а не отдельных единиц, «олигархов») сформированное в условиях приоритетности и первичности потребительства.

Вот два характерных примера: уровень реального потребления в РФ и в США. В РФ уровень потребления никак не может достичь уровня РСФСР, несмотря на то, что (в случае РСФСР) речь идет о стране прошлого века! В США уровень реального потребления материальных благ в наши дни ниже, чем он был в 70-е годы ХХ века!

Несмотря на разные пути двух геополитических гигантов – мы имеем один и тот же исторический результат потребительской идеологии. Провозгласив, что «Потребление – наше всё!», державы по обе стороны Атлантики двинулись не к потребительскому изобилию, а к потребительскому обнищанию. Пока это обнищание носит относительный характер, но скоро обещает принять абсолютный характер.

Почему же потребительская идеология – такая с виду привлекательная для обывателя (мол, хватит отвлекаться на гигантские абстракции и расплывчатые химеры! Все силы – на получение жратвы и шмоток!) – провалилась (ныне уже и западная статистика свидетельствует, что провалилась) в той самой своей части, в которой обещала изобилие?

Тому есть ответ в законах экономики – у того, кто изучает экономическую науку настоящим образом.

Но для начала (чтобы нас понял простой читатель) – задам несколько обывательских вопросов. Как вы думаете, где останется больше соболей – в лесу, где все гоняются за соболями, или в лесу, где охота на соболей считается незаконной и постыдной? Как вы думаете, где останется больше древесины – в лесу, где считается неприличным рубить дрова, или в лесу, где все только и делают, что рубят дрова?

Даже простой обыватель понимает: меди (или золота) в той или иной речной пойме не станет больше, если все, словно сговорившись, ищут там медь (или золото). Напротив, больше всего металла сохранится там, где его никто не ищет (притом, что он там есть, конечно).

Теперь – от простых примеров к общему закону экономической науки, нарушенному либеральным подходом к хозяйствованию. Это закон зависимости побочного эффекта от основного (эффектообразующего) фактора.

Например, в физике, функция теплоуловителя неразрывно связана с теплоизлучением. Понятно, что качество теплоуловителя может быть разным: в зависимости от конструкции он может терять или сохранять 90 или даже 99% тепловой энергии. Понятно, что ловить тепло под пуховым одеялом легче, чем дырявым решетом. Однако всякий, даже самый совершенный теплоуловитель бесполезен и бессмысленнен без теплоизлучателя.

И хотя теплоизлучатель совершенно противоположен по функциям теплоуловителю (он отдает тепло – а задача забрать, удержать тепло) – именно он является эффектообразующим фактором. Не станет теплоизлучения – нечем будет поживиться и теплоулавливанию. Формулу закона мы приводим в сноске [1].

Стремление к потребительским удовольствиям не может рассматриваться как основной мотив деятельности, и никогда таковым не рассматривалось в истории. В истории мы наблюдаем череду макро-проектов (возведение империй, распространение монотеистических религий, насаждение коммунизма и т. п.) в которых потребительское удовольствие было техническим стимулом ВНУТРИ системы мотивации. Этот стимул уравновешивался страхом наказания и только в таком уравновешенном виде мог развиваться.

Что получится, если мы попытаемся рассмотреть потребительское наслаждение как основной мотив человеческой деятельности? Для экономиста совершенно очевидно, что произойдет СХЛОПЫВАНИЕ, КОЛЛАПС материально-технической базы потребления. Бесконечность потребительских ожиданий приведет к нолю потребительских возможностей.

Почему?

Я говорю, опираясь на статистические результаты чудовищного эксперимента, который либералы произвели над человечеством. Но это не значит, что кроме результатов у меня нет теоретического обоснования итогов либерализма.

Дело в том, что всякий, даже самый аскетический мега-проект вынужден был заигрывать со сферой потребления, заискивать перед ней. Император, возводящий великую империю, поп или мулла, насаждающий «правильную» религию, комиссар, несущий революцию на штыках – каждый из них для успеха проекта, которым был одержим, должен был предоставить средства поощрения «своим», отличные от средств наказания «врагам». Иначе бы люди от них отвернулись, и враги восторжествовали бы над ними.

Единственный проект, который никак не обязан заискивать перед сферой потребления – это проект потребительского общества. В нем потребление – не награда за действие, а собственное содержание проекта. Следовательно – кто не успел, тот опоздал, дважды к столу звать не будут. Равно как и подсаживать к столу за «правильные» (с точки зрения власти) поступки. Чем меньше людей за столом – тем больше каждому из них достанется.

Возникает формула-ловушка, неизбежная для потребительского общества – когда объёмы потребления стремятся к бесконечности, а его протяженность – к нолю.

Некий условный «Я» поглощаю всё больше и больше. Чтобы поглощать всё больше и больше – я стремлюсь делиться всё меньше и меньше.

Другие люди ведут поиск в том же направлении.

Начинается эволюционный отбор полезности – только самые полезные друг другу участники процесса осуществляют разделение функций, остальные же выпадают и вымирают.

Этот процесс – не однократная «оптимизация». Этот процесс – бесконечный, он не имеет пределов, как не имеет пределов растравленная человеческая жадность.

 

* * *

 

Потребительское общество, конечно же, инстинктивно нащупало главный ресурс быстрого и лёгкого обогащения: геноцид. Поскольку среднее потребление в обществе есть деление производственного потенциала на количество потребителей (S = P/K) – можно увеличить потребление двумя путями.

1. Наращивая производственный потенциал.

2. Сокращая число потребителей.

Угадайте с двух раз, что технологически и житейски легче?

Конечно, в истории мега-проекты и одержимость ими их комиссаров мешали лёгкому пути. Царям нужны были подданные для войн и строительства пирамид, церковникам – верующие и выполнение заповеди любви хотя бы к ближнему (а желательно и дальнему) и т. п. Поэтому человечество росло в числе, увеличивая потребление тяжелым и муторным способом – наращивая производственный потенциал.

Но в мире, где больше не нужны ни войны, ни пирамиды или башни вавилонские, ни заповеди – ненужной становится и людская масса! Потребитель неизбежно воспринимает сограждан не как сотрудников, а как конкурентов за потребительские ресурсы.

Возьмите, например, больной вопрос – квартиры. Квартиру можно купить (если её построили) – или получить по наследству от умершего родственника бесплатно. Что легче? Не смешон ли вопрос?

Экономически всякий мор и всякая чума будут выгодны желающим обрести своё жильё (мы говорим, естественно, в узком экономическом смысле – предполагая у желающих волшебный иммунитет от чумы). Они снимут с них гигантские платежи за новую квартиру и предоставят им на выбор множество ВЫМОРОЧЕННЫХ жилых помещений.

В области киноискусства это гениально отобразил Дж. Ромеро – поместив своих героев ("Рассвет мертвецов", 1968 г.) в шикарный супермаркет ЕДИНСТВЕННЫМИ ОСТАВШИМИСЯ ПОТРЕБИТЕЛЯМИ.

 

 

В фильме ужас от осаждающих зомби лишь подчеркивает и оттеняет потребительское всемогущество последних людей на планете, которым вдруг, разом, по итогам апокалипсиса – достались все потребительские блага. Раньше на элитные меха или сигары денег не хватало – а теперь деньги стали не нужны, апокалиптический коммунизм!

С тех пор жанр пост-апокалипсиса стал очень популярен в западном киноискусстве – не столько умом, сколько инстинктом человек потребительского общества ощущает в нём сладость невероятных возможностей потребления, помноженную на стресс жестокой борьбы за выживание.

 

* * *

 

Классический рыночный геноцид – это вымаривание хозяевами ресурсов ресурсопользователей-арендаторов, которых Маркс почему-то назвал «пролетариями» (ресурсовладельцев назвал ещё нелепее – «буржуазия», т.е. «жители города»).

Логика понятна: если владелец поля или сада – эгоист, то он не хочет увеличивать ОБЩЕЙ урожайности: это трудно, тяжело, требует большого ума и компетенции. Гораздо легче забрать – даже при низкой урожайности – себе долю побольше. За счет кого? За счет батраков, арендаторов, оставив им поменьше... Потом ещё меньше, ещё... ещё... Так и происходит классический рыночный геноцид, в последний раз развернувшийся в России в 1992 году.

Когда убийство взрослых взрослыми оказывается опасным (убиваемые сопротивляются, вспыхивают революции) – потреблядство находит выход в убийстве детей.

Ведь в условии решаемой ими задачки возраст умерщвляемых не указан – указано лишь требование «меньше народу (= больше кислороду)».

Так мы и пришли в постмарксову реальность Запада, когда издевательства над рабочим классом по большей части сняты и обезврежены, а весь геноцидный удар рынок перенаправил против будущих поколений.

Каждый ребенок в семье – это едок. Причем с развитием технологий едок перестает быть едоком и становится добытчиком всё позже и позже. Причем с развитием «эмансипации» едок, становящийся добытчиком, – вовсе не крепостной у своих родителей, он может их послать куда подальше, ибо – «свободная личность».

Причем – с развитием цивилизации – работников требуется на производство всё меньше и меньше...

Нельзя признать, что уровень жизни семьи с 8 детьми ровно в 8 раз ниже, чем уровень жизни семьи с одним ребенком; тут возможны отклонения и вариации. Но в общем и целом это примерное равенство присутствует: чем больше детей, тем ниже уровень жизни.

Какой вывод делает из этого закона представитель потребительского общества? Что лучше обойтись без детей. Аборты и контрацептивы были уже в Древнем Египте, аборигены Австралии знали три способа избавления от плода – однако нигде технологии «планирования семьи» не принесли такого опустошения, как в обществе, зацикленном на потребительских «идеалах».

Американцы и европейцы в буквальном смысле слова – СОЖРАЛИ СВОЁ ПОТОМСТВО.

Демографический кризис белой расы не отрицается даже самыми упёртыми защитниками западного либерализма.

------

Справка:

Эксперты пророчат, что к 2044 году население США станет преимущественно «цветным». Через 30 лет белых в США станет меньшинство, считают эксперты, процент «цветного» населения будет составлять 51%. К 2060 году процент белокожего населения снизится до 44 %. Доля белого населения в 1900 году составляла 30% человечества, сейчас – ниже 8%. В Германии 20% населения – арабы и турки, во Франции – 25% населения УЖЕ арабы и негры. В 2014 году самым распространенным именем, которое дают новорожденному в Осло (Норвегия) стало имя «Мухаммед» (местные не размножаются).

-----

То потомство, которое не сожрали целиком – у того сожрали мозги.

Какое-то количество детей всё-таки рождается. Но потребительское общество превращает их в дебилов. Это связано с перманентным ростом досуга относительно рабочей занятости – как в обществе (постоянно растущий процент тунеядцев), так и у личности (постоянно растущий досуг).

Экономия с целью наращивания сиюминутного, текущего потребления (практика расширения досуга за счет рабочей занятости) – подорвали фундаментальную науку (на неё у потребителей нет ни денег, ни времени). Вместе с наукой подорваны и все образовательные программы. А такой процесс, как «воспитание» подрастающего поколения вообще выбросили из лексикона (и неспроста: воспитание требует твердых принципов и незыблемых идеалов, а у либерализма таковых просто нет).

Полный паралич системы образования в либеральных экономиках при тотальном отказе от воспитательной системы грядущих поколений сочетается с глубоким кризисом системы здравоохранения.

Медицина (как и образование) – это отрасль, которая технологически не может быть хозрасчетной. Отрасль, которая зарабатывает деньги на болезнях людей, заинтересована не в здоровье, а в болезни.

Медицинское обслуживание повсеместно перешло от попыток исцеления болезней к умелым и высокотехнологичным снятиям их симптомов, при бережном сохранении самой болезни. Так скотовод стрижет овцу – и бережно защищает её здоровье.

Все больше лекарств, выпускаемых мировой фармакологической мафией, требуют «пожизненного» применения – не говоря уже о том, что их рыночная цена всё выше и выше.

Отдельной большой статьи требует особая тема – происходящая в потребительском обществе тотальная аморализация, рост насилия и агрессии, деградация системы правоохранения и общественной безопасности. Пока пометим её только одной фразой шерифа из культового американского фильма «Старикам тут не место»:

– Я не успеваю прятать револьвер в кобуру! А ведь мой предшественник даже пистолет на дежурство не носил!

 

 

Отдельной большой статьи заслуживает и проблема мошенничества и лжи производителей, которые, чтобы спихнуть свой товар побыстрее и подороже, идут на любой подлог. В итоге вместо молока мы пьём «жидкость, похожую на молоко», вместо мяса жуём «массу, похожую на мясо» и т. п. В последние годы – как нетрудно заметить – начался в мире лавинообразный процесс обрушения качества товаров и услуг...

 

* * *

 

В целом потребительское общество производит впечатление освободившейся от анкера и стремительно раскручивающейся часовой пружины. Напомню, что часовая пружина выделяет энергию движения стрелок, но малыми порциями, потому что её (в механизме) сдерживает анкер.

Если часовую пружину выдернуть из сдерживающего механизма, то она вначале стремительно развернется, выбросив всю энергию разом, за один миг, а затем бессильно повиснет, ни на что уже не годная.

Именно это и происходит с потребительством, как идеологией «ничего, кроме потребления». С одной стороны, потребительские возможности «винеров» (подавляющих «лузеров») – становятся близки к бесконечности. С другой стороны – эта дурная бесконечность куплена бесконечным сжатием потребления в пространстве и во времени.

Потребительское общество потребляет бесконечно много благ, но количество его членов постоянно сокращается, и время существования их общества на Земле – тоже постоянно сокращается.

Потребительское общество оказывается не другом, а врагом массового, широкого потребления.

Склонное делить, а не умножать, оно старается как можно меньше делиться с «разными лузерами». Потребительские блага концентрируются, как в фильме «Рассвет мертвецов» – а доступ к ним перекрывается. Среднестатистическое потребление в потребительском обществе (что в РФ, что в новых США) – не растет, а падает...

Рыночный геноцид ищет себе оправданий в теориях. Раньше это была теория социал-дарвинизма, теперь – новомодная теория экологического фашизма. Экологические фашисты предполагают очистить планету от 9/10 населения, чтобы снизить ресурсную нагрузку, чтобы оставшиеся «немногие избранные» жили в ладу и согласии с природой, загрязняя её по минимуму.

 

* * *

 

Экологический фашизм либеральных теоретиков удивительным образом сочетается с крайними формами РЕСУРСНОГО НИГИЛИЗМА.

Не видя никакой проблемы в вымирании «лишних людей», не вписавшихся в рынок (так, дескать, природе меньше нагрузки будет) – адепты потребительского общества лично для себя сняли всякие рамки ресурсной экономности. Выброшены на свалку истории понятия «долгослужащей вещи», «ремонта и починки», бережного обращения с вещью. Напротив, молох рынка требует, чтобы вещи быстрее изнашивались, быстрее устаревали (как морально, так и физически), чтобы их как можно быстрее выбрасывали и как можно быстрее покупали новые.

Требования рынка таковы, что в условиях конкуренции не продашь товара без красивой упаковки. В итоге в среднем только на упаковку (которую сорвал и выбросил через миг после покупки!) уходит в среднем около 40% ресурсопотребления и стоимости товара!

Это и есть ресурсный нигилизм, который увеличивает как грабеж ресурсов природы, так и отходы на свалках.

Одна и та же система призывает сократить человечество – чтобы оно меньше пожирало природных ресурсов – и с помощью маркетинговых технологий эти же ресурсы транжирит, разбазаривает самым неслыханным образом!

 

* * *

 

В целом, как видим, потребительская идеология, «вера в вещи» рождает массу неразрешимых противоречий и кажущихся парадоксов.

На самом деле всё это вытекает из закона экономики о зависимости побочного эффекта от основного (эффектообразующего) фактора.

Потребление является побочным эффектом какого-либо метафизического, вероисповедного проекта.

Все сложные потребительские блага возникли не сами по себе, а как побочный, вторичный продукт от той или иной вероисповедной одержимости: как утилизация достижений военной промышленности, космической промышленности, культового (храмового) строительства и т. п.

Если бы человеком управляли только половые органы (как думал Фрейд) или только желудок (как думал Маркс) – развитие человека не пошло бы дальше гигантопитека [2]. Ведь у того были непревзойденных доселе размеров и желудок, и половые органы!

 

--------------------------------------------------

[1] Формула побочного эффекта такова:

S = Y(S) / Z

Т. е. побочный эффект не равен самому себе (S) – он равен своему сочетанию с умножающими (Y) и сокращающими его (Z) технологически-незаменимыми факторами.

То есть величина побочного эффекта неразрывно связана с его образующими факторами, а извлечение побочного эффекта не может быть от них освобождено, не может превратиться в «самостоятельный процесс», где TS = t(VS), т. е. накопление продукта (S) во времени (Т) равно усилиям (V) по его накоплению в каждый период времени.

[2] Гигантопитеки (лат. Gigantopithecus) — род человекообразных обезьян, существовавший в позднем миоцене, плиоцене и плейстоцене на территории современных Индии, Китая и Вьетнама. Окаменелые остатки свидетельствуют о том, что гигантопитеки были самыми крупными приматами всех времён (ростом до 4 метров). Существуют находки, которые доказывают как минимум всеядность этих животных: найденная в 1957 году челюсть гигантопитека вместе с костями крупных травоядных, в китайском гроте Лэнцзай на отвесной 90-метровой скале, служит доказательством как хищности, так и силы гигантопитека. Считается, что среди главных причин вымирания гигантопитеков была конкуренция с людьми – более слабыми физически, но с более развитым мышлением.

 

© Александр Леонидов, текст, 2014

© Книжный ларёк, публикация, 2014