Александр Леонидов. Разруха в головах

РАЗРУХА В ГОЛОВАХ

«АПОКАЛИПСИС ГОЛОВНОГО МОЗГА»: ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ЕЁ ВРАГИ ГЛАЗАМИ СОЦИОПАТОЛОГА

 

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего.

Мы – дети страшных лет России –

Забыть не в силах ничего…

А. Блок

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

Цивилизация – это непрерывная (сама по себе) линия восхождения человечества к удобству, предсказуемости и безопасности от пещер и каменных орудий до космических и атомных технологий.

У цивилизованных людей разных поколений разные технические средства, но цели, идеалы и ориентиры всегда одни и те же (иначе они перестанут быть цивилизованными людьми, да и просто людьми).

Основа цивилизации – противостоящая звериному началу человечность. И основные начала человечности, и основные возражения ей – устойчивы и неизменны с начала истории. Суть цивилизации очень лаконично и предельно точно выражена в «Варшавянке» – песне, ставшей одним из сакральных гимнов русского массового рабочего движения:

…Знамя великой борьбы всех народов

За лучший мир, за святую свободу.

Знамя понимается цивилизованным человеком как сакральный символ цивилизации. Борьба за цивилизацию – «великая», потому что не исчерпывается «веком сим», длится тысячелетиями.

Охватывает она все народы Земли, чающие лучшей доли. И враги цивилизации тоже есть среди всех народов, как есть у всех народов «энтропический свищ» [1], соединяющий саму органику человеческого строения с дикостью и скотским поведением.

«За лучший мир» – это значит, за мир более изобильный и более безопасный, удобный для жизни, чем был предыдущий. Дикарь поклоняется стихиям и приносит им человеческие жертвоприношения, цивилизованный человек сопротивляется стихиям, изучает их и учится ими управлять.

Он – покоритель стихий. Лучший мир – с точки зрения теории цивилизации есть мир, освобождённый от власти стихий над человеком. Как жить – решает сам человек, умом и волей, а не стихия за него. Это и есть цивилизация. И другого определения цивилизации быть не может!

«За святую свободу» – это выражение лаконично передаёт нам понимание свободы в народной революционной толще, среди прогрессивных рабочих. Несмотря на все изощрения троцкистов, в понимании масс революционных рабочих и крестьян понятие о свободе оставалось традиционным, религиозным. В свободе простой человек с низов видел СВОБОДУ ОТ ГРЕХА [2]. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что «святая свобода» не есть свобода скотоложества, и наоборот свобода скотоложества – не является «святой свободой».

Либералы (да и троцкисты в верхушке большевистской партии) всегда видели в Свободе лишь вседозволенность и распущенность. Под свободой они понимали и понимают свободу безнаказанно делать всякие гадости и гадить под себя, не встречая осуждения. Но это социопаты: всякий цивилизованный, да и просто вменяемый человек понимает, что единственная желанная Свобода – свобода от принуждения к порочному поведению. Вседозволенная неразборчивая распущенность содомитов – есть форма свободы нежеланная, отвратительная и враждебная цивилизации.

Лучшие формы советской революционности апеллировали всегда (хоть и не всегда сознательно, иногда на уровне подсознательного культурного кода) к ЦИВИЛИЗАЦИИ ВООБЩЕ, а не к разным троцкистским искусственным конструктам, в которых троцкисты стремились утрамбовать смысл Октябрьской Революции. Вот другая культовая советская песня, сакральный гимн советской цивилизации:

Вставай, страна огромная,

Вставай на смертный бой

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой.

(…)

Дадим отпор душителям

Всех пламенных идей,

Насильникам, грабителям,

Мучителям людей!

Здесь мы видим народную идеологию революции и советизма, оппонирующую верхушечному троцкизму ранних лет СССР. С точки зрения классического марксизма Европа – вовсе не тёмная сила и не проклятая орда. Скорее, наоборот, можно найти множество цитат из Маркса, в которых он на эту роль (тёмной силы и проклятой орды) назначает Россию и славянство. И уж, конечно, классический марксизм и троцкизм не борются с душителями «всех» пламенных идей.

Они сами выступали и выступают душителями ряда пламенных идей (а что есть воинствующее безбожие, как не удушение пламенной и возвышенной, но вредной с точки марксизма, идеи? А борьба с философией идеализма?!).

Большевики-троцкисты не противостояли всем «насильникам, грабителям, мучителям людей». Наоборот, они сами выступали в роли насильников, грабителей («грабь награбленное!» – В. Ленин), мучителей определённых категорий людей, которых марксизм считает «вредными» и «реакционными».

Строго говоря, троцкистская секта, захватившая власть в 1917 году, имела свои, достаточно узкие и тесные, представления «о законе и благодати». Народ в лице самых широких масс, вовлеченных в революционную борьбу, оппонировал троцкизму, и далеко не всегда на уровне сознания, часто на уровне воспитания и усвоенных с детства идеалов.

Чего хотел народ? Устранить проявления дикости и внедрить цивилизованные отношения. Ведь «закон джунглей», с которым боролась русская революция, насилие и бесправие в «каменных джунглях» – очевидно отражают дикарскую, первобытную реальность. Голод, нищета, нехватки – это отражение дикости и неразвитости технических и производственных средств и нехватка механизмов. Вызывающее и кричащее неравенство, несправедливость – отражение чисто зоологических явлений доминирования самцов в животном стаде…

Народ хотел цивилизации и не хотел дикости, звериной первобытности. Он хотел получить (и в итоге получил) доступ как к материальным благам цивилизации, так и к культурному её достоянию. Люди не хотели в ХХ веке жить в курных избах – а хотели жить в благоустроенных городских квартирах. Не хотели пахать первобытной сохой – а хотели получить трактор. Не хотели жить в мире жалкого бесправия – а хотели получить права, защитить своё человеческое достоинство. Если мы одним словом оценим всю эту совокупность задач у революционных масс – то это будет ПОРЫВ К ЦИВИЛИЗАЦИИ.

Хотим нормального, а не бесконечного рабочего дня! Хотим, чтобы зарплаты хватало не только на нищенское существование впроголодь! Хотим электричества, водопровода, хотим тракторов и прочей механизации тяжёлого и грязного труда, хотим всеобщего начального, а потом и среднего образования! Хотим «культуры в массы»! Что это, как не порыв миллионов и миллионов обездоленных людей к цивилизации и её благам?

Опираясь на этот миллионоглавый порыв масс – оседлавшая на какое-то время процесс троцкистская секта узколобых начетников попыталась выхолостить его своей, сектантской, мертвенно-книжной, душной и спёртой УНИКАЛЬНОСТЬЮ.

Сектанты, попросту говоря, ПРИМАЗАВШИЕСЯ к революции, за счет своей сектантской высокой внутренней организации на какой-то срок сумели возглавить революционное движение.

Примазавшись и возглавив массы, они вместо единой, общей для всего человечества и насчитывающей уже тысячелетия цивилизации попытались дать свою версию, вычурно-экзотическую и замешанную на разных социопатиях с очевидным энтропическим свищом внутри. Чего уж говорить, если речь шла на первых порах про обобществление жён и кур, движение «долой стыд» и прочую развесистую клюкву с клубничкой!

Эти токсичные примеси сразу же заузили и накренили «советский проект» и именно они, главным образом, поспособствовали его последующему падению.

Сейчас нужно говорить честно, что не только троцкизм, но даже и изначально марксизм – не были столбовой дорогой цивилизации. Да, они включили в себя основные направления цивилизационного движения, но в искорёженном, сжатом, извращённом виде.

В итоге под их руководством цивилизация съехала в бок и в канаву, где и заглохли её «двигатели», захлебнувшись в мутной жиже массовых социопатий 80-х – 90-х годов ХХ века.

Теперь у нас – всех цивилизованных людей планеты – две задачи. Первая – это, конечно, вытащить локомотив цивилизации, сошедший с рельсов по вине машиниста и его помощников. Негоже локомотиву, набиравшему скорость несколько тысяч лет, окончить дни человеческой истории в болоте массовой психопатологии!

Вторая задача – заменить недотёпу-машиниста (то есть мировоззренческое учение) и как-то более адекватно, чем Маркс и Троцкий, объяснить мироздание вокруг нас.

 

*  *  *

 

Мы говорили, что цивилизация – это непрерывная, сама по себе, линия восхождения человечества к удобству и безопасности. Но именно сама по себе! Мы наблюдаем, что цивилизация (несмотря на её внутреннюю непрерывность мотиваций) постоянно механически прерывалась и разрушалась нашествием диких орд и прочих антицивилизационных сил.

Дикари не только грабили и разрушали цивилизованные страны, но и сравнивали с землёй прекрасные города, сжигали и втаптывали в грязь великие книги и другие произведения искусства, уничтожали очаги образованности, технического творчества. Из-за дикарей человечество много раз откатывалось назад, «забывало» и потом по новой «изобретало» очень многие достижения культуры и науки.

В худшем случае цивилизованные народы исчезали с лица земли или сами становились дикарями, переходили от оседлого хозяйства к кочевому, от земледелия и скотоводства – обратно к охоте и собирательству, от тонких тканей к грубым шкурам и т. п.

Приведу конкретный пример того, о чем говорю. Фраза из учебника Истории России, 1996 г. «…в 70-х годах IV в. гунны разгромили алан и, перейдя Волгу и Дон, устремились на поселения «черняховцев». Археологические данные показывают картины страшного разгрома страны «черняховцев». Была уничтожена перспективная ранняя цивилизация, носители которой вынуждены были скрываться в лесостепной полосе, оставив степь в распоряжение пришлых кочевников. Гунны, однако, не остались в наших южных степях и пошли дальше на запад, сделав центральной областью своей «империи» Паннонию (нынешняя Венгрия)».

От бедных черняховцев – «перспективной ранней цивилизации» – не осталось даже имени. Мы называем их по имени современного села, возле которого остатки их культуры нашли археологи. У этого народа цивилизация началась и пошла вперёд – но была механически убита гуннами.

Второй пример – нашествие монголов на Русь. Конечно, Русь, в отличие от черняховцев, сумела выжить и возродиться, но на много веков монгольское нашествие отбросило назад культуру, науку, образование Руси. В частности, монгольский погром привёл к утрате архитектурной традиции. Для возведения в Москве точной копии построенного русскими Владимирского собора пришлось приглашать итальянского архитектора Фиораванти…

Таким образом, считаю абсолютно доказанным, что цивилизация, развиваясь непрерывно и преемственно сама по себе, – в то же время может быть тяжело повреждена или даже убита нашествием дикарей извне.

Одно из таких нашествий дикарей мы недавно и пережили, а иго их – продолжаем переживать. Подобно гуннам и монголам в 80–90-е годы на человечество обрушилась волна «нео-кочевников» (они сами себя так называют, устами одного из своих лидеров, бильдербергца Жака Аттали). Это была волна атланто-либерских варваров.

Под бесовскими копытами её орд, несущих смерть, разрушение и одичание, пало уже не одно «перспективное цивилизованное государство», некоторые культурные народы истреблены полностью, другие частично, и вынуждены спасаться бегством. Вся мировая цивилизация получила от атланто-либерской орды нео-кочевников удар, сопоставимый с гуннским, вандальским и монгольским.

Есть ли принципиальная разница между М. Тэтчер, Р. Рейганом, Б. Ельциным, Чубайсом, Кохом, Аттилой, Батыем? Они одевались по-разному и говорили на разных языках. Но их «вклад» в цивилизацию одинаков: отбрасывание культурных народов на века назад в их цивилизационном развитии. Безусловно, историки будущего станут говорить о нашествии либералов-атлантистов и глобалистов так же, как они говорят о первых «глобалистах», мечтавших искупать копыта коней в волнах «последнего моря»…

Конечно, варвары и дикари могут разрушить цивилизацию только в том случае, если она надломилась и сгнила изнутри. Цивилизация легко справится с дикарями, если она сохраняет целостность и жизненный тонус. Но если она (как советская) увязла в противоречиях и социопатиях – то нашествие самых диких зверолюдей может стать для неё смертельной опасностью.

Монголы обрушились на Русь, когда она была на стадии междоусобной раздробленности. Эти междоусобия князей, а не только монгольская орда, погубили домонгольскую, киевскую Русь.

Атланто-либерская волна нео-кочевников обрушилась на СССР в период его мировоззренческого ступора и познавательной слабости. Конечно, если бы не нео-кочевники, то больная цивилизация могла бы переболеть и поправиться, найти в себе силы выздороветь. Но она была в буквальном смысле сметена натиском варваров, которые сами по себе никакой культуры не несут, а живут лишь разграблением чужих культур.

Подобно Тамерлану или Ахмаду, американская орда (которая, как и любая орда, не может долго стоять на одном месте, начинает голодать и разваливаться) – прошлась огнём и мечом по миру. Она «гуляла» по советской Евразии, по Югославии, Северной Африке, Ближнему Востоку, странам Южной Америки и Африки, всюду сея разрушения и смерть, вбивая покорённые народы – в прямом смысле слова – В КАМЕННЫЙ ВЕК.

 

*  *  *

 

Можем ли мы спасти человеческую цивилизацию, не возвратив движения к социализму? Нет. Одно без другого не живет и не работает. Конечно, проявления реального социализма (как общества развивающейся упорядоченности и всеобщего блага) – гораздо шире сектантских рамок бывшей КПСС.

Для скептиков приведу альтернативный пример социалистического развития – Норвегию. Народная революция (крестьянская война) победила в Норвегии в XIV веке. После этого Норвегия развивалась социалистически, не знала крепостного права, феодализма, народ в ней с XIV века имел широкие выборные права. В ХХ веке Норвегия продолжила свои давние традиции.

Это была страна тотального государственного контроля над всеми энергетическими ресурсами, их добычей, переработкой и ведущими предприятиями других отраслей, в частности, таких передовых, как телекоммуникации. Как жили люди в этой стране победившего, альтернативного советскому, социализма, мы наслышаны от «перестройщиков».

ООН вполне заслуженно поставила Норвегию на первое место в мире по индексу человеческого развития. Там в течение ХХ века отсутствовал свойственный рыночным бесам чудовищный разрыв между богатыми и бедными. Бедных в Норвегии просто… не было. Сверхбогатых — тоже. Соблюдалось – вплоть до самого нашествия атланто-либеров в XXI веке – примерное равенство по уровню достатка.

Конечно, орда рыночных бесов, разрушив социалистическую империю, не могла пройти и мимо маленькой социалистической республики на отшибе истории. Сегодня в Норвегии такой же кризис цивилизации и цивилизованных отношений, как и во всём мире. Во многом уже утрачены прелесть и шарм угасшего «норвежского социализма», традиции которого шли из глубин Средневековья…Рыночные бесы сеют в Норвегии грабёж и неравенство, воруют детей и торгуют ими, наводняют вчера ещё счастливую страну толпами варваров, насаждают содомию, разврат и разложение.

Цивилизация обязана строить справедливое и правовое общество – иначе она перестанет быть цивилизацией. Тот поворот в сторону от идей справедливости, изобилия, равенства и безопасности, который совершила орда либеральных варваров-неокочевников, – конечно, есть поворот вопреки цивилизации, разворачивание истории вспять.

 

*  *  *

 

Социализм был заложен в первых государственных образованиях Древнего Мира точно так же, как современный автомобиль был изначально заложен при изобретении колеса и понятия о транспорте.

Да, конечно, модели транспорта совершенствуются от арбы к «мерседесу». Но сама его цель – нет. Ускорение, удобство и безопасность передвижения человека – к этой цели создатели деревянной арбы стремились точно так же, как и современные авто-конструкторы. Технических средств в Древнем Мире недоставало, но ЦЕЛЬ НЕ МЕНЯЛАСЬ СТОЛЕТИЯМИ И ТЫСЯЧЕЛЕТИЯМИ!

Социализм предельно ослабил себя – когда, сужая собственные горизонты охвата, – стал говорить о собственной «уникальности», новизне, беспрецедентности. То, без чего человечество тысячелетиями жило, – можно рассматривать и как ненужное, и как лишнее.

Человечество никогда не жило без идеи справедливости, и её выкинуть из жизни не удастся. Но, прекрасно столетиями обходясь без троцкистских «ритуальных радений», ощущая всё их сектантское начетничество, человечество легко и охотно избавилось от них.

Между тем стремление к справедливости и лучшей жизни – повели человека из первобытной саванны через все этапы и сокрушительные катастрофы мировой истории – ИЗНАЧАЛЬНО. Грубо говоря, человеку, не желающему социализма (если понимать под ним права и справедливость) – незачем было слезать с дерева, незачем было выходить из джунглей.

Попытка отождествить социализм с сектантским, бездоказательным и круто замешанном на негативных эмоциях и личностных извращениях основоположника ленинизмом – привела в итоге к тому, что (как говорит народная пословица) «вместе с грязной водой выплеснули и ребёнка».

Или – «пытаясь подправить бровь, выбили глаз». Суть дела в том, что в постсоветской реальности избавление от пыльного груза сектантской ритуалистики совместилось с избавлением от… цивилизации, как таковой!

Постсоветское общество – не просто антисоциалистическое.

Оно дикое.

Оно дикое с любой точки зрения – будь то точка зрения Колчака или Деникина, Кейнса или Черчилля, Катехизиса «Православное исповедание Церкви Восточной» XVII века [3] или даже сиутского номарха Теф-иби из древнего (!) Египта [4].

Точность измерений, точность деталей для механизмов – живая душа цивилизации. Рыночные «реформы» сделали всё неточным, зыбким, измеряемым «на глазок» или по наитию. Это подход дикаря, который заменил «неудобную» для него метрическую систему мер на локти, аршины и косые сажени…

Давайте вкратце вспомним, как торжествовало варварство и дикость над достаточно развитой цивилизацией. В многострадальной России приватизация 90-х начиналась незаконно, продолжилась на сомнительных юридических основаниях и результаты её принесли разрушительные для экономики последствия. То есть приватизация 90-х является кризисом права (а право – важный элемент цивилизованных отношений) и кризисом созидательной, производительной мысли (другого важного элемента цивилизации).

Изначально первый этап приватизации планировалось смягчить на основе именных приватизационных счетов, максимально исключающих злоупотребления и коррупцию. Конечно, и это тоже мародёрство, обворовывание как умерших, не успевших к дележу, так и не родившихся, до рождения которых всё уже поделили шустрые старшие современники.

Однако мягкий порядок растащиловки, который определил единственно легитимный на тот момент законодатель – Верховный Совет РСФСР, не понравился чуждой всякого цивилизованного начала «команде варваров» Гайдара. Приватизация пошла по безличной ваучерной схеме.

В результате приватизационные чеки были скуплены персонажами теневой экономики, которые тем самым легализовали капиталы, полученные незаконными методами. В ряде случаев были использованы и заёмные на Западе средства, таким образом, в приватизации приняли опосредованное участие крупнейшие иностранные компании.

В большинстве своём граждане России были отстранены от участия в приватизации промышленности и сельского хозяйства. Следующий этап – залоговые аукционы, авторство которых приписывают Владимиру Потанину, а исполнение – Альфреду Коху. Была законодательно оформлена схема, по которой несколько миллионеров стали миллиардерами, за бесценок получив в собственность практически все нефтяные, горно-металлургические и многие другие прибыльные производства страны. Консорциум частных банков выдал Правительству кредит в 650 миллионов долларов (взяв эти деньги у Минфина на депозит) под залог крупнейших предприятий.

Правительство залог не вернуло, предприятия перешли в собственность нескольких олигархов. Эта по сути мошенническая операция – за государственные деньги купить у этого же государства самые прибыльные активы – беспрецедентна в мировой экономической практике.

И результаты она дала удручающие: несмотря на лозунги о большей эффективности частной собственности сравнительно с государственной, только по итогам 1996 года – первого года, когда частники стали владеть и управлять высокотехнологичными госактивами, – потери экономики в два с половиной раза превысили потери страны в годы Великой Отечественной войны.

Были закрыты или практически прекратили деятельность 261 предприятие оборонной промышленности с уникальным научно-техническим потенциалом. Другие скупили за бесценок западные, преимущественно американские, компании. К примеру, «Ник энд Си корпорейшн» получила контроль над 19 военными заводами, в том числе таких прославленных, как Тушинский машиностроительный, АО «Рубин», «Авионика».

На предприятиях цветной металлургии более 90 процентов акций досталось зарубежным собственникам. Природно-ресурсная рента – доходы от продажи нефти и полезных ископаемых – в итоге на 85 процентов принадлежит частным лицам.

А в целом от распродажи крупнейших предприятий мирового уровня, стоимость которых по самым минимальным оценкам составляет около триллиона долларов, в госказну поступило 7 миллиардов 200 миллионов долларов.

Как внешний вид, так и результаты приватизации вполне похожи на «батыево нашествие», вышибившее наиболее культурную страну тогдашней Европы, Киевскую Русь, на много веков из лидеров цивилизации…

Хазары, обры в жажде куража,

Рабынь впрягали вместо кобылиц.

И скрип забытых этих колесниц

В моей груди — как лезвие ножа!

Но это описание поэтом Б. Бессоновым древних кочевников – вполне подходит и к нео-кочевникам Ж. Аттали. У них какая цель – разве не та же самая? Жажда куража… Рабынь вместо кобылиц, кобылиц к себе в постель вместо рабынь, свобода, вольница, кураж… Всё можно, всё дозволено, всё доступно – они не для этих целей, скажете, деньги воровали и воруют?!

Итоги нашествия приватиров 90-х впечатляют размахом развала экономики и всех цивилизованных отношений между людьми. Нео-кочевники развеяли по ветру законы и право, развитую культуру сложных производств, принесли с собой в Россию и нравы, и технологии Дикого Поля, первобытной саванны. Они руководствовались зоопсихологией и страдали психическими зоопатиями. Согласно данным Роскомстата, по добыче угля Россия скатилась к уровню 1957 года, станков – к 1931-му, обуви – к 1900-му, животному маслу – к 1956-му, тканей – к 1880-му и т. д.

Конечно, действие нео-кочевников не везде столь разрушительны – кое-где им дали отпор эффективнее нашего. Но везде они направлены на разрушение, причем не конкретных сооружений, а в целом – цивилизации и цивилизованных отношений между людьми.

Например, государственные железные дороги до М. Тэтчер функционировали в Великобритании, как отлаженный часовой механизм. Как только они были приватизированы, немедленно взлетели тарифы и цены.

Затем частные, а стало быть, априори эффективные собственники стали отменять «нерентабельные маршруты», закрывать небольшие станции, ну а потом вполне закономерно поезда начали сходить с рельсов.

Выяснилось, что за движение как таковое уже никто не отвечает. Пришлось срочно отыгрывать назад. Однако национализацию осуществить всё-таки не решились. Новоявленных «эффективных» собственников формально не разогнали, но теперь отрасль снова подконтрольна государству [5].

Грабеж либералами развитого и разветвлённого хозяйства в обществах высокой культуры быта – иногда давал массам кратковременное обогащение (когда их вовлекали в общее мародёрство, как хотел, но не смог Верховный Совет РСФСР в начале 90-х).

Но в долгосрочной перспективе разгром цивилизованных форм быта и хозяйствования, строившихся на справедливости, эквивалентности обменов, гарантированной стабильной устойчивости отношений – конечно же, всюду погружал и погружает народы в бездну и пучину варварства.

Главное для нас – вовсе не в давным-давно установленном факте, что гунны – это гунны. Главный вопрос в другом: почему цивилизованные люди пропустили, проморгали их нашествие. Почему МЫ допустили их существование в XXI веке?!

 

ГЛАВА 1. ДЕГРАДАЦИЯ ТЕОРИЙ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА В НОВЕЙШЕЕ ВРЕМЯ

 

Когда по итогам развала СССР ликующий криминал стал плодить «суверенитеты» и устроил целый «парад суверенитетов» (а нечто подобное было и в 1917–18 гг.) – он имел (и сейчас имеет) конкретные и незатейливые цели: грабить и разбойничать в пределах досягаемости своей банды без страха и ответственности перед центральной государственной властью. Нет такого уголовника, который не мечтал бы избавиться от конвоиров, следователей, судей, прокуроров. А если к этому избавлению прибавляется ещё личный «президентский» самолёт и красная ковровая дорожка, тусовка с мировыми лидерами – то, согласитесь, немалый бонус…

Всякое ослабление центральной власти всегда сопровождается «парадом независимостей» по той простой причине, что всякая банда разбойников в пределах своей досягаемости хотела бы «создать самостийну диржаву». В точности по рецепту бессмертного фильма «Свадьба в Малиновке»…

Ничего, кроме безнаказанного криминала постсоветская эпоха не принесла и принести не могла. Её лидеры – не только бывшие, но порой и продолжающие «по совместительству» действовать главы преступных сообществ, вожаки организованной преступности. Как гласит на этот счет современный анекдот:

– Личный доход за 2015 год П. Порошенко в 12 раз больше, чем у Барака Обамы…

– Почему ты тогда у меня денег просишь? – возмущается Обама в анекдоте.

Главы «незалежных диржав» – всего лишь «крестные отцы» местных мафий, и никто больше. Так было в 1991 году, так остаётся и нынче. Оттого, что мегавора назовут нейтральным словом «олигарх» – он не перестанет быть мегавором.

На всем постсоветском лежит родимое пятно криминального, воровского происхождения. Лежит оно несмываемо и на постсоветских теориях государственности.

Государство все эти «олигархи» (главари кланов оргпреступности, этнической или отраслевой) понимают так же, как мародёр понимает наполненный товарами склад.

Мародёру нужно сперва «снять часового» – т. е. «отстоять незалежность» в борьбе с ослабевшим центром государства, потом взломать замки (или подобрать отмычки), организовать вывоз ценностей от дверей склада до скупки краденого (всемирная скупка краденого – США и их филиалы типа Швейцарии).

Завершается деятельность матёрого мародёра обычно поджогом склада для полного заметания следов.

В силу деградации общественного сознания и личной ущербной дегенеративности творцы сувенирных «суверений» в начале 90-х не могли понять: а почему бы и не основать нового государства? Кем сперва был Рюрик, разве не разбойником? А Рюриковичи над Третьим Римом воссели! А Екатерина Великая – не она ли сперва была иностранной шпионкой и организатором государственного переворота? А стала лучшей императрицей российской истории…

Или вот Сталин – не он ли был налетчиком Кобой, «щипавшем» сберкассы и инкассаторов?

Почему из преступной банды путём её разрастания, укрупнения не может возникнуть нового государства? А как тогда старые возникали, не тем ли же самым путём?!

И криминальные смельчаки под лозунгом «мы смеем всё!» начали кроить себе «страны» из кусков карты Отечества…

Конечно, теоретически, из банды может получиться правительство. Но для этого нужно преодолеть то криминально-потребительское отношение к жизни, которое сложилось циничной «новой элиты».

Все вымогатели на свете считают, что государство – тот же самый рэкет, но только в более крупных масштабах. Мол, я вымогаю деньги – и государство собирает налоги… Какая разница, кроме масштабов?

Разница на самом деле есть, и она огромна. Государство, которое наши либералы (умеющие только отнимать и делить) считают «машиной угнетения и подавления», – на самом деле будет проглочено соседними государствами, если кроме вымогательства ни с чем к гражданам не обращается.

Конечно, налоговая система напоминает рэкет. Изначально (времена «полюдья») она и вырастала из рэкета. Однако главная функция государства в том, ЧТО ОНО – ОРГАНИЗАТОР!

Прежде, чем взять, оно должно дать, и дать больше, чем взять. Только в этом случае оно устойчиво и долговременно.

Но как государство может дать больше, чем берёт? Откуда оно возьмёт даруемое, если сперва не отберёт его у собственных граждан? Наших либералов всегда смешила мысль о «государстве дающем больше, чем берёт».

Это казалось им (по природе своей – паразитам) чем-то вроде помещика, который отнимает у крестьян по мешку зерна, а выдаёт им два. Как?! Он же сам зерно не растит; выращенное крестьянами зерно – единственный источник зерна у помещика…

Так, да не так.

Дать блага государство может за счет организации труда, углубляющей полезные переделы ресурса за счет кооперирования широких масс.

Кратко и условно говоря, это выглядит так: один мастер производил 10 булавок в день. Десять мастеров, разделив труд, производят 300 булавок в день. Выработка на одного мастера – 30 булавок, вместо 10 булавок в одиночестве. Следовательно, кооперирование ему выгодно.

Оно останется выгодным, если даже его система будет вымогать у него пять, шесть, семь булавок в день. Отдав их вымогателям, мастер всё же остаётся с 23 булавками вместо 10 прежних.

То же самое касается сбыта продукции (оптом выгоднее, чем в розницу), изобретения и внедрения машин и механизмов для крупносерийного производства (мощные машины не нужны кустарю и никогда у него не окупятся) и т. п.

То есть – объединение людей в крупные коллективы (например, нации) – несет свои ограничения и неудобства, но выгоды и приобретения для человека более важны. Если, конечно, они ЕСТЬ.

В либеральном государстве их попросту НЕТ. Государство, выстроенное Кохами, мечтает брать, ничего взамен не давая. И считает это нормой жизни, единственной понятной реальностью…

Разница между министром ельцинского безвременья и настоящим министром такая же, какая между хозяином фермы и мародёром, разграбившим попутно попавшуюся ферму…

 

*  *  *

 

И снова вопрос: откуда у нас взялись такие министры? Кто их продвигал, и зачем? Почему общество это допустило? Потому что произошла социопатологическая деградация основного массива общества – и во власть врываются протуберанцы социопатий.

Попробуем понять этот сложнейший, но и важнейший процесс. Всякая деятельность, если речь не идёт о деятельности хидиота [6] – имеет вполне понятные составляющие части:

– Ясно и отчетливо поставленную цель.

– Средства, соответствующие цели

– Награду за исполнение, возмездие за провал.

Скажем, мне приказали заниматься хлеборобством. Могут ли от меня ждать результат «от ноля до бесконечности»? Конечно же, нет. В зависимости от поля должен быть выставлен реальный план – каких размеров я должен собрать урожай.

– Могу я выполнить задание, если мне не дадут земли, семян, необходимой сельхозтехники? Нет, конечно же. Если мне не дадут необходимых средств в руки – глупо ждать от меня результата.

– Если планы поставлены и средства даны – должна ли моя работа проверяться, или нет? Мягко говоря, странно, если её не проверит никто и никак! Если она нужна – почему её результаты никому не интересны? А если не нужна – зачем её мне поручали?

Поскольку власть впала в маразм, она не выполняет ни одного из пунктов, составляющих предмет РЕАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ.

Она не ставит целей и планов, а если ставит – то не дает средств для их выполнения. Она не проверяет итоги работы на соответствие плану – которого ведь и не было.

Но даже если проверять результат у человека, которому не дали средств, – и даже строго наказать его, за то что дела не сделал, – какой в этом смысл?

Баланс между требованиями и предоставленными средствами (чтобы они соответствовали друг другу) может определить только РЕАЛЬНО МЫСЛЯЩАЯ власть.

Если же мы имеем дело с группировками хидиотов, симулирующих и имитирующих вменяемую деятельность, – то они не способны этот баланс вычислить [7]. Это недоступная для их ума работа. Он сформирован для совсем других задач – прежде всего, имитации и подражательного копирования. В условиях, когда копировать некого или запретили – хидиот теряется. Свой «орг-плагиат» ему украсть не от кого…

Конец плановой экономики с её жёсткими заданиями в рамках доступных средств – стал началом рая для множества группировок хидиотов.

Нужно понять, что хидиот играет по своим правилам. Ему «не нужны проблемы» в виде реальной деятельности. Ему нужно вознаграждение по её итогам, которое и есть единственная цель хидиота. Идеальная для хидиота ситуация – это если деятельности можно вообще не вести, а просто сразу получать вознаграждение за неё. Не ходить на завод – но получать зарплату директора, не ходить в Госдуму – но получать все выплаты и льготы с возможностями, причитающиеся депутату.

Так возникла современная ситуация, всё более жутко напоминающая дурдом: министерства, в которых министры только делают вид, что управляют своими отраслями, а сами даже не знают, что в этих отраслях делается. Академии и лаборатории, делающие вид, что занимаются науками, в которых на самом деле ничего не смыслят, да и не хотят смыслить. Ораторы, которые не вникают в смысл произносимых ими речей.

Когда вся эта совокупность «административно-организационной ренты» торжествует – весь аппарат управления оказывается разбит параличом.

Это всё равно, если бы на корабле или самолёте вместо приборов и рычагов были бы грубо (или даже тонко) выполненные муляжи приборов и рычагов. Они кажутся приборами и рычагами, но на самом деле это просто ни с чем не соединённые накладки.

 

*  *  *

 

Мы должны понять главное. Понять, почему наша цивилизация ЗАЖИВО СГНИЛА ИЗНУТРИ, открыв дорогу нео-кочевникам, разного рода дегродам и дочеловеческим примитивным гоминидам. Это И. Тальков мог «тщетно силиться понять, как ты смогла себя отдать на растерзание вандалам». В наше время и в нашем положении тщетность усилий уже смерти подобно.

Завтра, уже буквально завтра не будет ничего: ни цивилизации, ни культуры, ни образования, ни здравоохранения, ни космоса, ни атома, ни чтения с письмом, ни членораздельной речи, ни прямохождения.

У нас есть последний шанс. Давайте напряжемся до предела, чтобы понять – кто и почему в XXI веке отдал цивилизацию на растерзание вандалам.

 

ГЛАВА 2. ВОЗВРАЩЕНИЕ К ИСТОКАМ

 

Бурные споры об экономической науке, связанном с ней ОБЩЕСТВЕННОМ УСТРОЙСТВЕ (социализм, капитализм, архаизм, технократия и т. п.) заставили меня задуматься вот о чем: ведь таких споров нет ни в автомобилестроении, ни в электротехнике, ни в оружейной сфере. Скажем, если автомат Калашникова – хороший автомат, то он всем нужен: и в Африке, и в Колумбии. Его берут в руки и в Донецке, и в колоннах, атакующих Донецк, по обе стороны фронта…

Или вот электрическая лампочка! Она же всем нужна! Нет таких чудаков, которые, отрицая электротехнику, развивали бы технологии лучины…

А хороший внедорожник, «джип» повышенной проходимости? Он нужен каждому генералу, невзирая на то, на чьей стороне генерал воюет и какие ценности он исповедует…

Технические дисциплины не должны вызывать такой эмоциональный всплеск, какой вызывает экономика. В них хорошее хорошо, а плохое плохо, и это видно по результатам полевых испытаний, имеющих объективный характер.

Нужны такие основы для экономической науки, с которыми согласились бы все (исключая, может быть, совсем уж психопатические личности – ведь есть в тайге и такие, кто доселе лучину палит). Нужно исключить из экономической теории эмоциональный бездоказательный фон. Ведь это же техническая дисциплина! В ней существуют агрегаты и технологии, которые или работают, или не работают. Если они работают (а это видно) – зачем о них спорить? Если же они не работают, опять же, зачем о них эмоционально ломать копья?

Мне кажется, проблемы с экономической теорией возникли потому, что человечество слишком мутно и размыто представляет себе цели своей деятельности. Если бы цель была ясной и понятной, то она сама бы отобрала подходящие средства, отсеяв неэффективные.

И я составил такую простейшую табличку, в которой бесхитростно перечислил основные приоритеты и устремления человеческой цивилизации. Чего человек хочет от своей личной судьбы и мировой истории? Какова его цель, которой он стремится добиться своей деятельностью? И что противоположно, враждебно этой цели? Давайте вместе, по-детски, по-школьному возьмём да и выпишем в две колонки…

И получилось вот что:

Достаток – недостаточность

Гарантии – неопределённость

Безопасность – опасность

Культура – бескультурье (дикость)

Разум (рациональность) – безумие

Развитие, технический прогресс – деградация и стагнация

Человеческое достоинство – низость и лакейство

Точность – приблизительность

Доброжелательность – ненависть

Мир – война

Свобода – вынужденность (принуждение)

Эта табличка лучше всего показывает тождество целей цивилизации и широкого, вне сект и извращений, социалистического движения.

Мне кажется, именно такая простая табличка и должна лечь в качестве тестовой основы для экономических теорий. Всё фундаментальное должно быть простым: сложность вырастает позже, на уровне технического воплощения. Но ведь совершенно не трудно любому, даже школьнику, с помощью хотя бы статистики, выяснить – какая из двух колонок нашей таблички растёт, а какая сокращается.

Нужно только поставить перед собой такую цель: протестировать стратегию властей на рост достатка, гарантированности, безопасности, культуры, точности измерений, миролюбия и человеческого достоинства. Всё вместе это называется «благополучием» (и, соответственно, отсутствие этого – «неблагополучием») общества. Именно от этой основы обеспечения благополучия должна развиваться экономическая теория со всем её инструментарием.

А не превращаться, как в наши дни, то в гадание на кофейной гуще, то в разнузданную глоссолалию, то в человеконенавистнические «обоснования» дикарского тезиса «всех убить, всё отнять»…

Но если экономика, как техническая дисциплина, может и должна быть для всех единой, общепонятной, то почему же она не такова? И здесь мы приходим от социально-экономического уклада к более сложной проблеме: первичному, социопсихическому укладу…

 

*  *  *

 

Моя простейшая мысль звучит весьма незатейливо: человеческие взаимоотношения существуют не просто так. Они не заложены в ребёнке изначально, потому что, попав в волчью стаю, младенец вырастет волком, а не человеком. Человеческие взаимоотношения, ещё называемые «цивилизацией» или «стадиями цивилизации», сформированы вопреки животным, в противопоставлении животному миру. Они – не продолжение зоологии, а её отрицание. Следовательно, они существуют не сами по себе. Это здание, имеющее кровлю и опоры, некогда построенные, и способные рухнуть при неправильной эксплуатации.

Анализируя человеческую историю и страшные её провалы (а также великие взлёты человеческого духа), я пришел к выводу, построенному на «эвересте» из фактов: человеческая мысль является первопричиной человеческого поведения, а человеческое желание – причиной общественных отношений. Безусловно, человеческая цивилизация построена неким особым «правильным мышлением», которое и строится по определённым правилам и содержит в себе определённые правила.

Ему противостоит, с одной стороны, слабоумие, т. е. угасание умственной деятельности, её предельная примитивность и неразвитость. С другой стороны – ему противостоит патологическое мышление, которое (в отличие от слабоумия) весьма интенсивно и богато формами, вариантами. Но эти мощность и разнообразие не делают мышление маньяка опорой для цивилизации. Любая степень технического совершенства ума у маньяка – оставляет его врагом цивилизации, причем чем умнее маньяк – тем более страшный он враг. Частью же цивилизации он стать не может – несмотря на то, что думает порой интенсивнее докторов наук…

В чем же тут дело? Нельзя же ученому просто взять и сказать, что вот, мол, нормальное мышление, а вот патологическое. Это обыватель может так сказать, а ученый – не имеет права. Не может же исследователь самого себя поставить в качестве мерила и эталона: мол, я велел считать, что досюда норма, а дальше уже патология… Любой ответит: ты велел так считать, а я велю эдак, и твоё слово – против моего.

А где объективность?

И я стал изучать наследие мёртвых эпох, свидетельства мёртвых поколений – на предмет того, что же цивилизацию скрепляло и развивало, а что губило и рушило. Несмотря на всё многообразие исторического материала, я в глубине его обнаружил стабильные «движки», которые приводят в движение развитие (прогресс), а сломавшись – не приводят в движение ничего.

Человеческая мысль составляет содержимое мозга, но она же может, говоря современным языком, мозг «взорвать» и «вынести». Можно запустить в голове человека цепную реакцию распада мышления, которая отразится запустением и гибелью окружающей человека цивилизации.

Я обратил, далее, внимание, что существуют три стабилизатора мысли, которые не дают ей, с одной стороны, раствориться в слабоумии, а с другой – взорваться, уничтожив патологиями мышления своего носителя.

Итак, три стабилизатора мысли:

– Первоначало, первопричина мира – целостная картина мира хотя бы в самых общих чертах.

– Всеобщая взаимосвязь и взаимозависимость.

– Представление о неотвратимом воздаянии.

Конечно, можно спорить, три ли это пункта, или один. В самом деле, откуда же возьмётся всеобщая взаимосвязь – если нет Первоначала, при безначалии? И откуда взяться неотвратимому возмездию по делам – если нет всеобщей взаимозависимости?

Локальная мотивация порождает действия с патологическими цепочками последствий.

Знаю, знаю, что на слух тяжеловато звучит! Сейчас поясню попроще!

Какой-нибудь депутат (да неважно кто, но допустим, депутат) мотивирован хапнуть десятую по счету квартиру. Зачем она ему, неизвестно, но хочется. И хапнул. Казалось бы, тут и делу конец, ан нет! Потянулись цепочки последствий, о которых деятель не думал, да и не мог думать. Давайте поступим, как романисты, и придумаем весьма вероятный сюжет.

Какой-нибудь очередник, четверть века ждавший квартиру, не смог её получить – потому что депутат хапнул десятую (или двадцатую) по счету без очереди. Отчаявшись, этот очередник вышел с кистенём на большую дорогу и кого-нибудь там зашиб, чтобы ограбить (а деньги копить на покупку жилья).

А зашибленный чисто случайно оказался кавказцем, и там кровная месть, и все дела. В рамках кровной мести вырезали всю семью незадачливого очередника. В ответ в городке на манер Кондопоги взметнулся бунт против кавказцев под лозунгами «они женщин и детей убивают!» Ещё сколько-то убили и кавказцев, и местных…

Теперь, вообразите, на Страшном Суде нашему депутату, любителю халявной жилплощади, предъявляют целую тучу смертей, которые повлёк за собой его поступок. Он, конечно, криком кричит: «Опомнитесь! Я понятия не имею, кто эти люди! Я их не убивал, и в мыслях не было их убивать!»

И он по-своему прав. Но и те, кто предъявляют ему трупы, – тоже по-своему правы. И чтобы понять это, нужно понять другое очень важное правило социопатологии: ХОТЕТЬ И БЫТЬ ПРИЧИНОЙ – ОЧЕНЬ РАЗНЫЕ ВЕЩИ.

Один человек не хотел – но стал причиной убийства. А другой хотел – но причиной не стал (не сложилось). Ну, а в целом это то самое, о чём я говорил вам раньше: то есть «локальная мотивация порождает действия с патологическими цепочками последствий».

Человек, чтобы не превратиться в маньяка Чикатило, должен иметь в голове хотя бы самое общее (и пусть даже смутное) представление о начале, всей протяженности мира и всевоздаянии по итогам мира. Когда он держит эту картину в уме от начала до конца (Первопричина – всеобщая взаимосвязь – неизбежное воздаяние), он сам с ума не сходит и другим не даёт.

Поймите меня правильно, не обязательно воображать себе старика с белой бородой на белом облаке, как это делают люди с богатым образным мышлением.

Люди без образного мышления могут обойтись без таких видений. Обязательно для них другое: иметь в виду сочетание бесконечности и всеобщей взаимосвязи, которое лежит в основе религии, усыпанное шелухой всякого рода суеверий, пустосвятств и разветвлённой обрядности. Вот это нужно постоянно держать в уме…

А если нет? Что, человек сразу же маньяком Чикатилой становится, как только забыл про идею бесконечности [8]?

Конечно же, нет. Он не сразу становится маньяком, и вполне может быть, что маньяком в итоге станет не он.

Речь совсем о другом: он запускает цепочку патологических выводов из локальной мотивации. Он может этого не понимать, он может сам (лично) не дойти до конца в своих рассуждениях – но тогда другие дойдут за него.

Всякое случайное начало в самом себе содержит неизбежность ужасного конца. Предположение случайности возникновения жизни, человека, системы и т. п. – есть их скрытое отрицание и самоотрицание.

Я прочитал десятки, если не сотни, концепций локалистов. Все они начинают «за здравие», а в итоге цепочки умозаключений приходят к чудовищным кровожадным патологиям общественной психики. Это очень разные люди (от Маркса и Ницше до Фрейда и Веллера) – но единство итога доказывает объективность сцепки «случайность в начале – ужас в конце».

Для локалиста остаётся один выход – вообще не думать, не делать выводов из собственных утверждений. Но это, опять же, выход только для него самого. Он не сделает – другие за него сделают. Скажут, если «А» – то «Б», и ничего тут не попишешь.

Именно пересечение множества цепочек, идущих от локальных мотиваций разных людей, и создаёт гнетущий фон общественного безумия, который, как черный смог, навис сегодня над человечеством. Крысы поели сыру – и сбежали, они и не могут, и не хотят думать о последствиях отсутствия сыра. Социальные крысы запускают цепочку последствий, о которой не хотят думать, да и не смогли бы – даже если бы захотели.

Одному хотелось личной власти, другому – личного обогащения, третьему (как Фауст) – личного познания, а в итоге все они расшатывают скрепы социального мира, грозят своей грызнёй обрушить своды цивилизации. Потому что – особенно подчёркиваю ещё раз – ВСЁ СВЯЗАНО СО ВСЕМ И НИЧТО НЕ ПРОХОДИТ БЕССЛЕДНО. И только тот, кто постоянно держит в уме ВСЮ КАРТИНУ – от начала мира до «страшного суда» – предотвращает крушение цивилизации и нормальных человеческих взаимоотношений.

Всякий, кто выпрыгнул в локальную мотивацию – либо сам становится Чикатилой, либо других такими делает.

Совершенно очевидно, что маньяки в виде Порошенко или Турчинова страшнее их соплеменника Чикатило. И во много раз страшнее. Он убил немногих и лично. А они убивают гораздо больше Чикатило, при этом вовлекая в процесс огромное количество пособников-маньяков, создав, в буквальном смысле «фабрику маньяков», наподобие «фабрики звёзд»…

Но как очевидна их роль мясников-маньяков в новейшей истории, так же очевидна, прозрачна их локальная мотивация. Они – олигархи, т. е. постсоветское ворьё. Весь процесс они начали ради того, чтобы набить личные карманы. То, что в процессе оказались пылающими целые континенты – это не их желание, а побочное следствие их действий (локально мотивированных).

Пособники олигарха Порошенко – такое же ворьё, но помельче размером. Вся совокупность этого ворья мечтает «урвать и сбежать». Поднимите руку, как в школе, есть среди вас сомневающиеся в такой мотивации соратников Порошенко?

Каждый из «убийц городов» наметил себе лично какой-то свой кусок или кусочек, который он собирается «урвать по итогам». В целом это пиршество воров уже обернулось широкомасштабным и бессмысленным (если исключить мотивы воровства) геноцидом целых народов…

При этом я не говорю, что все соратники Порошенко и сам Порошенко – картинные, комиксовые злодеи, упивающиеся лужами человеческой крови. Скорее всего, нет (по крайней мере, не все). Это просто локально мотивированные люди, утерявшие целостную картину мира, и работающие на отрыв вместо созидания. Всеобщей взаимосвязи и неизбежности воздаяния они не понимают, они думают, что совершенное зло их не коснётся, не возвратится бумерангом. Они считают, что можно злом обогатиться без последствий.

И чем больше таких, кто в это верит (обогатиться злом без последствий), – тем чудовищнее мир вокруг нас. Напомню, что именно на это рассчитывал Гитлер, прекрасно понимая, что геноциды сами по себе есть зло. Гитлер, начиная польский геноцид, сказал: «Кто сегодня помнит о судьбе армян?», имея в виду геноцид армян турками. Мол, очистили турки себе землю, и это им с рук сошло. Земля есть, а воздаяния нет. И мы пойдём по их стопам…

Человек, мотивированный локально, добивается своей локальной цели, и вполне искренне может думать, что на этом вопрос закрыт, дело сделано. Но это, конечно, совсем не так: ничто не берётся ниоткуда и не исчезает в никуда. Всякое действие, выпавшее из логики контекста Всеобщности – порождает цепочки, которые, продлеваясь и переплетаясь, нагнетают патологический фон, как бытийный, так и психофон. Локальные мотивации отдельных людей невольно создают фон общественного безумия.

 

*  *  *

 

Аномия [9], эрозия и размытость идеалов, проектных представлений о будущем, «авосьничество», стремительно наращивающее риски для жизни людей на планете, – главная угроза цивилизации. В простых выражениях и на простых примерах мы объясняем в рамках своей научной работы – что мы имеем после веков цивилизации и что рискуем потерять. Цивилизация не существует сама по себе. Она не существует БЕЗ ПОДГОТОВЛЕННЫХ ЕЮ ЛЮДЕЙ, без её, если можно так выразиться, «персонала». Не может атомная электростанция работать сама по себе, управляемая дикарями или обезьянами… Так в чем же корень кризиса цивилизации?

Цивилизация – путь.

Если не путь – тогда что?

А если путь – то возникает масса самых насущных вопросов.

Куда ведёт путь? Ведь не бывает же пути без цели…

Кто вышел в этот путь?

Когда он вышел?

Зачем и для чего он вышел?

Мы ничего не поймем в жизни (и тем более, в истории), если не ответим на эти вопросы о пути цивилизации.

Пути не бывает без цели. Если я, например, пошёл в булочную за хлебом, а по дороге забыл, зачем и куда пошёл, – то пройденный отрезок пути я проделал зря, а оставшийся – проделать не смогу. Так ведь?

Если, пока я шёл в булочную, мне перестал быть нужен хлеб, – то, значит, я сделал сколько-то шагов по ошибке, напрасно. Если я не дошёл до булочной – то мне незачем было и выходить в булочную. Сидел бы дома! А то на полпути разворачиваться – и, спрашивается, куда? Обратно, откуда вышел? Или вбок? Или наискосок?

Очень важна личность идущего. Даже в булочную (уж на что примитивный пример!) – ходят не все. Кто-то хлеба не ест, на дух не переносит. Кто-то ждёт, что жена принесёт булку. А кому-то и домой хлеб доставляют, зачем ему тревожиться, до булочной ходить?

То есть – КУДА ИДТИ? – важно. И КОМУ ИДТИ? – тоже важно. И КОГДА ИДТИ? – также важно. Пошёл человек в булочную ночью, а там закрыто, зря ходил…

Так вот, дорогие мои, цивилизация – это путь, по которому ходит кто-то, куда-то, когда-то и зачем-то. Мы знаем, например, что не все: некоторые и сегодня предпочитают в джунглях Амазонки бегать с каменным топором за тапирами…

То есть одни вообще не пошли. Что из этого следует? То, что другие (кто пошёл) – прошли разные отрезки пути. Если у пути есть протяженность, то не могут все быть в одной его точке. Кто-то прошёл дальше. А кто-то короче…

Но ведь все же они куда-то идут, да? У них есть решимость туда идти – то есть откуда-то взялась воля, победив свою лень и сомнения, встать и пойти. У них есть цель – иначе они бы не шли. У них свои критерии успеха – кого считать успешным на этом пути…

Всюду, на любой вопрос о нашей цивилизации мы встречаем злонамеренно и жестоко созданные туманность и путаницу.

То нам предлагают принять, будто цивилизованность – это уровень потребления. И тогда человек, выпивший литр отравленной воды, цивилизованнее человека, выпившего 300 грамм чистейшей родниковой…

То нам предлагают считать, будто цивилизованность – это уровень возможностей. И тогда обезьяна, в лапы к которой попал ядерный чемоданчик, нажав на кнопку и уничтожив планету – вершина цивилизации. Ведь с её реализованными (сдуру) возможностями ничто не сравнится!

Или нам предлагают видеть в цивилизации уровень знаний. Но тогда монстр, маньяк, садист, который достиг в потрошении людей высшего искусства, какой-нибудь доктор Менгеле – высший типаж цивилизации…

Теперь (когда мир угасает и разваливается) нам предлагают всё чаще считать, что цивилизаций много, что это локальные замкнутые сообщества. Они, мол, рождаются и умирают, как амёбы в луже, одна умерла, другая родилась – а всё в дело сгодилось…

В какое дело? Если отказаться от общей цивилизации, если считать, что равноценных цивилизаций много – то ведь и дикарей и дикости не существует! Всякое племя, как бы примитивно ни было, – своё что-то имеет, а стало быть – это цивилизация ничуть не хуже нашей!

Есть на свете неразрешимые вопросы, но вопрос о цивилизации вовсе не из таких. Он запутан и замутнён совершенно искусственно. И замутнён лицами, имеющими дурные, преступные намерения.

Цивилизация – это процесс перехода общества от реальности к его идеалу.

Понимаете? Есть некая текущая реальность – например, в виде каменного топора. Он тяжёлый, ломкий и неудобный. В идеале (который сперва нужно придумать в голове) – он должен быть полегче, попрочнее и поудобнее. И вот процесс перехода от реального каменного топора к воображаемому (сперва) железному – это и есть цивилизация. Там, где у людей с фантазиями и идеалами слабовато – там никто никуда от каменного топора не переходил…

Это делает цивилизацию плотно связанной с её идеалами и сферой идеального. Попытки представить цивилизацию, как череду случайных удачных находок (свойственные, например, марксизму) – не выдерживают критики. Ведь человек не находит того, чего не ищет.

Я могу десятилетиями ходить по гравийной дороге – и не найти какого-нибудь кусочка гравия. Буду проходить мимо него по сто раз в день, а поднять – и не подумаю. Причина проста – он мне не нужен и не интересен. Поэтому никакая находка не бывает целиком и полностью случайной.

Далее – находка одного чудака не может просто так стать достоянием всего общества. Этому и учит нас история: всякое великое открытие делалось сотни раз подряд – прежде чем на него обратили внимание. И не потому, что его в очередной раз кто-то сделал, а потому, что общество созрело заинтересоваться им.

Сама по себе мысль о том, что из случайно подобранных предметов может сложиться сам собой целостный и работающий механизм – вычурна до патологии. Это как если бы инженер-конструктор, вместо составления проекта вначале ходил бы, собирая мусор и обломки, а потом, складывая найденное, пытался бы получить автомат или машину!

Конечно же, цивилизация, как механизм, в котором всё увязано со всем, не может быть собрана из случайных находок дикарей. Как и любой сложный аппарат – она сперва задумывается, потом изображается на чертежах в целостном виде, и только в конце проектирования – ищет подходящие для замысла элементы.

Поэтому наивны те, кто полагают цивилизацию возникшей случайно, из случайной совокупности находок человека. Но они не только наивны, ещё и опасны. Ведь случайно возникшая из стихийных находок система непредсказуема и переменчива. Сегодня вы найдёте для неё хобот, завтра – ядовитый зуб, а послезавтра – жало скорпиона… Цивилизация представляется рыхлой комбинацией случайностей, в которой любой элемент легко заменяется другим. В человечестве начинают видеть детей, которые играют то в одну, то в другую игру, забывая предыдущие игры…

На самом деле, цивилизация – это система, которая изначально спроектирована под определённую цель, и в которой каждая деталь – строго на своём месте. Ни целей, ни деталей цивилизации нельзя произвольно добавлять или убавлять. «Лишние детали» после сборки машины остаются только у очень плохих механиков…

Будучи живой системой, цивилизация иногда МУТИРУЕТ – но мутанты нежизнеспособны. Их функционирование всегда – инерционное, остаточное, угасающее…

 

*  *  *

 

Анализируя патологию ульяновского законодательного дурдома [10] мыслитель С. Э. Кургинян диагностировал прогрессирующее безумие госаппарата. Причины такого прогрессирующего безумия он назвал, на мой взгляд, смехотворные: госаппарат-де создавался под вхождение в Европу, затем вхождение отменили, и люди, «заточенные» под вхождение, «начали сходить с ума».

Я, как социопатолог, полагаю, что безумие в принципе не может быть вызвано причинами столь локальными, вроде союза или конфронтации с соседним материком. Власти не «начали» сходить с ума. Они давно уже сходят. Задолго до всяких планов вхождения или невхождения в Европу. И сходят они не только в РФ (где формально причина Кургиняна действует), а и в самой Европе, и в США, и везде.

Картина психопатологии «элит», сформированных дегенератами, из дегенератов и для дегенератов, в РФ ещё только складывается из мозаики отдельных случаев, на Западе же представлена во всей клинической полноте.

Моя главная мысль уже много лет заключается в том, что не власть формирует общество, а общество формирует власть. Ничтожное количество генералов ничего не может противопоставить огромной солдатской, рядовой массе, если та посчитает генералов «ненастоящими». Даже мастер кунг-фу (а средний российский чиновник вовсе не мастер единоборств) не сможет драться с целой толпой и победить!

Поэтому я считал и считаю, что появление сумасшедшей власти – это отражение сумасшествия общества. Власть дегенератов не господствует, а обслуживает толщу дегенеративного элемента в низах. Но не в том смысле (поймите меня правильно!), что она заботится о рядовом психопате, а в том, что она обеспечивает соответствие его картине мира. При этом дегенераты не замечают, что их беспощадно изводят, уничтожают в рамках обслуживания их уродливых представлений о жизни – но ведь на то они и дегенераты…

На мой взгляд, главный источник патологии сознания – утрата «путеводной нити» цивилизации. Люди перестали держаться за те «перила», которыми обозначен путь в стремнинах и водоворотах случайностей. Их сбило, сшибло с ног и понесло мутным течением в никуда…

Конечно, резкий поворот от оголтелого и бездумного западничества к обострённой еврофобии может играть роль провоцирующего фактора, и тут мы с Кургиняном не спорим. Но на роль главной причины разворачивающегося безумия (тем более в глобальном масштабе) он «жидковат»…

Вы уже знаете мою точку зрения, дорогие читатели: цивилизация есть путь. У пути есть маршрут. Маршрут проложен основоположниками цивилизации – у её истоков. В процессе похода (или строительства – тоже верный образ) нужно достичь определённых целей, но главное – сохранить себя.

Главной материальной ценностью является человеческая жизнь. Если отнять у потребителя эту ценность – то никаких других материальных ценностей он получить не сможет. Стало быть, СОХРАНЕНИЕ человека гораздо важнее его УСИЛЕНИЯ. Да, цивилизация – это сохранение и усиление человека. Но первая задача важнее второй! Усиливать человека, не заботясь о том, чтобы он сохранился в своём первозданном виде – это значит усиливать мутанта и нелюдь. Это антицивилизационная задача.

Как мы видим на тысячах примеров, современная западная (да и российская) власть сперва перестали заботиться о сохранении человека (в его изначальном виде, с изначальными идеалами и нормами), а потом бросили заботиться и о его усилении. Маршрут цивилизации глобализаторами утерян, и, как говорится, «Остапа несло»: психопатия нарастает на психопатию, создавая причудливые и вычурные комбинации.

Человек, утративший маршрут, по которому двигалось множество поколений его предков, может впасть (и впадает на наших глазах) в следующие виды социопатий:

1. Зоологический эгоизм, замыкающий человека от предков и потомков, с прогрессирующим слабоумием и доводящей до скотства деградацией структуры потребностей.

2. Безосновательный эйфорический энтузиазм по созданию химер, лишённая внятного и солидного основания бурная деятельность, навязчивые идеи по воплощению случайно возникшей в голове, неизвестной предкам и Традиции картинки.

3. Бессвязный поток сознания, смысловая глоссолалия, сопровождаемая смысловыми галлюцинациями и бросающая своего носителя в хаотичные, бессмысленные метания.

4. Активизация хищности и садизма, связанная у расположенных к этому натур с интоксикацией низшими инстинктами при блокировании высшей умственной деятельности.

Если мы возьмём этот список и приложим его к деятельности еврочиновников, американских властей, стандартного представителя российских «элит», то мы увидим, насколько практика подтверждает теорию.

Конечно, только в теории социопатии делятся на пункты. На практике мы чаще всего встречаем комбинацию из вышеперечисленных отклонений, в которой они сталкиваются в той или иной пропорции.

Главное следствие утраты маршрута – прекращение целостного и последовательного движения, дробление его на множество зигзагов, ответвлений и противоречивых, взаимно-исключающих поступков.

Это можно уподобить процессу бездумного смешивания страниц, вырванных из книги, когда в локальной зоне (в пределах страницы) смысл и связность ещё остаются, но общий смысл текста безнадёжно утрачивается. Затем на страницах начинается смешение слов, и локальная зона смысла действий ещё больше сужается (до пределов одного слова или одной фразы). В конечной стадии процесса – смешиваются уже не слова, утрачивающие взаимосвязь, а буквы, из которых составлены слова, элементы букв и т. п.

Таким образом, при прогрессирующей социопатии деятельность из цивилизационно-связной и глобально-осмысленной становится оторванной от контекста цивилизации, с локальным узким смыслом, и в итоге – вообще без всякого смысла (как агониальные конвульсии).

Первая стадия социопатии – утрата представлений о бесконечности, всеобщем и Едином [11], о наиболее общих смыслах. На этом социопатия никогда не останавливается и развивается далее по пути нарастающей локализации смыслов до полной (конвульсивной) бессмысленности действий.

При нарастающей локализации смыслов действий утрачивают разницу между полезным и вредным действием, а так же между действием и бездействием.

Возникающий социальный дегенерат уже ничего не строит (в цивилизационном плане), а только скачет с камня на камень по бывшей стройке, постоянно рискуя навернуться и разбить себе голову. Его самоубийственную картину мира и обслуживает пост-цивилизационная власть, составленная дегенератами из дегенератов и для дегенератов. Она – вызывающе иррациональна (см. заявления Псаки, Буша-младшего – или кадры из ульяновского законодательного дурдома [12], интернет всё бережно сохранил).

Давайте зададим вопросы не обывательские, а в рамках научной социопатологии.

Почему эта власть вызывающе-иррациональна?

Потому что она возникла как отражение (зеркало) иррациональности масс. Поэтому она не нуждается в связном мышлении: ей не нужны доказательства чего бы то ни было, потому что она безосновательна. И потому никакой рациональный диалог с ней невозможен. Для её носителя аргументом является всё – и потому ничего. Нет рационального разговора без соблюдения закона достаточного основания.

Почему они безосновательны? Потому что у них нет цели. У них нет поступательного и проверяемого движения от реальности к идеалу, составляющего главную сущность любой цивилизации.

Что вместо этого? Список антицивилизационных социопатий мы уже приводили. Вместо поступательного и проверяемого движения от реальности к идеалу (от проекта здания – к построению здания) у них верчение волчком в рамках животного, отсекающего мир от человека эгоизма.

Это верчение юлой в попытках укусить себя за хвост – разбавлено зигзагами непредсказуемых и бессистемных бросков в рамках безосновательного энтузиазма в маниакальной жажде достичь каких-то эфемерных нелепиц. Добавьте к этому глоссолалию, шизофазическое словоизвержение, бессмысленную, но эмоциональную болтливость и перенесённые в сферу общественных отношений садомазо-игры с биологическим, половым подтекстом, и вы получите представление о внутреннем мире этих существ.

Их деятельность пуста не потому, что ошибочна, исходит из неверных предпосылок. Она пуста – потому что изначально пуста, потому что уравняла ошибки с истиной и с самого начала не исходила из каких-то предпосылок.

Их деятельность не предполагает движения по маршруту цивилизации от предков к потомкам, потому что маршрут утерян, деятельность вырвана из родового и общечеловеческого контекста, а в головах – муть, эклектика бессвязных образов и вожделений самого разного (но чаще всего зоологического) происхождения.

Утративший маршрут и общую единую логику цивилизации человек превращается в животное, отягощенное остаточным набором вне-зоологического мусора памяти. Этот мусор памяти ни на какое созидание уже не способен, потому что по сути своей – это «рассыпанный набор» из типографии старого типа. Но он остаточно влияет на животное, мешает целостности и органичности зоологического поведения, периодически порождая вспышки псевдоосмысленного, псевдочеловеческого поведения социопата.

При утрате маршрута цивилизации ЗВЕРЬ ИГРАЕТ В ЧЕЛОВЕКА. Он пародирует человека (правда, год от года всё хуже), изображает из себя мыслителя, якобы обладающего абстрактным мышлением, имитирует высшие формы умственной деятельности – как попугаи имитируют человеческую речь. При этом, конечно, имитация не может обрести подлинный, изначально влагавшийся в человеческую речь смысл.

Ещё раз скажу свою коронную фразу: деятельность мировых элит т. н. «цивилизованных народов» бьёт рекорды безумия и бессмысленности, на пороге раннефеодальный халифат, бредущий на руины бывшей высокоразвитой цивилизации. На часах нашей культуры – без пяти минут полночь.

И очень скоро, может статься, такие тексты станет некому ни писать, ни читать. Так что пользуйтесь моментом, прочитайте и усвойте. Давайте вместе остановим психический апокалипсис «белого человека»!

 

*  *  *

 

Когда общество активно для жизни, а когда – для самоубийства? Когда толпа на площадях ратует за свои интересы, а когда манипулируема? В каких именно случаях на площадях наших городов вместо здоровой активности и неравнодушия граждан происходит, научно говоря, нарастание энтропии, а по-простому говоря – «говно бурлит»?

То есть налицо проблема деструктивной активности. Но ведь нельзя же считать гражданскую активность злом! Нам что, нужны абсолютно пассивные и мертвенно-равнодушные ко всему граждане?!

Это путь к смерти общества. Как и деструктивная гражданская активность. Значит, нужна гражданская активность. И побольше! Но – конструктивная.

А что такое «конструктивная активность»? Нельзя же, в самом деле, сказать так: «я умный, и моя активность умная, а ты дурак и твоя активность – дурная». Это же невозможно так сказать! Хотя бы потому, что на пароль «дурак» есть отзыв «сам дурак», и круг замкнётся. Нам вполне обоснованно скажут: а с чего вы решили, что именно вы умны? И что именно ваше мнение правильное? А ваши оппоненты тоже считают себя умными, а своё мнение правильным! И кто из вас прав?

Понятие «конструктивная активность» не может быть выстроена на чьём-то мнении об умной активности. Если мы пристальнее присмотримся к выражению «конструктивная активность», то увидим, что оно буквально криком кричит: «Я – активность, соответствующая проекту!»

Есть конструктор, который придумал конструкцию. Эту конструкцию на площади собирают. Тот, который помогает её собирать, – активен конструктивно. А тот, кто мешает и вредит конструкции и конструктору, – деструктивный элемент.

При таком подходе уже появляется объективность. Активность увязывают не с умом/глупостью, которые каждый может трактовать, как ему вздумается, а с конкретным проектом. Когда участники строительства активны в деле строительства – это поощряется и приветствуется. Но если они становятся активны в ущерб строительству – руководители проекта имеют право сказать, что на площадях «забурлило говно», или начала нарастать энтропия (что одно и то же).

В отличие от ума или глупости польза или вред строительству доказуемы и проверяемы. Даже если сразу не разберёшь – какой эффект даст инициатива, то время всё равно покажет.

Таким образом, происходит привязка цивилизации к проектированию. Она позволяет отделить ответственных активистов от бурлящего энтропического говна, так хорошо знакомого нам по «перестройке».

Перед тем, как свалиться в пиночетовского типа ельцинскую диктатуру – мы прошли недолгий, но чудовищный период ДИКТАТУРЫ МАРГИНАЛОВ, откуда родом все эти Тер-Петросяны, Абульфазы Эльчибеи, Звияды Гамсахурдии, Лехи Валенсы и прочие замаранные погромной кровью до бровей демагоги…

 

Глава 3. БАЗОВЫЙ ЭЛЕМЕНТ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО САМОСОЗНАНИЯ

 

Представление о бесконечности [13] – это тот самый «магический кристалл», который, попав в сознание животного – превращает его в человеческое сознание. Наличие представления о бесконечности принципиально отличает человека от зверя, не в количественном, а в качественном смысле ума и души. Но если представление о бесконечном сделало человека человеком, то что произойдёт, если его убрать, устранить? Совершенно очевидно, и постоянно подтверждается практикой: человеческий ум начнет деградировать до животного, зоологического состояния. И количество, и качество мыслей будут стремиться к звериному уровню мышления!

Отсюда вывод: развитие мыслей о бесконечном – очеловечивает, а сворачивание мыслей на эту тему – расчеловечивает. И сюда относится ВСЁ. Что мы имеем в виду под «ВСЁ»?

А вот что:

1. Представления о цивилизации и дикости. Безрелигиозных цивилизаций не существует – не потому, что они не возникают, а потому, что они долго не живут (как советская, например). Отказ человека от размышлений на тему разных сторон и проявлений бесконечности, утрата увлечённости этой темой – зверят и скотинят человека, сваливают его в дикость.

2. Деградация религии и философии при эрозии в них представлений о бесконечности. Вырождение религии в пустосвятский культ, а философии – в неряшливое нечистоплотное приспособленчество (звериное по своей сути).

3. Строительство социализма: прекращается. Сами представления о справедливости (хоть какой-нибудь) исчезают при монополии конечных и ограниченных вещей на Бытие. Можно сказать, что они исчезают вместе с Бытием, которое при такой их монополии становится лишь гримасой вечного и абсолютного Небытия.

То есть я что хочу сказать: эрозия представлений о бесконечности и связанных с ней чудесах [14] аннулирует цивилизацию в целом, религию – как прогрессивный институт (превращая религию в сферу обмана, торга и мракобесия), а социализм – как вектор движения цивилизации из неидеального состояния в идеальное (из ада через чистилище в рай).

С этим, конечно, можно спорить до хрипоты, и марксисты, а также либералы – будут спорить, но… Слова опровергаются словами, а что опровергнет жизнь, её опыт? Вся история человеческих сообществ, известная нам, намертво связала цивилизацию, высшие формы религии [15] и борьбу за социальную справедливость с представлениями о бесконечности, отделившими человеческий разум от животной зоопсихологии. Отключаете силовой кабель – отключаются и лампочки, горевшие от него…

Иначе и быть не может, и вы сами легко убедитесь в том, что иначе быть не может, если последуете за мной в простейших рассуждениях насчет сути понятия «цивилизация, справедливость» и других таких же понятий.

Вот, например: яростный ультра-либерал, одержимый рыночной идеей и яростный атеист, доходящий в разговорах о религии до площадного мата, А. П. Никонов написал книгу, которой очень гордится: «Апгрейд обезьяны».

Суть книги – фига церковникам, пропаганда дарвинизма: была обезьяна, улучшилась, усовершенствовалась (что входит в понятие «апгрейд», дословно – «прыжок к величию») и стала человеком. И нечего, говорит Никонов, огород со святынями городить: та же самая обезьяна, только «отапгрейженная»…

Автор, наверное, удивится, если открыть ему глаза: никакого дарвинизма в книге нет! Дело в том, что понятия «улучшение» (апгрейд) или «ухудшение» намертво связаны с неким вневременным и все обстоятельств идеалом (эталоном нормы).

Если я взял метровую рейку, и отрезал от неё полметра, то что я получил? Полуметровую рейку. Я улучшил предмет или испортил? Безусловно, ответить на этот вопрос можно, только зная эталон потребности, зная, для чего нужна рейка. Сами по себе манипуляции с предметом не могут его ни улучшить, ни ухудшить. Нельзя сказать – улучшенная или ухудшенная версия обезьяны человек, если не видеть перед собой некоего умозрительного идеала, к которому человек ближе обезьяны, а потому и считается «апгрейдом».

Если же этот идеал-эталон убрать из поля зрения, то мы получим множество совершенно равноценных вариантов, ни один из которых не может считаться лучше или хуже других. К такому всеотрицанию всегда и приходят атеисты, когда у них в душе кончается инерция религиозного воспитания. Для них все кошки становятся серы, потому что МИР БЕССМЫСЛЕНЫХ СЛУЧАЙНОСТЕЙ ИСКЛЮЧАЕТ ПОНЯТИЯ «ЛУЧШЕ» ИЛИ «ХУЖЕ».

Понятия «хорошо» и «плохо» девальвируются до «выгодно» и «невыгодно» (в конкретной ситуации). Но это не конец распада. Человеку не дано читать будущее, как раскрытую книгу: очень многое из того, что он сейчас считает выгодным для себя, желанным, – завтра может оказаться крайне невыгодным для него. Значит, следует говорить, что понятия о Добре и Зле (вы слышите? Базовые понятия о Добре и Зле!) – скукоживаются до предметов, которые человек СЧИТАЕТ для себя выгодными или невыгодными. А чем глупее человек – тем нелепее его представления о собственной выгоде. Следовательно речь идёт не просто об уравнивании Добра с простой выгодой, но ещё и о ползучей деградации представлений о выгоде: выгодными год от года считают всё более и более краткосрочные и примитивные достижения!

Ну, а по-другому не получится. В СССР пытались по-другому – и что вышло? В отсутствии Вечного Идеала представления о том, что лучше, а что хуже – тают. Ведь всякое улучшение – это приближение к идеалу, который не должен меняться (если он меняется, то представления об улучшении и ухудшении пляшут, становятся зыбью). Вы убрали Вечный Идеал – вы убрали и возможность что-либо обоснованно улучшить!

В такой ситуации, само собой понятно, строить социализм невозможно. И вообще ничего строить невозможно. Всякий передел – он ведь имеет перед собой идеал. Только идеал отличает обработанное от испорченного! А если вы, как философ Шопенгауэр, будете сомневаться: «Стоит ли жить, не лучше ли для человека умереть?» – то, конечно, даже простейшие дела рискуют стать вопиюще-бессмысленными.

Это показывает нам роковую взаимосвязь цивилизации с социализмом, и их обоих – с идеями о бесконечности. Человеческая мысль движется от воображения Вечности к воображению Идеала, а от воображения Идеала – к поиску средств приблизиться к нему. Вначале это порождает цивилизацию, т. е. совсем просто говоря, не-звериную жизнь. Понимаете? Есть звериная жизнь по закону джунглей. Ей противостоит жизнь с какими-то несвойственными зверям, чисто человеческими «заморочками». Совокупность этих не-звериных «заморочек» называется цивилизацией.

Нафига зверю строить пирамиды? Сожрать другого – понятно зачем (инстинкт), а пирамиды над мёртвым телом возводить?! Пирамиды – уродливое и примитивное, но всё же отражение представлений о вечности жизни, о преодолении смерти, тяга живого существа к бесконечности Бытия…

Но если считать цивилизацией совокупность не свойственных зверям и скотам «заморочек», то именно по причине их противопоставленности зверю возникнет и представление о социальной справедливости. Если мысль о бесконечности жива и привлекательна в головах – о ней начнут спорить. Начав спорить – отсеют очевидно нелепые и примитивные её преломления в башках фараонов.

Появятся представления о справедливости в обществе, и человечество постарается эти представления воплотить. Совокупность этих попыток (идущих с древнейших времен) и называется «строительством социализма».

Представления о бесконечности и споры о том, что же именно такое эта бесконечность, возникают одновременно. Поэтому мы и не делим понятия «социализм» и «цивилизация». Оба явления выстроены на одном и том же: упорядочивание среды, создание искусственных отношений взамен «естественных»-звериных. Цивилизованный человек, перестав быть социалистом, перестанет быть и цивилизованным человеком.

Другое дело, что оставаясь социалистом, цивилизованный человек не обязан принадлежать к одной из узких сект, возникших внутри веры в справедливость и веры в идеалы. Не обязан, например, быть марксистом – потому что марксизм мы полагаем сектой и боковым, тупиковым ходом цивилизации, сильно отклоняющимся от центрального её маршрута.

Как теоретический, так (тем более) и практический марксизм включили в себя огромное количество антицивилизационных (а значит, и антисоциалистических) идей.

Социалист, спору нет, борется со старым миром. Но с чем именно в старом мире? С анахронизмами и пережитками зверства! Революционер же борется со старым миром, не различая в нём худого и доброго (тем более, коли он атеист, у него и прибора-то нет для такого различения).

Когда борешься с системой в целом – велик соблазн подменить сущность – эффектом. То есть опрокинуть всё, не разбирая деталей, мол, потом рассортируем… Но против любого государства всегда выступают человеческое зверство, скотство, анархический разбой, дикость. Их, чаще всего, и берёт в союзники неразборчивый революционер, превращаясь тем самым в НЕКРОЛЮЦИОНЕРА.

И тогда он роняет не старый порядок, а просто всякий порядок, в пользу хаоса и звериного пиршества в диких джунглях. Тот зверинец, который заботливо возводила цивилизация много веков подряд, в ходе некролюции оказывается распущенным, звери из душ человеческих разбегаются на волю и начинают блуждать по городам, исполняя волю своих звериных инстинктов…

Какой же социализм (общество высшей упорядоченности и точнейшей регламентированности отношений) можно построить, апеллируя к хаосу? О каком социализме может идти речь, если апеллировать к звериной фридомии, к прогульщикам и дезертирам?

Да, эта фридомия есть в каждом, она заложена в нас от рождения, она естественна, и потому сильна. Эта фридомия очень образно описана Уэллсом в его «Острове доктора Моро». Но в том и смысл цивилизации, чтобы её подавлять (давая, впрочем, иногда «выход пару», чтобы «котёл» от давления не взорвался).

Если мы начнём (как сперва троцкисты, а потом американские либералы) потакать распущенности, низменным инстинктам (на том основании, что они «естественны»), «зову дикой природы» в человеке – то, конечно, цивилизация развалится и города её порастут лесами.

Тут двух мнений быть не может: или безответственных демагогов, эгоистичных хапуг и рвачей, прогульщиков с дезертирами карают – или не карают. Но в последнем случае государство долго не живет. Или его захватят извне, или оно само деградирует до уровня диких джунглей (есть такие примеры – покинутые города майя, Хараппы и т. п.).

Если человек видит свободу в том, чтобы освободить себя от «условностей» цивилизованного поведения, от «гнёта культуры» – то он может быть революционером, но не может быть социалистом. В том смысле, что старый режим он, может быть, и снесёт, а вот ничего нового, солидного и путного, не построит.

 

*  *  *

 

Мы дерзнули. Мы указали корень человеческого в человеке: представление о бесконечности. Все человеческие слова сводимы к этому одному и ветвятся от него. Конечно, тут же обнаружились многие «критики по переписке», особенно из числа атеистов, постоянно подозревающих нас в обслуживании интересов РПЦ. Никакую церковь мы не обслуживаем, а просто ищем Истину, не пугаясь в поисках совпадением Истины с чьими-то интересами (Православной Церкви, Путина и т. п.). Интересы могут быть шкурными и совпадать с Истиной чисто случайно: да не о них речь. Мы сказали: «В начале человека было представление о бесконечности. Из этого представления вырос человек, как нечто, отличное от животного мира». Нас спрашивают: «А докажите, что так!». Охотно. Извольте.

Исключительно-человеческая способность – держать в голове образ мира вообще, мира в его бесконечности, что в религии преломляется в возможность общения (и даже диалога) человека со всемогущим Богом. Только эта способность и делает человека (в том числе и нерелигиозного) человеком. Тождественность человека миру (конечно, только на уровне сознания, иное было бы безумно), мысль о том, что «Я есть Вселенная», безграничность человеческого познания и постижения – вот источник собственно-человеческих качеств в человеке.

Ещё в работах неоплатоников, на заре христианской цивилизации, прежде всего, у Плотина, Филона Александрийского, формируется представление об актуальной бесконечности Ума как бесконечно могущественного и единого, и потенциальной бесконечности безграничной материи.

Осознание всеобщей взаимосвязи и своей тождественности Вселенной – источник ответственности человека, который (будучи человеком) – чувствует свою ответственность за всю Вселенную, и за всё, что в ней есть. Мир животного, даже самого высокоразвитого – замкнут, и конечно, такая замкнутость рождает циничную безответственность: «моя хата с краю…», я защищаю свои границы, а что делается за ними – мне неизвестно, неинтересно и неважно…

«Образ и подобие Бога в человеке» – в чем его видели церковники? Конечно, не в наличии ног, рук, глаз. И не в общих с животными отправлениях, включая мысленные. А именно и только в мысли о бесконечности (Абсолюте), способности вместить в сознании образ и подобие бесконечной Вселенной! Ведь это же очевидно: никакого другого подобия человека Богу-Абсолюту, Мировой Идее, нет.

Способность вмещать в сознание идею бесконечности – то, что религия называет «образом и подобием Бога в человеке», а научная социопатология считает в рамках исследований своего предмета – источником собственно-человеческого начала в человеке. Того стержня, при изъятии которого человек превращается в животное, хотя может сохранять при этом способность строить (как бобры и медведи), разговаривать (как дельфины и вороны), повторять (как попугаи), радоваться или грустить (как собаки и кошки) и т. п.

Бесконечность, прикосновение к вечности и Абсолюту имел в виду И. Кант, когда писал слова, фактически ставшие его философским завещанием и получившие в истории философии широчайшее распространение: «Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом – звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас».

Нетрудно понять, что и представление о всеобщем благе тесно связано с идеей бесконечности: если для всех, то для всех в бесконечности. А если не в бесконечной перспективе – значит, не для всех, а только для узкого, ограниченного круга. Того круга, который будет процветать независимо от страданий других людей, а то и за счет страданий других людей – и в итоге превратится в стаю зверья…

Без изначально присутствующей идеи бесконечности – не пришла бы в голову и идея о всеобщем благе, о всеобщих правилах и нормах. Социальность без ясно или смутно присутствующей идеи бесконечности не функционирует.

Зоология – да, а социальность – нет…

Именно поэтому в обыденной речи выражение «ограниченный человек» стало ругательством, обозначающим тупость и неразвитость личности. Получается, что идеалом общества выступает «неограниченный человек». Естественно, неограниченный не в смысле произвола и распущенности. Смысл очевиден: если «ограниченным человеком» мы называем тупого, то настоящий человек способен мыслить о неограниченном (бесконечном) многообразии предметов.

Очевидно из истории цивилизации, что уже египтяне и вавилоняне пришли к идее вечности — к мысли, что течение времени не будет иметь конца [16]. Эти идеи тесно связаны у них с мыслями о смерти, мыслями о загробном бытии – ибо не может нечто стать ничем.

И в Египте, и в Вавилоне появляется представление о бесконечности пространства. Считалось, что небо — это твердая сфера, опирающаяся на Землю, а что находится за пределами сферы, смертным знать не дано. Но там что-то есть, ИБО ВСЁ, КРОМЕ РЕЛИГИОЗНОГО ЧУДА, ИМЕЕТ ОКРУЖАЮЩУЮ СРЕДУ и находится в окружающей среде. Всё материальное обязательно находится в чём-нибудь.

В джайнистском трактате Сурья-праджнапти-сутра, относимом к 400-м годам до н. э., о бесконечности говорится, как о чем-то само собой разумеющемся [17].

В VI в. до н. э. в Древней Греции фиксируют записи идеи бесконечности пространства. Греческие ученые говорили: «Где бы ни стал воин, он сможет протянуть свое копье еще дальше». Так возникли модель мира, бесконечного во всех направлениях и вечного во времени. Наиболее смелые мыслители утверждали даже, что мир не имел и начала. Здесь же возникает и философское открытие понятия «Единое» – того, что едино во всем, во всех, и необходимо существует – если существуют множества.

В формировании нравственности учение о бесконечности Бога (Абсолюте) имело решающее, кардинальное значение. Конечный божок всегда несамодостаточен, его можно подкупить поддержкой, дарами, жертвами – что всегда и пытались сделать идолопоклонники, вплоть до наших дней. Он же – раз конечный, то не всеведущий, следовательно, его можно обмануть, что-то от него скрыть, спрятать.

Из конечности божества исходят как традиции подкупа, взятки высшим силам, так и традиции лицемерия. Это, в сущности, звериная хитрость одомашненного животного по отношению к своему хозяину. Она и сегодня проявляется у приматов-дегродов, т. е. лиц расчеловечившихся, и, по всей видимости, представление о бесконечности и всеобщей взаимосвязи утративших.

Средневековая философия насыщена самыми многообразными размышлениями о бесконечности. Нам в данной работе не столько важны детали этих рассуждений, сколько сам факт их интенсивности [18].

Механизмы (анатомия) процессов таковы: представления о чем-то бесконечном и всеобъемлющем ВЫВОДЯТ человека за пределы его локального мирка биологических интересов. Они ставят перед человеком ПАРАДОКСЫ, развивающие как диалектику мышления, так и нравственное чувство.

Не может животное, замкнутое в локальном мирке своих биологических интересов и инстинктов, поступить вопреки своей сиюминутной выгоде – а нравственный человек может. Для локального мышления поступок вопреки интересам – абсурд и ничего кроме абсурда.

Но человек с представлениями о неких вечных ценностях – больше самого себя, как индивида. Им руководит не его конечная биологическая природа, а его представления о бесконечности.

Такой человек начинает свойственную только людям деятельность, в которой отдаёт мирозданию и окружающим больше, чем у них берёт. То есть действует вопреки своим личным интересам, благодаря чему и накапливаются ресурсы для возникновения и последующего рывка «искусственной реальности» – цивилизации. А иначе ей попросту не на что стало бы жить. Если каждый рвач – то откуда ему рвать? Если каждый приспособленец – то к чему ему приспосабливаться? Если каждый будет расчетливо брать не меньше, чем отдал (принцип рыночной прибыльности) – то ведь общество будет истощаться, а не пополняться.

В начальные этапы развития человеческой цивилизации представления людей о Вечности и Бесконечности отражались в религиозных верованиях, причем сперва – в довольно примитивных и даже уродливых формах. Религиозный культ был жестоким, грязным, фетишно-идолопоклонническим, но он был.

Только потому были и крупные цивилизационные сообщества. Через свои представления о бесконечном (сперва примитивные) и его парадоксах – они преодолевали в людях зоологические мотивации локального, звериного рвачества. Поэтому люди строили пирамиды, зиккураты, стоунхенджи, звездные обсерватории и т. п.

Словом, вначале возникает метафизика (то, что за физикой, за пределами материального, ограниченного параметрами мира), а только потом – цивилизация.

Соответственно, распад цивилизации идёт в обратном порядке: сперва эродирует метафизика в её основе, а потом (порой со значительной инерцией истории) – рушится и крошится сама цивилизация. И звери рычат на руинах городов…

 

*  *  *

 

Вооружившись теоретическим пониманием всего этого, мы, в отличие от марксистов, видим реальность, как она есть. Мы, в частности, видим, как сильные, так и слабые стороны «проекта СССР», те стороны, которые делают его великим, и те стороны, которые делают его жалким, смешным.

Величие того СССР, который мы знали (я – школьник 80-х годов и говорю, в первую очередь, о них), – в максимальном на сегодняшний день упорядочивании экономических процессов и общественных отношений. В этом смысле СССР является непревзойдённой пока никем вершиной человеческой цивилизации (вся суть которой – в упорядочивании отношений) и примером рациональной организации общества.

Парадокс заключается в том, что (в силу заложенной в марксизме-ленинизме и революционности фридомии) государство, нашедшее технические средства прогресса, утратило его цели. Организационное и техническое развитие пошло параллельно человеческой деградации. В итоге всё более совершенные устройства получали в руки люди, всё более похожие на бабуинов. Процесс обернулся жутко: в наши дни супермощное оружие советских оружейников расстреливает советские же города в руках законченных бабуинов-украинствующих (которые без советского наследства не смогли бы кола заточить, поскольку в умственном отношении – дегенераты крайних степеней).

С одной стороны СССР дал техническую возможность воплотить многотысячелетнюю мечту человечества о всеобщности благоустроенного быта. Я историк, я изучал глубоко представление средневековых крестьян о рае, и то, что средневековые ведьмы просили у сатаны в обмен на душу, – поверьте мне! Много веков бедные люди исступлённо мечтали получить то, что мы запросто имели в СССР от рождения!

Но с другой стороны – СССР оказался обществом чудовищного одичания, без которого не было бы «перестройки» и Порошенко с Яценюком (а ведь они же просто каннибалы, никак не выше цивилизационным уровнем!).

 

*  *  *

 

Почему же процесс технического совершенствования отношений, ВОЗМОЖНОСТЕЙ человека – шёл в СССР рука об руку с процессом его духовного одичания и оскотинивания? Почему, когда массы в итоге получили ВСЁ, необходимое для космической ноосферности, – они не только отвергли её утончённое совершенство, но и с поросячьим визгом вернулись к отношениям уровня племен мумба-юмба?!

Вы можете со мной спорить, но моё мнение – это недооценка советскими «прогрессорами» опасности заигрывания с фридомией, с животным внутри человека. Марксистский проект в силу узости своего сектантства не совершенствовал, а ломал «старый мир». Базовое противоречие попадало даже в знаковые песни: «весь мир насилья мы разрушим…». Но понятия «мир» и «насилие» несовместимы. Насилие – это всегда война и агрессия. Где мир – там нет насилия. Совместив насилие с образом целого мира, с образом тысячелетий цивилизации – сектанты вместе с насилием разрушили и связь, преемственность поколений и заветной мечты, передаваемой лучшими людьми от пещер до наших дней от отца к сыну. Безумное советское богоборчество довершило дело: триединство «цивилизация-религия-социализм» распалось, а его отдельные куски нежизнеспособны.

Но главное: у пропитанного дарвинизмом (который суть есть всего лишь умозрительно опрокинутая в биологию капиталистическая грызня конкурентов) советского человека постепенно растаял очень сильный у истоков проекта Образ Бесконечности. Советский потребитель, чей достаток стабильно и постоянно рос – стал замыкаться в мире конечных вещей (вещизм – русская калька материализма). Он перестал думать о бесконечности – а ведь именно и только раскалённые думы о бесконечности, разомкнутости мира и возможностей создали сперва человека, потом цивилизацию, наросшую материальным фондом вокруг религии, а в итоге – и социалистические проекты всеобщей социальной справедливости.

Человек, из головы которого выпала мысль о Вечной Благости, Вечной Жизни, Вечных Идеалах, – сохраняет в памяти в силу инерции очень много технических сведений и привычек, но, по сути, превращается в зверя. Бесконечность, как стена между безграничным человеческим и ограниченным звериным умами, перестаёт существовать. А о чем думает зверь? О победе над конкурентами, о своём участке, который он метит секрецией, о благоустройстве берлоги (без книг, конечно, нафига они зверю, но чтобы помягче и поудобнее спалось). Зверь думает – где и как добыть побольше и полегче пищи. Кошки мечтают о валерьянке, а лоси – о глыбах соли…

Дело в том, что человек с мыслями о Бесконечности вмещает в себя всю бесконечную вселенную, и в этом смысле именуется Вернадским «космическим явлением» (а религией – «образом и подобием Божиим»). Зверь же ограничен своим биологическим пространством, и своим биологическим временем. Мирок зверя ограничен его выживанием и комфортом: о влиянии на ВСЮ ВСЕЛЕННУЮ зверь не думает, да и не может думать. Потому он и не человек…

 

*  *  *

 

Цивилизация – есть непрерывное и преемственное восхождение человечества от представлений о Бесконечности к обладанию Бесконечностью. В этом смысле цивилизация является заодно и социализмом, а разделяют их только неудачные ходы, цивилизационные и социалистические тупики.

Мечта «Обожраться!», которую в определённый момент сделали главной мечтой советского «экономического человека» – не является ни цивилизацией, ни социализмом. Хуже того: она оказалась психологическим вирусом, в котором слились в единого мутанта физиологическое обжорство (ограниченное размерами желудка) и денежная алчность, в уродливом виде пародирующая представления о бесконечности.

В итоге появился рыночный либерализм, нежданное уродливое детище социализма и капитализма, взявшее от одного из родителей мечту о бесконечности, а от другого – животное, зоологически-эгоистическое потребительство.

Совместившись, они дали БЕСКОНЕЧНОЕ ПОТРЕБИТЕЛЬСТВО – жутковатую одержимость разрушающим и душу и тело, и ум и физическое здоровье человека потреблением.

Виноват ли в этом марксизм-ленинизм? Конечно, не он один виноват. Но – как заложивший изначально противоречащий социальному сопромату крен в строящееся здание – ТОЖЕ виноват. Потому что здание рухнуло, и нельзя реставрировать его по старым чертежам.

 

*  *  *

 

Суть теории заключается в том, что есть некая единая, непрерывная линия восхождения человечества с древнейших времен до наших дней. Эта линия у начала своего называется «цивилизацией», в момент выделения из звериной дикости, затем, на более высокой стадии, получает имя «христианства», а в новейшее время связана с понятием «социализм». При этом цивилизация, христианство и социализм не «снимают» друг друга, не вступают в противоречие. Речь идёт о том, что у них разный технический инструментарий, и всё. Понимаете, только технический!

Если я сперва вынужден был копать землю палкой, а потом у меня появилась лопата, а после – экскаватор, то это не значит, что Я стал другим. Мои инструменты стали другими – не более того. Лучшие люди у истоков цивилизации и лучшие люди средневекового христианства мечтали о том же самом, что и прогрессивные социалисты, но не имели технических средств наших дней. А если бы они имели нашу технику – то они бы сделали советский социализм на три, пять, десять веков раньше.

Вот эту линию – единую и непрерывную линию восхождения от первых цивилизаций до СССР я и предлагаю рассмотреть, очистив от мусора эпох и разных социопатий, извращений, гримас истории.

 

Глава 5. МЕЖДУ ЗАСТОЕМ И РАСПАДОМ

 

Человечество издавна пыталось преодолевать деградацию общественных отношений с помощью законов и моральных кодексов. Но сами по себе законы – лишь бумажки, а моральные кодексы – и вовсе представляются цинику устным набором предрассудков.

Ни то, ни другое не работает само по себе, если нет пылающих неформальной, искренней, внутренней жаждой покарать проходимцев и приспособленцев широких масс. Вера фанатиков (не побоюсь этого слова), одержимых идеей общественной справедливости, выступает против безверия проходимцев, живущих по принципу «после нас хоть потоп».

Без этой массовой одержимости идеями общественного блага – всё обязательно будет сведено (и в истории многократно сводилось) к совокупности потребительских заговоров, против которых бессилен мертвящий дело казённый формализм.

Паразиты общества победят. Победив, они сожрут цивилизацию, сведя её к предельной архаике отношений.

Таким образом, мы и выделяем три стадии существования цивилизации:

1. Ортодоксальная стадия народного единства;

3. Еретическая стадия народных расколов;

3. Угасающая стадия «паразитизма на доверии» людей.

Французский экономист, писатель и крупный политический деятель Жак Аттали [19] родился в Алжире в еврейской семье. Он занимал высокое положение «серого кардинала» в кабинете президента Франции Франсуа Миттерана и стал членом Бильдербергского клуба, который многие считают тайным мировым правительством, реальной структурой планетарной власти, в отличие от фальшивок в виде ООН и национальных «демократий». Аттали был главой «Европейского Банка Реконструкции и Развития».

Но при этом Аттали — ещё и один из фигурантов по делу о незаконной продаже оружия Анголе («Анголагейт»). То есть по всем статьям – это такая зловещая фигура крупного масштаба, к которой стоит прислушаться.

Так вот, именно Аттали с высот своего положения в мировой элите сделал вывод о развороте человечества обратно к кочевому образу жизни. Именно он создал на первый взгляд очень странную концепцию «новых кочевников», которых наши патриотические авторы, вроде С. Г. Кара-Мурзы тут же назвали «гуннами».

Всё было сказано Жаком открытым текстом! Согласно Аттали, глобализация порождает новую кочевую элиту, которая необходимо должна быть оторванной от своих национальных корней. Вместе с тем, общество будущего далеко от утопии. Нищета здесь по-прежнему будет сочетаться с богатством, только уже в глобальном масштабе.

Мондиалистская концепция переустройства мира — это концепция биороботизации. Распространяется она через Международную академию информатизации. В этой концепции человек — придаток к кредитно-регистрационной карточке, кочевник в глобальном разделении специальностей, профессий — без семьи, без Родины [20].

После такой футурологии Ж. Аттали стал врагом всех думающих и рациональных людей. Под видом будущего видным евробюрократом и масоном-бильдербергцем предлагается последовательная АРХАИЗАЦИЯ, демонтаж цивилизации.

Вначале – демонтаж устойчивого и стабильного производительного хозяйства, неразрывно связанного с осёдлостью народов. Это хозяйство меняется на нео-кочевое рысканье в поисках поживы – т. е. людям будущего предлагаются ветхие мародёрство, охота и собирательство, «свободный поиск»: авось где-нибудь валяется тот, что нужно рыскающим для выживания…

Затем следует демонтаж традиционной нравственности, человек учится бессердечности к «неудачникам», остаётся без народа, Отечества, семьи и сколько-нибудь устойчивых убеждений. Лакейское угождение плательщику – вот его единственное убеждение, которое предлагает глобализм.

Затем производится демонтаж не только психической, но и биологической природы человека. Из человека делают биоробота, и это последний этап кошмара: вслед за цивилизацией исчезают и населяющие её руины люди. Остаётся, как в детской советской фантастике – «планета населена роботами»…

Для человека рационального сразу же встаёт вопрос: зачем всё это было выдумывать? Даже если это технически возможно (в чем тоже большие сомнения) – неужели техническая возможность сделать гадость побуждает непременно её сделать? Что за странная, извращённая ненависть к жизни двигала пером Аттали?

Скажут скептики: «Дедушка просто свихнулся на старости лет и стал бормотать чушь»…

Нет, извините! Любители посмеяться над конспирологией посрамлены самим ходом событий. Дело в том, что план Аттали на будущее неуклонно выполняется, и всё делается для реализации именно его сценария.

Не будем долго говорить о волнах дикарской миграции в Европу – об этом, включая Кёльнский Кошмар, все в курсе. На Западе осуществляется ЧУДОВИЩНАЯ (иного слова не подберу) и долгосрочная при этом стратегия по смещению народов с насиженных мест, перемешиванию наций в помойном ведре мультикультурализма, отрыв этносов от их корней и традиций. Нации забываются и выдумываются со скоростью игрового квеста – как будто всё это игра и условность…

Но и в России процессы не обнадёживают. Абсурдные идеи по «повышению трудовой миграции» вынашивают все российские чиновники вплоть до Д. Медведева! Вчитайтесь в содержание, а главное, вслушайтесь в тон современных экономических изданий:

«Готовы ли работники к релокации в регионы?»[21]: «Коренной москвич будет ныть, что работы нет, но не станет искать ее за пределами Белокаменной. Впрочем, обитатели других городов РФ тоже не склонны находить себе применение в чужих краях. Почему в одних странах люди легки на подъем, а в других – тяжелы? Редакция E-xecutive.ru поинтересовалась у экспертов ведущих кадровых агентств, какие нововведения смогут повысить мобильность среди российских граждан и какие обстоятельства препятствуют ей.

По данным социологов средний американец в течение жизни меняет место жительства 13 раз. Средний россиянин – только полтора раза.

В России часто можно встретить людей, которые не работают, сидят на шее у родственников и постоянно оправдываются отсутствием качественных позиций для их квалификации. Но ведь работу можно найти и в другом российском городе – для этого нужно просто встать с дивана и начать искать! Такие люди отмахиваются – дескать, слишком сложно переезжать, много нюансов. Действительно, это поведение связано не только с психологией такого типа безработных граждан, но и с другими факторами, влияющими на уровень трудовой мобильности населения нашей страны».

Столкнувшись с новым «великим переселением народов» (в истории всегда тесно связанным с «тёмными веками») – современный человек ищет менее жуткие аналоги, нежели орды Аттилы и Тамерлана. Например, Владимир Лазарев, генеральный директор ManpowerGroup, считает, что «в России был только один пример успешного добровольного перемещения больших групп людей – это реформы Петра Столыпина, в ходе которых людям выделяли деньги на переезд, землю, льготы».

Сравнение совершенно некорректное. Столыпин безземельных сажал на землю там, где она была посвободнее. Сейчас же, согласно плану Аттали, делается всё наоборот, то есть оседлых подталкивают, фактически, к бродяжничеству. И понять этой нелепости в рамках традиционного рационализма нельзя. Всякий умник спросит: «Только вот боролись за то, чтобы отучить цыган бродяжничать! А теперь что, не-цыган цыганскому кочевому образу жизни учить решили?!»

Тем не менее, согласно Росстату, уровень межрегиональной трудовой миграции населения растет. За пределами субъекта Российской Федерации, в котором они проживают (своего субъекта), включая работавших на территории другого государства, работают около двух с половиной миллионов человек. Число трудовых бродяг растёт, но у теоретиков это вызывает не тревогу (как разумный человек мог бы ожидать), а непонятное удовлетворение!

 

*  *  *

 

Зачем человечеству ПОСЛЕ века космоса и атома переходить к экстенсивному, кочевому, примитивному, опасному и нищему способу производства? Такой переход был бы нелеп и после века угля и паровых машин, да и после веков землепашества он тоже нелеп! Но как-то особенно безумно смотрятся кибитки нео-цыган на фоне космодромов и АЭС…

Кто и для чего делает «Орду 2.0.»? Почему устойчивую высокую культуру хотят заменить неустойчивым кочевым бродяжничеством? Кому нужно стряхнуть цивилизацию, словно температуру в градуснике, до уровня первобытных племён охотников и собирателей?

Лично я выдвигаю гипотезу всемирного паразита хидиотии – при котором созидательные элиты обществ постепенно подменяются ИМИТАЦИЕЙ ЭЛИТ ХИДИОТАМИ.

Хидиот – моё слово, оно образовано из двух: «хитрый идиот». Это особый человеческий типаж – человек неразумный, но зато идеально овладевший (в рамках эволюционного приспособления к выживанию) способностями пародирования и имитации, умеющий притворяться точной копией доминантных особей, в точности изображать, симулировать её поведение.

Изначально лидерство в человеческих сообществах было связано с силой и мудростью, с деловыми качествами человека. Умение делать нужное цивилизации приносило авторитет, авторитет же – особое снабжение, преимущества потребительского толка.

Для элиты в первоначальном смысле слова важнее всего дело, которому служишь, а бытовые удобства от благодарных земляков – лишь приятное дополнение. Хидиоты начали охоту именно и только за бытовыми удобствами, не понимая дела, не будучи способными, да и не желая его понимать. Если раньше лидером был тот, кто, например, умел строить экономику, то теперь лидером становится тот, кто не умеет её строить. Причина поменялась местами со следствием.

Было: умение строить экономику => лидерство

Стало: лидерство => имитация работы с экономикой.

То же самое происходило и происходит во всех сферах. Словно какая-то чужая раса, словно инопланетяне или замаскировавшиеся под людей вампиры – хидиоты симулируют человеческое поведение и пробираются в лидеры, где их ждут максимальные бытовые удобства…

Так человечество было ПОХИЩЕНО ИЗ ЦИВИЛИЗАЦИИ, которая суть есть путь, стройка, проект, а потому нуждается в путеводителях, архитекторах, конструкторах. Оно было похищено в некое болото без перспектив и времени, когда масса хидиотов во власти стала критической. Причем сути процесса не понимают ни обычные люди, ни управляющие ими хидиоты. Следует похищение человечества из цивилизации с её линейным временем – в болото без времени [22].

 

(Примечание Смотрителя онлайн-издательства «Книжный ларёк»: Согласно концепции Максима Калашникова, эти самые хидиоты по Леонидову – есть особая появившаяся во второй половине XX века прослойка нео-кочевников – Античеловечество. Хищники и мародеры. Но они отнюдь не так тупы и примитивны, как это выдает за действительное Леонидов. Отнюдь! Именно античеловеки, сумев объединиться в Закрытую сеть, превосходят обычных хомосапиенсов по всем параметрам – в т. ч. и чисто интеллектуальным и шире – психологическим. Лишние голодные рты численностью 7 миллиардов – им без надобности. Потому и началась глобальная кампания по постепенному сокращению численности «человеческого стада», потому и наблюдаем мы последние десятилетия весь тот разброд, раздрай и деструкцию в мировом масштабе. А уж Россия-то традиционно стоит им всем, этим глобо-мутантам, поперек горла как самая традиционная в сохранении идеи СПРАВЕДЛИВОСТИ общность людей – страна, нация, государство.)

 

*  *  *

 

Проще всего сказать, что нельзя пускать к власти «оборотней ума» и на этом считать анализ завершенным.

Многократно создавались теории то «аристократии» (власти лучших), то «технократии» (власти специалистов), то «делократии» (власти деловых людей, умелых организаторов). Но ни одна из этих теорий не работала, потому что попугай-хидиот подстраивается под волну, и успешно имитирует аристократа, технократа, делократа и т. п.

Да и вообще – правят не теории и не «общественный договор». Правит вера человеческая, которая чем более слепа – тем энергичнее. В том-то всё и дело, что власть нельзя установить. Она сама устанавливается, как ОТРАЖЕНИЕ КАРТИНЫ МИРА В ГОЛОВАХ НАСЕЛЕНИЯ. Власть можно только УГАДАТЬ. Её нельзя захватить, передать (хотя внешние формы захвата и наследования она часто принимает). Власть, на самом деле, УГАДЫВАЕТ, чего от неё ждут – и существует, только пока от неё ждут именно этого…

Можно сколько угодно рассуждать, какая власть была бы хороша, а какая нет, но будет в итоге не хорошая и не плохая, а ОТРАЗИВШАЯСЯ ОТ ГОСПОДСТВУЮЩИХ НАСТРОЕНИЙ.

Откуда в таком случае берётся власть хидиотов – имитирующих способность думать и управлять? Ответ лежит на поверхности: когда общество утратило идейность, маршрут цивилизации, когда для него осталась только формальная сторона, привычка, за которой не стоит больше убеждения, – наверх выходят те, кто лучше всего имитирует формальную сторону отправления власти. Потому что в идейно-накалённом обществе лидера (от мала до велика) проверяют НА РЕЗУЛЬТАТ. А в обществе тусклом и сумрачном – лидеров сверяют с ПОДОБИЕМ. Проверять на результат в таком обществе разучились, потому что забыли – какого результата жаждали. А вот подобие, сходство, аналогию – помнят гораздо дольше. Посему у хидиота появляется шанс, чирикая фразами, смысла которых он не понимает, подниматься всё выше и выше НЕРАЗОБЛАЧЁННЫМ.

Это как стать генералом в мирное время. Войны нет, сражений ты не выигрывал и не проигрывал. Сам Соломон не скажет – хороший ты стратег или плохой? И вынужден будет судить тебя не по результатам боёв, а по твоему сходству в речах и прочем внешнем виде с великими стратегами прошлого…

Хидиоты умудряются стать докторами наук и академиками, даже не догадываясь, в чём исходный смысл и назначение науки. Просто они запоминают и воспроизводят, как попугай, звук – слова, жесты, поведение тех ученых, с которыми встречались. Смысла этого поведения они не понимают, да им и не нужно.

Медведь не знает, что его занятие в цирке называется «танец». Танцуя, он ничего не знает о танцах, их смысле и предназначении. Он заучил, что за определённые движения ему дадут кусок сахара. Медведь в цирке имитирует форму движений человека, за которую выдают сахар. Он мог бы имитировать другую форму человеческого поведения – если бы сахар выдавали за неё, а не за танцы…

 

*  *  *

 

Словом, вы поняли: хидиоту нужны не книга или изобретение, а гонорар за книгу или премия за изобретение. Зачем нужны человечеству книги и изобретения, он не понимает, и потому видит в них досадную помеху на пути к гонорарам и премиям.

И, конечно же, стремится по мере возможности устранить досадную помеху. Когда хидиотов-пересмешников на верхах набивается много – они сбиваются в заговоры и ложи, образуют коррупционные цепочки.

Единственный способ, доступный хидиоту для устранения досадной помехи в виде дела между ним и вознаграждением за дело – предельная формализация, выхолащивание сути дела. Ну, сами посудите: как управлять толпой математиков, если математики не знаешь? Честнее бы уйти – но жалко: плата хорошая за руководство математиками…

Поэтому хидиот (он ведь не просто идиот, а «хитрый идиот») не уходит с поста руководителя математикой. Он предельно формализует их работу. Вникнуть в её суть он не может, не в состоянии. Единственное оружие для него – это проверять листаж, строкаж, «правильное» оформление сносок, пунктуальность сдачи отчетов по объёму и по времени и т. п.

С помощью этих уловок хидиот может сохранять за собой кресло, не вникая в суть порученного дела и не занимаясь им вовсе. Тем не менее хидиот постоянно живет в страхе разоблачения. Поэтому, когда хидиотов набивается наверх много и они формируют коррупционные цепочки – из балласта дела хидиот превращается в РЕГРЕССОРА.

Наиболее понятные формы деятельности и отношений – это наиболее простые и примитивные. Они даже идиоту понятны. Поэтому хидиот ПРОСТЕЙШУЮ общественную организацию и иерархию понять может. Её любой понять может, и хидиот – тоже.

Более сложные формы общественных отношений, интенсивных производств, научно-технического прогресса – хидиоту тем менее понятны, чем они сложнее. Таким образом, цепочки хидиотов оказываются врагами всякого совершенства, но высшего совершенства – в особенной и превосходной степени. И когда хидиот у власти, когда от его решений зависит будущее – он начинает штамповать регрессивные решения, общий смысл которых – свести общество к наиболее примитивной (и потому наиболее понятной для хидиота) стадии отношений.

А самая примитивная форма общественных отношений, известная людям, – это кочевая орда охотников и собирателей. Все другие формы – над этой, более сложны. А эта – первый этаж, никакого «лифта ума» не требуется и «восходить» некуда незачем.

Что воспроизводит овладевшая властью группировка хидиотов, стремящаяся ликвидировать «помеху» дела между собой и вознаграждением за дело? Чем полнее власть хидиотов, тем ближе они подойдут к формам организации кочевой орды.

По сути, хидиот и сам по себе – продукт и пережиток кочевой орды охотников и собирателей, которая, если мыслить историческим временем, – БЫЛА-ТО СОВСЕМ НЕДАВНО. Кто-то из людей сумел подняться над уровнем бродяги-собирателя, а кто-то так и застрял на нём.

Хидиот понимает, что имеющееся благо нужно схватить и никому не давать. Но он категорически не понимает, как производить блага. Он в кочевой орде овладел арифметическими действиями «отнимать» и «делить», но более сложными – «прибавлять» и «умножать» он ещё не сумел овладеть.

Вот почему хидиот пытается перестроить мир вокруг себя под реалии кочевой орды собирателей: имитируя высшую мыслительную активность, он на самом деле её не имеет, как не имеет осмысленной речи попугай. Для него цивилизация – сложная и непонятная, и он хочет вернуть её в состояние простой понятности: есть благо – хватай, нет – рыскай по миру в поисках, уничтожай тех, кто слабее, беги от тех, кто сильнее…

Простые заповеди первобытного кочевника – в точности ложатся на новомодные и глянцевые «теории рыночной экономики», концепции «новых кочевников» (которые новы не сами по себе, а только потому, что кочуют в техногенном мире, унаследованном от более развитых людей), глобализации (а ведь первобытный бродяга тоже не имел ни границ, ни страны, ни нации), атомизации личности (первобытный собиратель тоже не знал, кто его отец). Сопоставляя нехитрый духовный багаж самого отсталого дикаря и современного рыночника-либерала, мы с изумлением отмечаем их тождество! «Какое ещё такое государство, да ещё с проверками?! Просто будем драться каменными топорами, кто кого зашибет, и ладно! И налогов платить не хочу, убегу в джунгли от сборщиков…»

Но это же и есть первобытная саванна! До уровня первобытного фетишизма и анимизма падают религиозные верования. Возрождается каннибализм – сперва, конечно, ритуальный, потому что регресс идёт в обратном порядке, от высшей стадии к самым низшим…

Производительные и интенсивные формы производств отмирают, их заменяет собирательство и мародёрство. Ну, а теоретическое осмысление всего этого оказывается «теорией новых кочевников» – людей без багажа всей предыдущей культуры, которые попросту утилизируют захваченный ими мир с последовательностью дикарей, попавших в большой и брошенный город умерший цивилизации…

 

*  *  *

 

Оглядывая историю, мы видим в ней три основных идеи. Прежде всего, это агрессивный прогрессизм, вера в Разум с сожжением противников Разума. Преодолевая перегибы раскалённого фанатизма прогрессоров, рождался гуманизм (в формате человечности) – то есть приоритет Разум без излишней жестокости при его насаждении. Человечность всем лучше агрессивного прогрессорства, кроме одного: из неё можно незаметно свалиться в дегенератизм, т. е. движение и течение реакционных и слабоумных террористов…

Прогрессизм – силовое, а порой и террористическое подавление, шельмование, уничтожение наиболее развитой частью общества своего отсталого и слабоумного охвостья. «Прогрессорство» ярко выразилось в агрессивном европейском колониализме [23], в большевизме, ленинизме, а также, например, в футурологической фантазии братьев Стругацких. Суть прогрессорства – в признании права «форварда гонки» на подавление отсталости. «Если я умнее тебя – то ты мой раб».

Гуманизм (понимаемый, как человечность, а не как «ренессанс») – совокупность теорий, предусматривающих сосуществование прогрессивного и отсталого, добровольность в приобщении к прогрессу, «право на неразвитость». При этом лидерская роль прогрессивных сил, конечно же, сохраняется, отсталые слои неизбежно оказываются в «гетто», но при этом нет насилия (или же оно минимизировано, носит оборонительный, а не наступательный характер).

Не скрою, мне, как и большинству наших читателей, мягкая человечность симпатичнее железного прогрессорства. Однако нужно же понимать, что снижение агрессии наиболее развитого ядра общества – не означает его ликвидацию или умаление его лидерской роли! Иначе будет уже никакой не гуманизм, даже в узком ренессансном смысле слова, а нечто совершенно другое, а именно – дегенератизм.

Дегенератизм – террористическое уничтожение всего прогрессивного и развитого силами отсталых и недоразвитых членов общества.

Увлекшись в 80-е годы ХХ века конфликтом между жестким прогрессорством и мягкой человечностью, отстаивая человечность перед холодным механицизмом прогрессорства – все мы (я имею в виду, социальные мыслители) – проглядели «третий элемент». Мы проглядели угрозу и реальность дегенератизма, выступающего не только прямой противоположностью прогрессизму, но и зловещей альтернативой гуманизму и человечности.

Наверное, Маркс жесток, и даже отвратителен – когда обосновал в роли «адвоката дьявола» право машинной индустрии «усеять все холмы Индии костями ручных ткачей». Однако он же не додумался придумать идеологию, в которой ручные ткачи усеяли бы все холмы костями инженеров и обломками современных машин! При всей своей жестокости Маркс всё же верно расставляет приоритеты, вступая в бой с «мягкотелостью гуманизма» на позициях прогрессора. Мол, нечего ждать, тянуть и уговаривать дураков, надо резко рубить гордиев узел отсталости! Потом это нашло практическое отражение в деятельности большевиков, выжигавших отсталость и недоразвитость буквально «калёным железом», к ужасу и слезам всех гуманистов (включая и меня).

Но, сколько бы не рыдал я над костями жертв большевизма (а «до кучи» в эти жертвы попали и очень, очень достойные люди) – я всё же понимаю (и читателю советую понимать) глубинную разницу между гуманистической снисходительностью к отсталым и либеральным потаканием, поощрением дикости. Гуманизм любит грешника, а либерал – сам грех. Ещё с раннего средневековья доказано, что это очень и очень разные вещи!

Существует такая большая опасность, капкан, в который мы и попали в 80-е годы ХХ века, и до сих пор пытаемся выбраться из его тисков, мучительно отгрызая себе ногу: плавное и незаметное перетекание человечности в дегенератизм!

Конечно, сердце дамы по имени Цивилизация принадлежит гуманистам. Тем, кто стремится спасти всех, а не только наиболее развитых, талантливых, одарённых и образованных (причем часто ценой гибели отсталых недотёп). Цивилизация, противостоящая дикости, – по определению преодолевает жестокость, и уже хотя бы поэтому не может поощрять жестокости.

Но в то же время существует определённый минимум жёсткости (не жестокости – жёсткости), который необходим для существования цивилизации, чтобы сохранить её каркас. Если милосердие и мягкость перейдут опасный рубеж – они откроют дорогу дегенератизму, т. е. истреблению лучших силами худших и наиболее тупых. Можно оправдать обскуранта, несущего хворост на костёр, сжигающий учёного, словами «не ведает, что творит». Но нельзя же, согласитесь, восхищаться этим обскурантом, снабжать его хворостом и считать его поступок «максимой всеобщего поведения»!

Между тем, в 1979–91 гг. гуманизм на планете совершил очень опасный вираж и открыл шлюзы для самого чудовищного и террористического дегенератизма, окончательно сменив вехи: от геноцида дикарей – через уравнивание дикарей с культурными людьми – к геноциду культурных людей… Именно там, в бреднях, озвученных Тэтчер и Рейганом, рождались косматые гоминиды украинского майдана…

(От Смотрителя «Книжного ларька»: А еще в том же извращенном ряду – доходящие до абсурда и маразма постулаты политкорректности и толерантности, когда не позволяется кинуть восхищенный взгляд на приглянувшуюся женскую фигурку – видимо, лучше пожирать глазами жопастых, пардон, педерастов! И когда позволяют сумасшедшим сидеть в президиуме на заседании врачей-психиатров, стоически терпя их выходки – то есть псих и придурок может взять и накакать на голову председателя конгресса психиатров или разбить ему физию графином с водой.)

Равно как и смысловой предел дегенератизма – экологический фашизм (модный на Западе). То есть странная (мягко говоря) идея облегчить жизнь кабанам, волкам и лосям путём истребления человека. Тут уж, согласитесь, окончательно все приоритеты не только сместились, но и перевернулись «кверх тормашками»…

Ещё раз повторю: цивилизованный человек может (и, наверное, должен) признать за слабоумными и дегенеративными право на жизнь. Но не может цивилизованный человек признать за слабоумными и дегенеративными право на власть, на истребление полноценных, на террор в отношении движущих сил прогресса!

Позвольте – спросят меня – ну как же может дегенерат победить интеллектуала? Интеллектуал ведь всегда победит – именно потому, что он более развитый. Его ум делает его сильнее, ещё Бэкон писал, что «знание – сила». Чисто ситуационно ответ ясен: если дегенератов больше числом, если площадка битвы слишком узкая и кратковременная, то… Но это вопросы тактики, нам они неинтересны.

Конечно, стратегически, на длинной дистанции, интеллектуал всегда победит дегенерата, придумает, как победить. Поэтому, конечно, диктатура дегенератов в чистом виде невозможна, как невозможна липофашистская «Украина» без НАТО и Америки. Но не будем забывать угрозы внешнего влияния и воздействия на борющиеся стороны…

 

*  *  *

 

Прагматизм – распространённая и очень коварная форма дегенератизма. Она опасна тем, что – в силу прагматики – всегда приносит долгосрочные программы в жертву краткосрочным. Мол, лучше копейку, да сейчас урвать, чем миллион – но через тридцать лет. Копейка – она вот, в руке, а через тридцать лет – будем ли живы? Да и кто вообще может знать, что там будет, через тридцать-то лет?

Именно поэтому прагматизм оказывается палачом фундаментального и устойчивого развития. Он слишком узколобый и ограниченный, чтобы иметь в виду общечеловеческую мечту.

Свернув фундаментальные направления прогресса, и выиграв на этом какие-то гроши, лидер-прагматик оказывается в ловушке «аттрактора». С одной стороны, он, как лидер, несколько улучшает текущий быт, потому что снятые с долгосрочных проектов средства растрачиваются в режиме «сегодня и сейчас». Но за аттрактором (площадкой стабилизации каскада) всегда следует новый обвал, пропасть.

Можно, конечно, срезать себе крылья, и сделать из них «крылышки на гриле», и будет, наверное, даже вкусно. Но летать потом уже не сможешь. Это доказал опыт Маргарет Тэтчер, «рейганомика», да и вообще либеральные реформы (традиционно проводимые бухгалтерами). У бухгалтера какая задача? Сократить издержки! Сделать фундамент помельче, стену потоньше… А выдержат ли они потом нагрузку, не рухнут ли – это уже не дело бухгалтера, это дело совсем других профессий…

Прагматизм – как попытка думать о выгоде – является безумным приоритетом тактики над стратегией. Тактический выигрыш в локальном месте и времени оказывается для прагматика важнее стратегического, всеобщего. Урвать – а там хоть трава не расти…

От прагматизма, как диктатуры тактиков, низвергнувших стратегов и стратегию, тянется цепочка к либерализму в его версии 1991 года. Прагматики, стремившиеся выстроить личный, локальный, немедленный успех, – придумали либерализм и либеральные реформы. От либерализма тянется уже неразрывная привязка к дегенератизму.

Либерализм (созданный прагматиками и циниками для личного обогащения) эксплуатирует в массах, прежде всего, дегенеративные наклонности. Вместе мы определяем их как «энтропический свищ человечества», или человеческой истории.

Это доставшаяся от самого дикого из дикарей склонность к разрушению, вороватости, грабежу и разбою, ненависть варвара к труду и учёбе, потакание человеческим порокам, слабостям человеческой натуры, которой, конечно, в глубине души, не хочется ни учится, ни работать – но хочется жрать и удовлетворять другие низшие инстинкты.

От чего освобождает «освобожденец» (калька со слова «либерал»)? Разве он освобождает людей от нужды и бедствий? От соблазна, а порой и необходимости врать и воровать? От всего, что привязывает человека к пороку и скверне?

Конечно же, нет. И теоретически, и практически либерализм на всей планете избавляет людей от собственно-человеческого, то есть высвобождает из «клетки условностей» [24] и табу культуры – кого? Зверя в человеке…

«Над процессом» стоят коварные прагматики, не гнушающиеся «разбудить вулкан, дабы себе яичницу пожарить». «В процессе» же, в его массиве и гуще – находится последовательно деградирующий от степени к степени социальный дегенерат.

Долгосрочной перспективы прагматики не видят – для этого они слишком эгоистичны, слишком «заточены» на личную сиюминутную прибыльность. Они – умелые тактики, лишенные стратегической перспективы. И потому они могут выиграть бой – но не войну.

Что касается курируемых интеллектуальными циниками дегенератов, то они – в принципе неуправляемое (хотя и в общих чертах предсказуемое) стадо, и ими правит сама госпожа Зоология. В отличие от отдельно взятого умного циника, Зоология бессмертна. И её «горизонт перспектив» гораздо дальше, чем у «хитрожо*ого» представителя идеи «Бога-нет-всё-дозволено» [25].

И потому в этой игре выиграют не хитрые прагматики, ничтожное меньшинство в разбуженном потоке дикости, которым они пытаются управлять. Выиграет в конечном итоге именно Зоология – осуществив уже вполне очевидный под американскими берцами «геноцид культуры» и постоянно играя на понижение в долгосрочной стратегии.

 

*  *  *

 

Так что Ф. Фукуяма был не так уж неправ, когда говорил о возможности «конца истории». Она действительно может кончиться, но не застыв в предельном совершенстве (как мечтал Фукуяма), а в прямом смысле слова: кончится, умерев, после чего начнёт разваливаться и разлагаться, переполнится трупным ядом и продуктами распада.

Для такого финала нужно только одно: чтобы тот мощный источник «излучения на мозг», который заставлял миллиарды людей из поколения в поколение ОТДАВАТЬ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ВЗЯЛИ (покрывая и естественную убыль культуры, и хищения эгоистов, берущих от жизни больше, чем дают) – погас и заглох. В этом случае (что и происходит в странах победившего либерализма) – цивилизацию и культуру начнут вычерпывать и вычерпают до зоологического донышка.

То, что не пополняется – иссякает. Вас это удивляет? Меня нет…

 

Глава 6. КРИЗИС ВОСПРИЯТИЯ

 

В теории познания всегда всё без исключения внимание уделялось качеству мышления. При этом почти ничего не говорили о ПРОБЛЕМЕ ВОСПРИЯТИЯ аудиторией (речь идёт не о дидактике, а о самой способности восприятия у аудитории).

Между тем, проблема очень остра. Можно как угодно разговаривать со стенкой, озвучивать перед ней высшей гениальности мысли, идеи, теории – ничем, кроме эха, стенка не ответит.

Философы много думали о генерации мысли – и почти не думали о восприятии мысли. Такие мыслители, как Кант или Гегель, Фихте или даже наш Лосев – вообще не заботились о понимании своих открытий. Они говорили удобным для себя языком, предполагая, что аудитория учеников с рабской покорностью будет изыскивать средства расшифровки сложнейших фраз…

А почему, собственно, господа мыслители, вы уверены, что новые поколения жаждут вас понять? Мысль непонятая – всё равно, что неизреченная. Умна она или глупа – её всё равно, что нет.

Нужна особая окружающая среда для мыслителя, особый ПСИХОФОН – при котором само собой разумеется, что люди хотят услышать и понять мудрые мысли. Люди ищут этих мыслей и идут на зов собеседников, охотно вступают в обсуждение поставленных вопросов…

Вот эта среда ЖАЖДУЩИХ УСЛЫШАТЬ И ПОНЯТЬ – называется ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ.

Без неё можно делать что угодно – и всегда с нулевым результатом. Можно сделать гениальные изобретения, сочинить машину изобилия – а её никто не станет внедрять. Да и разберут на металлолом ваш опытный образец…

Можно написать гениальные программы реформ, действий – а их некому будет воплощать. Пробовали когда-нибудь ораторствовать посреди стада коров или баранов? Стадо ведь вам не возражало, не спорило с вами, оно просто вас НЕ ВОСПРИНИМАЛО…

Можно нанести на скрижали замечательные, справедливые законы – а жить по ним всё равно никто не станет. Словом, можно говорить и писать что угодно – с эффектом «как об стенку горох».

Воспринимающая среда не может быть создана самим мыслителем, изобретателем, физиком или лириком. Воспринимающая идеи среда рождается прежде всех мыслителей, как вода является ранее рыб, а яйцо – раньше курицы [26].

То есть вначале широкая аудитория должна захотеть принять мысль – и только после этого имеет смысл озвучивать мысль. Иначе получится эффект ораторства посреди отары или в пустой аудитории.

Но кто или что включает психофон цивилизации – то есть интерес аудитории к умным мыслям? Теория о том, что мысли достаточно быть умной, дабы стать интересной людям, – на наших глазах провалилась вчистую. Есть люди, которые интересуются мудрыми мыслями, и есть люди, которые ими не интересуются.

Вовсе нет прямой взаимосвязи между мудростью мысли и вниманием аудитории. Аудитория, чуткая к мудрости, будет внимать и дискутировать обо всякой теории. Аудитория, к мудрости глухая, не станет внимать никаким теориям, обоснованы они или не обоснованы…

Когда люди умственно оглохли, то всякая наша теоретическая и просветительская деятельность оказывается взбиванием воды в ступе. Опять же, от совершенства или несовершенства наших изысканий ничего тут не зависит.

Умственно-глухая аудитория не будет отделять умные мысли от глупых, логичные от абсурдных. Она НИКАКИЕ не примет. Ей что те колебания воздуха, что эти.

Но именно с такой интеллектуальной глухотой мы и сталкиваемся ныне, в процессе смены биологического вида homo sapiens на вторичного примата-дегрода. Для мыслителей прежних веков эта проблема до такой степени не стояла, что они даже её в упор не видели. Они думали – «главное, найти умную мысль, а уж там её непременно подхватят».

В XIX и ХХ веках шла отчаянная и драматичная борьба идей, внимание к которым было гарантировано. Люди жадно ловили всякую мысль и обсуждали её.

За это загремел в тюрьму Радищев – власть боялась, что его мысли будут услышаны. Власть не могла предположить, что услышанные мысли не будут восприняты… Завораживает эта напряжённейшая битва цензур, битва за умы в прошлые века. Одни издавали газеты и книги, другие запрещали газеты и книги: но обе стороны в яростной борьбе даже и предположить не могли, что изложенное в газетах и книгах НЕ БУДЕТ ОБСУЖДАТЬСЯ…

Какие-то художественные романы, пьесы то публиковались, то запрещались – в полном убеждении об их способности влиять на умы современников! Сегодня это кажется просто странным. Вообразите, что в наши дни кто-нибудь вывозил бы тайком роман Пастернака или под одеялом перепечатывал бы роман Солженицына на машинке! Какой же сильной была вера в способности текста влиять на умы современников – была в этих действиях (как к ним не относись)…

Рационализм, убежденный, что главное «сказать умность», а услышать найдётся кому – встал завороженным перед «стеной пустоты» новейшего времени. Лоб, натренированный в прошибании цензурных стен – с пустотой ничего сделать не может.

В этом может быть, самое ядро, самая глубинная сущность цивилизации – превращение сразу ВСЕХ мыслителей в маргиналов своего общества, переход масс от ВЫБОРА ИДЕЙ к ИГНОРИРОВАНИЮ СРАЗУ ВСЕХ ИДЕЙ при утрате способности к восприятию всего обобщённого, абстрактного, делающего выводы и умозаключения.

Неожиданный финал раскалённой борьбы Добра со Злом: их перестали различать и думать о них обоих перестали разом.

(Комментарий Смотрителя ОИ «Книжный ларёк»: В том-то и дело, что в нынешнем обществе информационного безумия, когда сознание и психику каждого отдельно взятого человека захлестывают валы сведений, цунами информации и тайфуны разнообразных новостей, – уже невозможно ориентироваться в этом хаосе, и восприятие отказывает; таким образом, мы приходим к тому, что никто никого не слушает и никем/ничем не интересуется – кроме как своим собственным мнением и интересами; все чего-то там бормочут, не слушая и не воспринимая других – тоже беспрестанно бормочущих.)

Безусловно, кризис восприятия мыслей в нашей цивилизации очень растянут по времени и географически неоднороден. Общая деградация происходит не сразу и не повсеместно.

Где-то она уже полностью завершена, тотальной сменой «человека разумного» на «человека безумного», примата-дегрода (я в этом подозрения имею на несчастную Украину). Где-то она идёт с меньшей скоростью. Но ведь идёт!

Шагреневой кожей сжимается пространство нашего с вами, читатель, диалога – совершенно независимо, согласны вы с моими мыслями или нет. Пространство восприимчивости к мысли и слову сжимается – независимо от качества мыслей и слов.

Есть колоссальная разница между биологическим видом «человек разумный» и вторичным дегродом, возникшим на его базе.

С одной стороны – рабочий царских времен, который, отпахав тяжелейшую смену по 14 часов на фабрике, потом шёл вместо койки на собрание кружка по чтению книг (как не относись к этим революционным кружкам). С другой – современный подросток, который никакой смены не отпахивал, ни трудом, ни лишениями не изнурён – а читать и думать всё равно отказывается…

Откуда была в полуграмотном и забитом рабочем эта жажда познания – и куда она делась у холёного юноши новейших времен? Здесь нельзя говорить о простой избалованности «брежневским мармеладом» – растущая нищета значительного числа людей влечет их не к переосмыслению своего бездумного поведения, а наоборот, к его усугублению.

Нужно иметь смелость говорить о пропаже некоей среды цивилизации, которая казалась естественной, как воздух, и была невидимой глазу, как воздух. В этой среде существовала тяга к познанию всего на свете, подобно тому, как существует печная тяга. Потом эта тяга куда-то и почему-то пропала, и весь дым и чад вместо трубы пошёл угарным удушливым облаком в комнату…

Отсюда и следующий, ещё более фундаментальный для нашего исследования вопрос: ПОЧЕМУ ЧЕЛОВЕК ХОЧЕТ БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ? И не хочет стать «обратно обезьяной», согласно учению дарвинистов, являвшейся нам отцом и матерью?

И не нужно здесь отмахиваться «ха-ха», эту беду шуткой не замажешь. У всех народов во все времена родители господствуют над детьми. Уважение к старшему – это фундаментальный принцип. Первый – он всегда главный, поэтому можно сказать «генеральный секретарь», а можно – «первый секретарь».

И если обезьяна, как вы, дарвинисты, говорите, появилась раньше человека – то ведь она и старше, и почтеннее. Она отец, а человек сын, а сын должен подчиняться отцу. Не родители учатся у детей, а дети у родителей.

Если мы произошли от обезьяны, то у неё перед нами очевидный приоритет. Она – норма, а мы отклонение, патология. Мы не «апгрейд обезьяны», а её извращение, некая флюктуация – возникшая совсем недавно на фоне миллионов лет существования приматов, принимаемого хотя бы в силу его сроков – за норму и исходник.

Почему человек хочет быть человеком, а не обезьяной и не свиньёй? И всегда ли он хочет оставаться человеком? Дарвинисты и фрейдисты добились больших успехов, обосновывая приоритет обезьяньего бытия над человеческим. Очень многие наши современники, особенно среди молодёжи, в итоге расхотели оставаться человеками, что и вызвало кризис восприятия цивилизационных ценностей, ставших вдруг мусором и нудной нотацией.

Ведь процесс формирования из человека разумного неопримата, разновидности бывших людей – дегродов идёт через дарвино-фрейдистское «возвращение к истокам», к естеству, к «норме миллионолетий». Такие вещи, как моногамный брак или одежда в тёплое время года, для дегродов нелепость и предрассудок, а такие вещи, как многолетняя упорная учёба, выгрызание гранита наук – и вовсе воспринимаются как пытка, как садистское издевательство над зоологическим существом примата-дегрода.

Рождается та единственная программа, к которой чуток угасающий мозг дегрода, – тем или иным способом убежать от «мучителей-дрессировщиков» в джунгли (на Майдан?) и скакать там по веткам, беспорядочно сношаясь и издавая гортанные нечленораздельные выкрики [27]…

Нельзя поставить обезьяну по времени впереди человека – и не добиться при этом приоритетности обезьяньих мотиваций над человеческими. Нельзя поставить смерть вперед жизни – и не добиться при этом приоритетности смерти (нормы) над жизнью (кратковременным извращением мёртвой вечности).

Мыслители прошлого полагали, что желание человека быть человеком заложено в самом его естестве и само собой разумеется. Они думали, что это вроде инстинкта дыхания – родился младенец и сразу начал дышать. Почему? Да потому что заложено в его естество…

Но есть существенное отличие между инстинктом дыхания и инстинктами человечности. А именно – последние никакие не инстинкты. Они – если говорить языком академика Павлова – вторичные, условные рефлексы, выработанные годами упорных тренировок.

Никакого желания оставаться человеком в человеческое естество не заложено. Если человек оторвался от ядра своей цивилизации, отделился от её среды, от её психофонов – то он попутно и желание быть человеком теряет.

И массовые мутации «людей разумных» во вторичных приматов-дегродов в наши дни тому наилучшее подтверждение.

Безусловно, желающему выжить человечеству нужно научиться отличать проблемы цивилизационного строительства от «проблем» выхода, бегства из этого строительства.

Либералы, эксплуатирующие энтропический свищ в многосоставной природе человека, всецело разделяют «народную мудрость», которая гласит: «Проблемы проявляются тогда, когда кто-то пытается их решать».

Существует большой соблазн (Запад пошел именно этим путём) – не решать проблем, и тогда их как будто бы и не станет. Например, набившее оскомину в советское время выражение «жилищная проблема» неразрывно связано с БЕСПЛАТНЫМ предоставлением жилья. Если жильё продавать по рыночной стоимости, то «жилищный вопрос» (как известно из М. Булгакова, «испортивший москвичей») перестанет быть вопросом.

У кого деньги есть – пошел и купил, какие вопросы. А у кого нет – копи, тоже, в чем-вопрос-то?

Если жилищную проблему не решать – она и не встаёт в качестве проблемы общества. Болезнь прекращается – если больной умер. Поэтому, с точки зрения дегенеративной логики, принесенной нашествием либералов, убить больного – самый простой и быстрый способ избавиться от болезни.

Но такой способ решения проблем означает выскакивание из тысячелетий цивилизации. Если исходить из правила «кто выжил, тот выжил, а кто помер – тот помер», то никакой необходимости выделяться из животного мира у предков современных европейцев и американцев не было. Это принцип саванны, закон джунглей – ПРОТИВОПОЛОЖНЫЙ не какому-то отдельно взятому социализму, а ВООБЩЕ ВСЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ.

Ну в самом деле, спросите себя честно: если естественный отбор, то зачем цивилизация? А если цивилизация – то зачем естественный отбор?! Зачем, в частности, нужны наука и техника? Только лишь для того, чтобы защитить слабого от сильного. С помощью знаний и техники (а когда и юридического закона) он может противостоять сильному.

Сильному для того чтобы расправиться со слабым, никакие научные и технические ухищрения не нужны. В дикой природе сильные особи делают это миллионы лет, и у них всегда получается!

Точно так же тому, кто сильнее, – закон тоже не выгоден, потому что мешает сделать всё по своей воле, ограничивает действие.

Закон нужен слабому. Как и наука. Как и техника. Все они нужны только тем, кого либералы называют «социально-несостоявщимися» и «не вписавшимися в рынок».

При этом либералы, скорее всего, и сами не понимают, насколько глубоко их всасывает в себя сквозная тяга энтропического свища человеческой натуры.

Каждый из них «всего лишь» надеется сделать исключение из правил цивилизации лично для себя: но когда это делает каждый – правила цивилизации перестают существовать [28].

Тем не менее, внешняя проблемность общества связана с его попытками решать проблемы. При этих попытках проблемы становятся видны, и разговор о них получает смысл. В обществе же, отказавшемся решать проблемы, нет никакого смысла о них говорить.

Не обсуждали первобытные люди проблему голодающих, и, конечно, не потому, что голодающих не было, а потому, что сама мысль о необходимости им помогать не приходила первобытным людям в голову.

Вся цивилизация, начиная с древнейших времен – это борьба с самоуправством и произволом, жажда которых глубоко угнездилась в звериных атавизмах человеческой природы.

Любой зверь-самец, побеждая в борьбе, нетерпим к ограничениям своего самоуправства. Он не желает, чтобы кто-то посторонний его судил, оценивал, поправлял. Он – зверь-победитель. Он расправится со всякими возражениями клыками, когтями, рогами или бивнями! Живет это в человеке? Да в каждом на глубинном уровне живет! Степень подавления этого звериного произвола – и есть степень цивилизованности.

С самодурством боролась религия. По нему били законами. Против него выстраивали традиции. Его стыдили, карали, высмеивали, проклинали на протяжении всей человеческой истории. Против него организовывали революции – но лидеры победивших революций снова пускались в рецидивы звериного произвола… Их снова свергали – и снова били по самоуправству авторитетом Бога, параграфами Конституций, разными контрольно-счетными палатами и ревизионными коллегиями…

Да, победить звериную тягу человека к распущенности, разнузданному поведению – очень трудно. Но тем безумнее ей потакать и потворствовать, как это делают рыночные бесы!

Цивилизация есть движение к точности, ответственности и предсказуемости – неровное, нервное, со сбоями и откатами, но тем не менее вполне очевидное.

Додуматься поощрять такими мероприятиями, как «десоветизация», неточность, непредсказуемость и безответственность в человеке может только злейший враг цивилизации.

В основе рыночного идеала лежит представление о сильном человеке, который «сам себя сделал» (self-made man «американской мечты»). В основе цивилизации лежит представление о человеке, которого сделало общество. Не сам самозванцем вылез, а выдвинули, доверие оказали. Не по своей воле поступает, а по закону…

Сколько бы ни занимались наши оппоненты демагогией, но свести вместе self-made man и цивилизацию невозможно в силу их диаметральной противоположности. Как нельзя совместить гордыню и смирение, так нельзя совместить рыночные мотивации человека с цивилизационными требованиями точности, ответственности и предсказуемости.

Ибо и точность, и ответственность, и предсказуемость – есть НЕСВОБОДА. Все три они ограничивают произвол, ограничивают свободу выбора, сужают варианты поведения. Они подменяют сиюминутность желаний и похотей на устойчивый и неизменный долг.

Быть всё время в долгу – тяжело. Но цивилизации без чувства долга не построишь. Мы потому так долго и возимся при возведении цивилизации, что эти вещи противоречат друг другу!

Знание – сила. Сила – освобождает от оков. Свобода поведения – есть свобода выбора. Свобода выбора может быть использована во зло.

Именно поэтому человеческая история даёт нам примеры таких зверств, до которых никакой зверь никогда не додумался бы, ибо свободным и развитым разумом не обладает.

Мы констатируем новаторство и изощрённую патологиями мышления затейливость, сложную архитектуру в человеческом садизме.

Когда разум не работает (слабоумие) – это одно состояние бытия. Когда разум стал работать, и работая, сваливается в патологически-злодейскую сторону, это совсем другое состояние бытия. Поэтому мышление людей мы в социопатологии делим на:

1) Доцивилизационное (слабоумие).

2) Цивилизационное (логико-догматическое)

3) Антицивилизационное (вольно-экзотическое)

Понятно, что первое состояние мышления показывает его низкую интенсивность. Два последующих могут между собой поспорить, кто из них ТЕХНИЧЕСКИ-ИНТЕНСИВНЕЕ.

Приведу аналогию, которая кажется мне весьма понятной и точной. Разум – инструмент, как, например, дрель. Дрель может быть отключена – и тогда сверлом можно только долбить деревянную (или металлическую) поверхность. При включении дрели в электросеть возможны варианты:

1) Дрель используется строго по назначению, с соблюдением техники безопасности, упирается в заранее намеченную карандашом точку на сверлимой поверхности. Это позволяет сверлу уходить всё глубже и глубже в процессе сверления: ТО ЕСТЬ УЗОСТЬ ПРИЛОЖЕНИЯ ОБЕСПЕЧИВАЕТ ГЛУБИНУ И БЕЗОПАСНОСТЬ. То же самое правило действует и для человеческого мышления.

2) Дрель включена, сверло вращается, но техника безопасности не соблюдается, человек размахивает дрелью по сторонам… Ещё вариант: сверло наставили на конкретную точку, а оно сорвалось, стало елозить, скользить, вместо углубления в конкретной точке стало царапать всю поверхность… Конечно, в таком случае и поверхность будет испорчена, и риск несчастного случая с дрелью очень большой.

Глубины проникновения в предмет нет – но именно за счет отсутствия глубины возрастает широта приложения! Это очень важный момент, который обязательно нужно понять, если вы хотите хоть что-то понимать в социопатологии и в строении цивилизации.

Сверло, идущее узко, – идёт глубоко в предмет. Сверло, елозящее и сбившееся, не идёт глубоко – вместо этого широко на вариации.

Точно то же самое и происходит с приложением человеческой мысли к какому-то из предметов. Мысль входит в предмет либо глубоко – но тогда узко, либо широко – но тогда поверхностно.

Именно этим объясняются невероятные успехи исследователей, предельно ограниченных церковью, цензурой, общественной моралью (порой совершенно ханжеской), стиснутых, казалось бы, в невыносимые для мысли узкие рамки. Наоборот: снимите с мысли всякую цензуру, всякое заужающее ограничение – и она начнёт бессмысленные блуждания, перескакивая с предмета на предмет…

Это касается не только науки, но и искусства, творчества. Не нужно быть особенно умным, чтобы увидеть ничтожество фильмов Эльдара Рязанова, снятых без цензуры, – по сравнению с его же фильмами в условиях жесткой советской цензуры. То же самое относится и к комедиям Гайдая. Да и вообще ко всему: великая литература, например, рождается только под цензурным гнётом, и чем сильнее этот гнёт – тем ярче и богаче эзопов язык литературы.

Основы современного научного знания заложили те, кто рисковал за малейшее неосторожное слово попросту сгореть на костре. В частности, длительно изучая труды Уильяма Оккама (XIV век), я пришел к убеждению, что это величайший, глубочайший философ (хотя имеющий зловеще-роковое значение для Европы), сложность мыслей которого превращает последующие труды Канта и Гегеля в детскую популярную литературу.

Превзойти Оккама никому не удалось, философия после него играла только на понижение и популяризацию материала. А ведь жил этот гений (правда, зловещий, сумрачный) – в обстановке средневекового цензурного террора и крайне примитивной техники! И вот, живущий в таких условиях, Оккам заложил «пизанскую башню» всей европейской западной культуры, вместе с тем креном, который сегодня грозит всю эту культуру обрушить… Именно труды Оккама роковым образом разделили западную и восточную ветви христианской цивилизации, после чего западная, католическая ветвь, развивалась уже с нарастающей декомпрессией, породив в итоге альтернативный СССР тупик потребительского свинства.

Если бы западная ветвь христианской цивилизации развивалась бы только по Фоме Аквинскому [29], то, конечно, в ХХ веке мы не имели бы «Противостояния Систем». Мы имели бы единый переход всей христианской цивилизации от её мечты к воплощению этой мечты. Это – когда технический прогресс сам по себе, исходя из своей христианской мотивированности, на определённом этапе создаёт социализм и коммунизм.

То есть поезд, изначально запущенный с целью доехать до «Праведного Изобилия», – в итоге просто туда доехал бы. И всё, никаких «железнодорожных крушений» и «схода с рельсов»!

Поэтому, повторюсь, роль Оккама в психоистории человечества роковая – но это связано с его колоссальным интеллектом, по сути, перевернувшим базовые представления европейского человека об «очевидном» и «само собою разумеющемся».

От Оккама пошла вся линия европейского «индивидуалистического скептицизма», осуществившая внутреннюю ревизию всех ценностей христианской цивилизации на Западе.

Оккам поменял местами источник и отражение, заменив базовую ситуацию мышления «Я заключен в объективной реальности» на ситуацию «Объективная реальность заключена во мне».

А раз всё дело во мне и моём – значит не она, реальность, моя хозяйка, а наоборот, я – её хозяин.

Отсюда социально-экономические выводы поздних оккамистов, актуальные и сегодня: «не человек для блага, а благо для человека».

До свидания, европейская «апостольская мечта», здравствуй, рыночный эгоизм… И все это закладывалось на столетия вперед в глухом и тесном XIV веке!!!

Что же касается современной философии, то поверьте тому, кто много ею занимался: это просто детский лепет по сравнению с глубиной проникновения в предмет у Оккама или Фомы Аквинского! Это детский лепет людей, задающих самим себе достаточно общие, простенькие, адаптированные вопросы и ликующим, когда находятся ответы...

Однако никакая, даже оккамова глубина мысли не служит оберегом от рисков, заложенных в вольно-экзотическом мышлении, идущем от случайных предположений к неведомым выводам.

 

Религия задавала идеалы, отход от которых порождал революционные движения. Если бы религия не задавала идеалов – то революционных движений бы не было. А если бы религия задавала другие идеалы – были бы и революционеры другими.

В любом случае нужно иметь в виду схему: идеал – отход – протест.

 

Представление о бесконечности отделяет человека от животного.

Парадоксы бесконечности (равенство неравенств, отсутствие начала как первоначало, пребывание всего в ничто, и т. п.) делают человеческий ум диалектическим, т. е. превращают его из орудия запоминания-воспроизводства в орудие формирования реальности.

Диалектика преодолевает и снимает себя (как и положено диалектике), формируя метафизику (подвижное и зыбкое, текучее и условное осознаёт, что у него должна быть противоположность в неподвижном, вечном, непреходящем, безусловном).

Представления об относительном (через закон обязательного наличия противоположности) дают представление об Абсолюте.

Представления об Абсолюте создают религию.

Религия формулирует заповеди.

Заповеди раскрываются через аппарат комментариев к ним – именуемый нами Законами (Правом), Нравственностью (Моралью) и нормами психиатрии (кого и почему следует считать сумасшедшим).

Законы, мораль и представления о безумии вводят систему запретов, табу, которая, взятая в целом, составляет «сумму отрицания» в данной цивилизации.

Но где есть сумма отрицания – там должна быть и сумма утверждения. Если мы поняли, что такое «плохо» (незаконно, аморально, безумно) – мы должны понять и что такое «хорошо».

Есть поведение, которое религиозные заповеди осуждают. А есть – которое они поощряют и хвалят. Вытекающая из заповедей «сумма утверждения» – нами называется научно-техническим прогрессом. Это поиск и находки технических средств, которые помогают человеку выполнить базовые нормы заповедей! Убивать – плохо, а лечить хорошо, и из этого развивается медицина. Нужно защищать свои святыни – из этого развивается военная наука. Кто даст хлеба или рубашку ближнему своему, тот молодец: отсюда стартуют агрономия, материаловедение, изобретательство и конструирование и т. п.

А может ли какая-нибудь наука существовать сама по себе, без исходного религиозного фанатизма? Нет.

И это легко доказать. Допустим, я циничный эгоист, и я узнал что-то важное, ценное. Я буду этим делиться с каждым встречным-поперечным? Конечно, нет! Я попытаюсь сделать своё знание своим личным достоянием и с его помощью извлечь материальные блага лично для себя. Зачем мне рассказывать другим, как лечатся болезни, и тем самым создавать себе конкурентов-лекарей?! Зачем мне раскрывать другим тайны звёзд, если с помощью этих тайн я могу обманывать толпы дураков, и делать с ними, что захочу?!

Человечество ходило по этой дорожке. Уберите из науки исходный (может быть, не всегда осмысленный) религиозный фанатизм – и вы получите… магию! Да, да именно магия и шаманизм есть наука в руках эгоистов и прагматиков, занимающихся опытами не для абстрактного всеобщего блага, а для себя лично. Открыли – спрятали, открыли – спрятали. Магам-то хорошо, они все свои личные проблемы своими знаниями решают; а прогресса нет, науки не развиваются, потому что нет общечеловеческой преемственности познания, каждый маг радеет за себя и прячет находки от других магов…

Второй важнейший аспект связи фундаментальной науки с религиозным фанатизмом: методологическое единство между монашеским аскетическим радением, затвором – и серьёзным научным поиском. Фундаментальная наука не может оттолкнуться от простого и праздного любопытства. Она слишком тяжеловесна для такого «движка». Занятия фундаментальной наукой поглощают многие годы жизни, практически всю жизнь ученого. Он вынужден отречься от всех обыденных радостей жизни – если хочет всерьёз сделать большое открытие. Между тем большей частью его трудов не воспользуется не только он сам, но и никто из его современников! Фундаментальный ученый вынужден работать на будущее, о котором имеет весьма смутное представление, на людей, которые ещё не родились. С точки зрения атеиста – этого будущего и этих людей вообще не существует, потому что с биологической смертью человека Вселенная прекращает своё существование, уходя в абсолютный и вечный мрак небытия.

И теперь скажите мне – можно ли без многовековой монастырско-аскетической выучки всерьёз заняться фундаментальной наукой? Ведь это же жертвы, и жертвы колоссальные! Чаще всего великие ученые живут в нищете, презираются современниками, у них нелады с личной жизнью.

Вот, к примеру, Карл Маркс заставлял свою жену носки штопать; а ведь он был самым выдающимся экономистом своего времени! Казалось бы, чем канючить у Энгельса гроши – открыл бы свой банк, свою фабрику, все механизмы капиталистического надувательства он знал прекрасно…

А какую блестящую карьеру мог сделать Маркс как публицист! Его печатали не только в европейских, но и в американских газетах, гонорары слали через океан, только пиши статьи да богатей! Дело уважаемое, солидное и по-своему благородное…

А он, вместо того, чтобы развернуть «фабрику коротких текстов», которая сделала бы его миллионером, – возился десятки лет с какими-то архивами и ссылками, и получил в итоге за «Капитал» гонорар, который не покрыл расходов на выкуренные сигары…

И возникает вопрос, который более чем актуален в современном либерально-рыночном обществе, которое мы назвали «тупиком потребительского свинства»: зачем ему всё это было нужно?!

От биографий великих ученых за версту несёт «житиями святых», с которых, осознанно или неосознанно, эти ученые строили свою жизнь и своё поведение. Десятки величайших врачей заражали сами себя болезнями – чтобы изучить эти болезни на себе. Что, им за это огромные деньги платили? Больше, чем банкирам и ростовщикам их времени? Никогда не поверю. Им вообще никто за это не платил. Уже много позже на их опытах разжирели дельцы от медицины, которые никакого отношения не имеют к отцам-основателям. Неужели вы хотите сказать, что гении травили и убивали себя, только чтобы обогатить через много поколений каких-то незнакомых и чуждых им рвачей-фармацевтов?!

Или вот судьба великого педагога, одного из столпов педагогической науки Януша Корчака. Оставшись со своими воспитанниками в черте Варшавского гетто, Корчак отказался эвакуироваться. Его арестовали в 1940 году, держали в тюрьме. Потом за взятку его выкупили – но он вернулся в свой детский приют, вместо того, чтобы спрятаться. Когда детский дом отправили в концлагерь Треблинку, Корчаку разрешили остаться. А он поехал вместе с детьми. 5 августа 1942 года в концлагере Треблинка Януш Корчак вместе со своими 200 воспитанниками шагнул в газовую камеру…

И вы скажете, что это не житие святого? Что всё это можно объяснить экономической заинтересованностью и личной выгодой? Где тут место для потребительских мотиваций? И наоборот – где в потребительских мотивациях «не я существую для блага, а блага для меня» место для таких поступков?

Поэтому мы и утверждаем с полными основаниями, что научно-технический прогресс (главная цель которого – дать блага всем, и подешевле, вместо увеличения личных продаж и отпускных цен) – это прикладной аппарат комментариев к базовым заповедям той или иной религии. То есть надо дать людям хлеба (или здоровья) – а его нет… А где взять? А вот вам агрономия (медицина) и сельскохозяйственное машиностроение (медицинская техника). Прикладные комментарии к заповеди; уберите заповедь – и комментарии рассыплются, распылятся…

Это же не просто моё голословное утверждение. Это мы наблюдаем уже невооруженным взглядом в рыночно-потребительском обществе, когда деградация науки и образования идёт просто сказочными темпами, не по дням, а по часам!

Рвачи приходят в ВУЗ за дипломом, а не за знаниями. А если и за знаниями – то только за технологиями «разведения» лохов. По принципу: то, что лично мне и немедленно не даст прибыли – не нужно. И остановить этот процесс нечем, потому что инерция многовековой монастырской аскезы в нашем и западном обществе иссякла, и заменить её в науках нечем.

Человек, утративший в голове представления о бесконечности, метафизику поступков – неумолимо превращается в зверя. Зверем делает его именно локальная, замкнутая мотивация: «от сих до сих». А сверх того – хоть потоп!

Сохраняя остатки и прикладные инструменты развитого ума, такой зверь только опаснее и коварнее обычного, но ничуть не светлее и не прогрессивнее.

Он (в силу своего локализма) – ориентирован не совершенствовать мир, а ободрать, освежевать его. Локальные мотивации поступков порождают «хищников, охотящихся на цивилизацию»: она их видовое питание, как антилопа у льва или заяц у волка.

Они зависимы от цивилизации, они не смогли бы выжить в дикой природе (как лев в пустыне без антилоп). Но они её жрут и выводят в виде токсичных фекалий. То есть вся их совокупность методично уничтожает ту почву, которая их породила.

Конечно, самый яркий пример хищника, охотящегося на цивилизацию, – это современный рыночный либерализм. В нём безответственность человека-эгоиста, его распущенность и цинизм поднимаются от личного порока до абстрактно-теоретического уровня «космического масштаба и космической же глупости».

В голове у такого теоретика – убеждение в стиле «мир создан для того, чтобы я его ел».

«А когда я умру, – рассуждает такой теоретик, – мир всё равно уже будет не нужен, ведь он создан был, чтобы я его ел… А меня не станет… Так, получается, и мира не будет! Поэтому главная задача – успеть съесть весь мир до смерти… А что не съем – то понадкусываю!»

Это – не шутка и не преувеличение. Психиатрическое обследование поведения т. н. «олигархов» показало, что они страдают психическим расстройством «омниофагии» (всепожирания).

Они – в силу патологии психики – стремятся сделать совершенно невозможную вещь, а именно: проглотить весь мир без остатка. По этой причине у них всегда психологический голод и им всегда мало проглоченного, сколько бы миллиардов долларов они под себя не подгребли…

Есть ли более жуткая и фантасмагорическая иллюстрация к оккамову «не я для блага, а блага для меня» [30]?

Главный итог личного и группового торжества масонерий – «отскок» человечества из гражданского-правового общества в криминально-средневековое. Это сопоставимо с цивилизационной трагедией майя, которые, разочаровавшись в своих кровожадных богах и начавшем врать календаре, ушли из городов жить в первобытные джунгли (где доселе и «тусуются»).

Цивилизация и цивилизованное поведение, культура быта – строятся подобно детской пирамидке. А именно: на центральный стержень нанизываются технические элементы, поднимающиеся всё выше и выше (к тому же чем выше – тем более узок кружок, это и для человеческого общества закон).

Нет ничего удивительного, что при удалении центрального (метафизического, стратегически-смыслового) стержня этой конструкции технические её элементы разваливаются, то создавая уродливые ассиметричные кучи, то скатываясь на нижний уровень, где узкие кружки высоких отношений совершенно теряются среди широких кругов низких отношений.

Простому человеку трудновато объяснить, каким образом эрозия сакральных высот духа (причем не у него, а у какого-то из его вождей) – приводит в итоге его к вполне материальным и низменным – бездомности, голоду и пыткам.

Но мы попробуем. Именно объяснить. Именно простому человеку.

Дело в том, что люди – от природы своей, изначально – плотоядны. Они кушают мясо, гложут мясо с костей. И более того: чем цивилизованнее общество, тем больше мяса едят его члены. Поэтому одна из технических целей цивилизации – дать человеку как можно больше мяса и костей. Цивилизация плодит фабрики живодёрства, на которых от стадии к стадии технически совершенствуются орудия убийства живых существ.

Но, кроме того, цивилизация – это ещё и совершенствование орудий убийства человека человеком. Тот, кто с железным мечом – прогрессивнее, цивилизованнее того, кто с каменным топором. А тот, кто с револьвером – прогрессивнее и цивилизованнее того, кто с железным мечом…

В итоге более цивилизованный убьёт больше – потому что у него техника лучше.

Так что же получается? Цивилизация – суть есть производство монстра?! Плотоядный зверь в ней становится всё более и более «неотразимым» для жертв?! Конечно же, нет.

Если бы люди погрязли в плотоядности, то они перебили бы друг друга и всю фауну (что дикари и пытаются периодически сделать, и на локальных участках – небезуспешно).

Но как сделать, чтобы у человек не «снесло крышу» до уровня оголтелого и кровожадного монстра? Чтобы он не понял цивилизацию как простую возможность убивать чаще и больше?

Вот здесь (на самых ранних стадиях истории) вступает в силу религия: она воздвигает на пути у технически развивающегося монстра сакральные табу, священные ограничения, храмовые запреты. Мы не склонны идеализировать религию: её прошлое полно и человеческих жутких жертвоприношений, и разного рода мракобесия, порой просто чудовищного.

Но нам и не нужно ничего идеализировать. Мы описываем механику и анатомию цивилизации, а значит – описываем детали. Они не хорошие и не плохие, просто когда они есть – машина работает, а когда их нет – то не работает. И всё.

Техническое развитие плотоядного монстра было сбалансировано религиозными запретами на неразборчивость и всеядность убийцы. Всё живое и даже неживое было разделено на «лимитроф» и «священное». По принципу: «Ты кушаешь свинью, но не смей видеть в человеке подобие свиньи!» Наука в этом деле не помощник: век за веком она открывает всё больше подобия и сходства между человеком и свиньёй, не отталкивая, а как бы поощряя людоедство…

Цивилизация – это систематизированный убийца. Увы и ах, но это исторически так. Цивилизация никогда не выжила бы, если бы была мягкотело-прекраснодушной. Её бы сожрали, причем чаще всего в буквальном смысле слова. Цивилизация лишь тогда чего-то стоит, когда умеет защищаться, а следовательно – убивать. Но кого и как? Всех подряд, без разбору? Тогда это была бы не цивилизация, а кровавая (и недолгая) вакханалия…

В исходном мифе цивилизации требуют от человека быть добрым к «хорошим» людям и нетерпимым к «плохим». Это очевидно, известно уже из детских сказок и мультиков, но – ни о чём. А кто хороший? Кто плохой? А что будет, если людей, лично мне приятных и выгодных, я назначу в хорошие, а людей, мешающих мне чем-то, – в плохие? Как вообще избежать слияния понятия «Добро» и понятия «Личная выгода»?

Всякая цивилизация беспощадно уничтожала тех, кто не принял её символов веры, и в то же время учила постоянно возрастающему самопожертвованию во имя «своих» – разделяющих символы веры. У цивилизации есть враги, которых она стремится уничтожить (чтобы они не уничтожили её). Но есть у неё и «представители цивилизации», которых она стремится защитить, превратив эту защиту в священный долг всякого, кого она признаёт человеком. Жёсткость подавления снаружи идёт одновременно с нарастающей мягкостью изнутри. И обеспечивают это разделение (чтобы человек, не дай Бог, не перепутал) – сакральные устои цивилизации. Те скрижали, которые делят мир света и мир тьмы, выступая пограничным камнем между ними…

Повредите «резьбу» в этом подъеме, и человек спутает ориентиры. Спутать он может их двояко. С одной стороны, перекормленный тем, что я называю «брежневским мармеладом», – он может обратиться с внутренней мягкостью к врагам снаружи. Если он так сделает, то его съедят, и превратят в навоз для выращивания других наций, чем пугал русских П. Столыпин.

С другой стороны у него может «снести крышу» при развороте, и он к своим, внутри – обернётся с жесткостью внешнего подавления. В этом случае всё потонет в кровавом хаосе, и первой из потонувших будет, собственно, цивилизация, ибо в условиях массового террора о какой цивилизации можно вести речь?

Мы используем понятия «свой» и «чужой» – а они очень опасны. В рамках накалённой метафизической сакральности под ними подразумевается иноверец и единоверец. Это расширяет их до цивилизационных пределов, до всемирно-исторического значения. Для доцивилизационного дикаря такие понятия тоже существовали, но не в смысле идейной, а в смысле личной близости. Человек иного племени пожирался, независимо от сходства или различия священных культов племен. Чужак – и точка. Понятие «братья по разуму» возникло только в рамках цивилизации. У дикарей могут быть только обычные братья.

Процесс распада систем опознавания «свой-чужой» начинается и при пост-цивилизационном распаде. Понятие «свойства» сужается до группы заговорщиков, лично и персонально знающих друг друга. Напротив, понятие «чужак» расширяется до всего мира и начинает относиться ко всем незнакомым людям. Они представляются всё более и более враждебными. Итог этого процесса – возвращение к войне племен, существовавшей бессмысленно и беспощадно на заре человеческой истории…

 

*  *  *

 

Когда мы не понимаем анатомии прогресса – мы не можем точно диагностировать и регресс. Под прогрессом (или регрессом) начинают понимать чёрт знает что – исходя из личных выгод и личных симпатий.

И в итоге возникает современный западный образ цивилизации – как некой рыхлой и сытной субстанции, предназначенной для пожирания ненасытными искателями эйфории.

Человек разумный и созидательный сменяется паразитом, не задумывающимся ни о прошлом, ни о будущем системы, наслаждающимся каждую секунду своей краткой, случайной жизни.

«Хорошо, что мы это нашли, и на наш век, наверное, этого хватит» – вот что думает о цивилизации западный потребитель, не озабоченный её происхождением, сохранением, развитием и т. п. Для «успешных» цивилизация – то, что растаскивают и «дербанят». Это в полную силу сказалось как в западных (со времен М. Тэтчер) так и в постсоветских приватизациях. «Рви и тащи»…

Именно так на заре истории поступил легендарный Гильгамеш, вырвав на краю земли таинственные «кедры бессмертия» и перетащив их к себе домой – а потом с изумлением увидевший, что дома они «почему-то» не работают!

Человек, который не хочет служить цивилизации, а хочет только, чтобы она ему служила, – рано или поздно сделает такое же «открытие».

Давайте посмотрим, откуда и куда мы упали в 90-е годы. Мы (и наши оппоненты на Западе) имели (в отличие от Бутана и Сомали) на вершине цивилизации гражданско-правовое общество.

Что такое «гражданско-правовое общество»? Оно связано, прежде всего, с обязанностями власти перед гражданами.

Существуют права граждан, уровень доходов, обеспечение – которое нужно «вытягивать» и нельзя нарушать. Неуклюже эту идею пыталась отразить неработающая Конституция РФ, в которую теоретики заложили принцип неуменьшаемости социальных прав граждан.

Иначе говоря, для гражданского общества важнее всего выполнение персоналиями обязательств. Поэтому персоналии подбираются под обязанности, несут тяжкое бремя ответственности и теряют свои посты – если не справляются.

Но существует и совсем другой тип общества, в котором главная цель – сохранить неприкосновенности власти определённой группы, захватившей власть. К этому обществу и перешли США с Англией в 80-е, а народы СССР – в 90-е годы.

Для такого типа общества главное – сохранение власти в руках определённого круга или группы персон. И поэтому там всё наоборот: обязанности подгоняются под персоналии, а по сути – каких-то прочных обязанностей и рубежей, обязательных к достижению, попросту нет.

Система образует «заговор элит» и замыкается в персональное самосохранение. Успех этой системы в том, чтобы сохранить – теоретически навечно – власть и влияние за каждым участником заговора, чтобы ни случилось, и какие бы дела и программы он не провалил с треском и позором.

Нужно ли объяснять, какой тип общества сложился к 1991 году и какую «элиту» возглавил Б. Ельцин? Тот самый, лидер и папа пьяненького, гедонистического, повязанного взаимной порукой, хитрож*пого мужичья, заполонившего райкомовские да исполкомовские кабинеты?

Совершенно очевидно, что речь идёт про общество второго типа, которое мы называем «масонерное»: в нем воля узкого круга заговорщиков важнее как формального закона, так и волеизъявления широких масс на голосованиях и референдумах.

Этим, собственно, и объясняется вся последующая история РФ. И уж тем более этим объясняется гораздо более долгая история «общества спектакля» [31] «конкурентных олигархий» [32] Запада.

Суть масонерного управления – полный отказ от «достигаторства», как и вообще от всех объективных оценок. Всякий провал власти, всякое ухудшение уровня жизни трактуется прикормленными и системными комментаторами как «таинственная и непостижимая воля рынка».

Следовательно, виноватых не ищут, да в этой теории управления их и нет: ведь если обязательства (типа «каждому квартиру к 2000-му году») не были изначально взяты на себя властью, то и достигать нечего, и проваливать тоже нечего.

Что было обещано массам? Править, «по возможности» гуманно, давать благ – если «таинственная воля рынка позволит» – по возможности щедро. А не позволит – так утритесь…

В такой бесконечно удобной для властей системе управления, где нет принципа ненарушимости обязательств, всякие обещания – не более чем предвыборное балабольство в рамках «общества спектакля» («я как бы вам понравился своими речами, и вы меня как бы выбираете»).

Блокиратора падения у системы не существует: никто, особенно в низах, не имеет ГАРАНТИЙ СОХРАНЕНИЯ имеющегося достатка, и тем более гарантий его роста «согласно утвержденному графику».

Это переводит систему из режима ответственности в сладкий (для «элит») режим безответственности (иногда в рамках «общества спектакля заменяемый «ответственностью стрелочников», отыскиваемых под особо громкие провалы).

По сути, речь идёт о возврате к средневековому принципу «королевской милостыни», монеток, которые добрый король кидает в толпу, чтобы заслужить право считаться добрым. Сколько монеток кинет король, когда он станет их кидать, кто разберёт монетки – «науке это неизвестно». Сколько бы ни бросил – всё его милость. А если совсем не бросит – так он в своём праве: настроение плохое было, не хотел с милостыней связываться…

Свою социальную политику масонерная власть считает не обязанностью своей, а своим правом. Разница между обязанностью и правом – колоссальна.

За исполнение обязанностей тебя, во-первых, никто не похвалит, потому что они суть есть твой долг, и выполнение их – всего лишь отработка долга. Во-вторых, обязанности нужно исполнять независимо от желания и настроения, в приказном порядке. В-третьих, за их невыполнение наказывают.

С правами ничего такого не связано. Правом можно не пользоваться, и никто за это не накажет. Сделанное пышно восхваляют – ибо понимают, что мог бы и не делать…

Конечно, в «достигаторских» системах бывают кризисы, а в масонерных – нет (до самой революции). В «достигаторских» системах кризис констатируют не только при любой недоплате, но и при срыве графика переплат!

Если человек в гражданско-правовом обществе стал есть меньше колбасы и меньше квадратных метров жилья приобретать – это значит, что система поломалась в каком-то звене, это сигнал её чинить.

В масонерном обществе никакой голод не может считаться кризисным явлением, потому что «мы вам ничего не обещали, кормили, пока могли, а теперь не можем, или не хотим больше». Если чем помогут – радуйтесь, что до вас снизойти изволили. А если не помогут ничем – радуйтесь, что хотя бы ножом не полоснули (а ведь могли).

По закону постсоветского зазеркалья ответственную гражданско-правовую систему обнаглевшие российские «элиты» называют «иждивенческим настроением» народа. Мол, народ наш иждивенец, чего-то от власти ждёт, сам не может себе найти нужное, да ещё и власть ругает!

Это подобно рассуждению директора фабрики (а современная страна и есть большая фабрика): вот, мол, рабочие, не хотят без меня сами решить производственные проблемы, дёргают меня, заставляют на работу ходить в директорский кабинет…

Но, пардон, – если люди решат все свои проблемы сами, без вас (как вы мечтаете) – то возникает «маленький» вопросик: а вы-то тогда зачем им нужны?!

Не слишком ли дорогостоящая роскошь – «элита», которая ничего не даёт, ничьих проблем не решает, но при этом потребляет львиную долю благ?

Конечно, со средневековой точки зрения «элита» таковой и должна быть. Помещик в латифундии – не директор фабрики. Он может годами не появляться в латифундии, но всё в ней служит ему и принадлежит ему. Но возникает ещё один «маленький» вопросик: а не пройдена ли человечеством средневековая стадия мышления?

Возможно ли (как когда-то давно) сочетать власть с полной и паразитарной безответственностью в современности? И докуда пойдёт начатая Западом «реставрация античности» (при всём её рабовладении тоже активно спекулировавшей в Афинах и Карфагене словцом «демократия»)?

 

[1] Свищ или фистула (от лат. fistula — трубка) — в медицине так называют канал, соединяющий полости тела или полые органы с внешней средой или между собой. В социопатологии понятие «свищ» означает канал связи между человеком и архаическими стадиями его становления, соединяющий современного человека с духовными процессами первобытности. Смысл термина в том, что по «энтропическому свищу» к человеку могут сквозным путём перейти самые дикие представления и мотивации, подавляемые цивилизацией, но стремящиеся к реваншу.

[2] Свобода от греха – понимание святой свободы в Православии, имеющее в виду свободу человека от принуждения к преступлениям и порокам со стороны других людей, обстоятельств, а также низменных страстей в самом человеке. Быть свободным от греха – значит, не иметь необходимости убивать, воровать, злодействовать, кощунствовать, не быть к этому принуждаемым шантажом властей или судьбы.

[3] В катехизисе «Православное исповедание Кафолической и Апостольской Церкви Восточной» XVII века смертные грехи указаны следующие: страсти, которые служат источником для множества других грехов, как, например, объявление несправедливой войны. А также – различное упорство против Бога. Смертные грехи – это гордыня богоборства, жизнь в злобе, зависть к духовным совершенствам других. «Вопиющими к небу» названы в Православии: умышленное убийство, «содомия», притеснение нищих, вдов и сирот, лишение платы работников, оскорбление родителей.

[4] Сиутский номарх Теф-иби, живший в III тысячелетии до нашей эры, в следующих словах выражает своё представление о цивилизации: «У меня были прекрасные намерения, я был полезен своему городу… моё лицо было обращено к сироте и вдове… я был Нилом для своего народа».

[5] Кстати, в сверхчастнособственнических Соединённых Штатах железнодорожная компания Amtrak, монополист в сфере пассажирских перевозок на большие расстояния с 20 тысячами работников, безраздельно принадлежит государству и работает отменно.

[6] Хидиот – сокращенно «хитрый идиот». Его идиотизм заключается в непонимании общества, в котором он живет, а его хитрость – в блестящем, попугайском повторении отрепетированных трюков, в тонкой и филигранной имитации, воспроизведения, копирования поступков и слов успешных людей данного общества. К таковым мы относим, например, Н. Хрущева, М. Горбачёва и др.

[7] 18 ноября 2014 г. в ОНФ РФ заявили об исполнении чиновниками (да и то формальном) только четверти поручений Путина. Федеральный форум стартовал в Москве с обсуждения хода исполнения указов и поручений Президента РФ. Выяснилось, что в срок исполнена только четверть – сообщает РБК. Это не первое сообщение об анархии внутри вертикали власти – система давно неуправляема и живет по своим клановым законам…

[8] Воплощённую в образах Творца Всего, Владетеля всего и Судии всех, что составляет философскую сущность триединства христианской Троицы.

[9] Аномия — состояние общества, в котором разложение, дезинтеграция и распад определённой системы устоявшихся ценностей и норм, ранее поддерживавших традиционный общественный порядок, отныне не соответствует новым сформулированным и принятым государством идеалам. Необходимое условие возникновения аномии в обществе — расхождение между потребностями и интересами части его членов и возможностями их удовлетворения.

[10] Находящиеся в Ульяновском горсовете в абсолютном большинстве единороссы с непонятной целью устроили злостное хулиганство. Во время выступления депутата от оппозиции они включили через радиорубку на полную мощность песню «И Ленин такой молодой…», а потом стали под камеры, под запись покатываться от хохота. Подобный вопиющий случай бессмысленного и нелепого поведения взрослых и облеченных властью людей – вполне сопоставим с безумием германских властей, советующих немкам «не провоцировать на изнасилование» массово ввезённых в ФРГ агрессивных мигрантов… «Одевайтесь скромнее, они вас, может быть, и не тронут…». В обоих случаях речь идёт об очевидной НЕАДЕКВАТНОСТИ МЫШЛЕНИЯ представителей власти, что неудивительно: госаппараты в глобализирующемся мире не автономны, они создаются «друг под друга» и друг друга стоят…

[11] «Единое» – основа мышления ещё в древнегреческой философии. Одно из основополагающих представлений античного миросозерцания — совершенное превосходство Единого над множеством. В самом деле, единое и сверхсущее Благо — начало бытия и единения. Явленное единство есть бытие: «быть» — значит быть чем-то одним, единым и цельным. Но если бытие тождественно мышлению, единство — также существенная характеристика мышления: ум — един, ибо мыслит самого себя, мысль и постигаемое мыслью в нем — одно и то же, и разделение их чисто условно. Единство предполагает цельность: целое — цельно, и прежде всего в том смысле, что имеет цель своей деятельности.

[12] https://rupor73.ru/lenta-novostej/3373-v-sotssetyakh-obsuzhdayut-vykhodku-deputatov-zaksobraniya-ulyanovskoj-oblasti

[13] В разных науках бесконечность имеет разные имена. В математике она – собственно бесконечность. В философии её называют Абсолютом или Абсолютной Идеей. В биологии её понимают как бессмертие. В физике – как совокупность изначальной энергии и первопричину (первоследствие, не имеющее причины). Тем не менее, вся эта совокупность представлений о неограниченном – говорит нам о бесконечности в том или ином её виде. Бесконечность жизни, познания, протяженности, силы, параметров и т. п.

[14] При всей своей противоестественной чудесности вполне фиксируемых обыденным трезвым опытом: равенство каждой из половин бесконечности ей в целом, отсутствие у Вселенной, взятой в целом, какой-либо окружающей среды (всё всегда находится в чем-нибудь, и только Вселенная в целом – ни в чем) и т. п. А также обновления икон, чудесные исцеления и т. п.

[15] Потому что ведь есть ещё проклятые свыше магия и колдовство, как низшие формы религии, а также демонические культы, в которых «богом» именуют сатану или одного из демонов.

[16] Эта идея ярко выражена в восточной притче: «Вот алмазная гора высотой в тысячу локтей. Раз в столетие прилетает птичка и точит свой клюв о гору. Когда она сточит всю гору, пройдет первое мгновение вечности».

[17] Все величины разделены на три категории и три подкатегории — перечислимые (малые, средние и большие), неперечислимые («почти неперечислимые», «истинно неперечислимые» и «неперечислимо неперечислимые») и бесконечные («почти бесконечные», «истинно бесконечные» и «бесконечно бесконечные»), это разделение было, по-видимому, не первой попыткой не просто различить виды бесконечного, но и измерить соотношение между ними, а идея выделять подкатегории бесконечных величин и упорядочивать их близка к концепции трансфинитных чисел Кантора.

[18] В раннехристианской и раннесредневековой философии (Ориген, Августин, Альберт Великий, Фома Аквинский) унаследовано от Аристотеля отрицание актуальной бесконечности в мире, при признании в том или ином виде за христианским Богом актуально бесконечного.

В трудах схоластов XIII—XIV веков (Уильяма из Шервуда, Хейтсбери, Григория из Римини) явно обозначается различие между понятиями потенциальной и актуальной бесконечности (в ранних сочинениях потенциальную и актуальную бесконечность называют синкатегорематической и категорематической бесконечностями соответственно), но сохраняется отношение к актуально бесконечному как божественному, либо постулируется полное отрицание актуальной бесконечности (лат. infinitum actu non datur). Однако уже Оккам обращает внимание на возможность признания существования континуума и его частей как актуально существующих при сохранении за ними свойств бесконечного — возможности бесконечного деления на составляющие части, а Суайнсхед в подтверждение своим рассуждениям о бесконечной делимости континуума математически доказывает утверждение о сумме бесконечного числового ряда. Орем, развивая построения Суайнсхеда, выстраивает систему геометрических доказательств сходимости бесконечных рядов, строит пример плоской фигуры, бесконечной по протяжённости, но с конечной площадью.

В XV веке Николай Кузанский создаёт учение об «абсолютном максимуме», который он считает бесконечной мерой всех конечных вещей, тем самым давая представление, совершенно не совпадающее с античным: всё конечное рассматривается как ограничение актуально существующей божественной бесконечности (лат. possest), в противоположность господствовавшему представлению о существовании конечных вещей и потенциальности бесконечного.

[19] Автор десятка книг. В книге «Линии горизонта» («Lignes d’horizons», в английском переводе — «Millennium», что переводится на русский в данном случае как «Золотой век») Жак Аттали разбирает эволюцию нашего общества, взятого на мировом уровне, на будущую четверть века, а также исследует сущность его экономической, политической, социальной и идеологической организации. По мнению Жака Аттали, демократия — это наилучшая политическая система, торговый строй — двигатель прогресса, всемогущество денег — самый справедливый порядок правления.

[20] Интересно и немаловажно отметить, что оценивая роль Маркса, Аттали считает его сторонником глобализации и свободы торговли. При этом Аттали усматривает в революционном пафосе иудейские предпосылки. «Основатель политэкономии почерпнул в иудаизме мысль о том, что бедность нестерпима» (Карл Маркс: Мировой Дух).

[21] Ульяна Сечкина, E-xecutive.ru, 27 февраля 2015 г.

[22] Есть ещё циклические цивилизации, которые ходят по кругу. Они не умеют развиваться, но, по крайней мере, восстанавливают сами себя. Хидиоты и этого не умеют. Ведь они попугаи, имитаторы. Они на самом деле не управляют, а только пользуются сладостью власти, в которую залезли, как вор в форточку…

[23] К. Маркс в своей работе «Британское владычество в Индии» (1853 г.) писал об этом, однозначно вставая на сторону колонизаторов: «Однако как ни печально с точки зрения чисто человеческих чувств зрелище распада и разрушения этих десятков тысяч трудолюбивых, патриархальных, мирных социальных организаций, как ни прискорбно видеть их брошенными в пучину горя, а каждого из их членов утратившим одновременно как свои древние формы цивилизации, так и свои исконные источники существования, мы все же не должны забывать, что эти идиллические сельские общины, сколь безобидными они бы ни казались с первого взгляда, всегда были прочной основой восточного деспотизма, что они ограничивали человеческий разум самыми узкими рамками, делая из него покорное орудие суеверия, накладывая на него рабские цепи традиционных правил, лишая его всякого величия, всякой исторической инициативы. Мы не должны забывать эгоизма варваров… создали грубый культ природы, унизительность которого особенно бросается в глаза в том факте, что человек, этот владыка природы, благоговейно падает на колени перед обезьяной Гануманом и перед коровой Сабалой.

Совершая социальную революцию в Индостане, Англия… несмотря на все свои преступления, была бессознательным орудием истории, совершая эту революцию».

[24] Известный советский философ А. Л. Доброхотов писал ещё в 1990 году, намекая, возможно, и на свою эпоху («перестройки»): «Духовный подъем в такие времена — это восторг полета в начале падения. Афины перед Пелопоннесской войной, Европа 1300 г., Европа перед наполеоновскими войнами, Европа перед 1914 г. Характерная особенность этих микрокультур — наложение двух волн духовного развития: достигает своего гребня развитие тенденций прошлого, начинается щедрая трата того, что копилось веками, выплескивается вовне в ярких образах то, что зрело внутри… Это соединение накопленного духовного богатства и силы, появившейся как следствие снятых запретов (ведь культура — это еще и система запретов), дает удивительный эффект…»

[25] Для него «перебежать через жизнь» до могилы – это исторический миг, а после могилы для него ни Истории, ни Вселенной уже не существует.

[26] Да, да, никакого парадокса в загадке о курице и яйце не существует! Рептилии несли яйца задолго до появления не только кур, но и вообще всех птиц!

[27] Писатель-либерал А. П. Никонов задался вопросом: «В чем прелесть капитализма?» И таким образом ответил на свой вопрос: «Коллега сегодня рассказал о своей знакомой английской семье: «Они нигде не работают, путешествуют по миру, я их встретил в Южной Америке. И родители у них не работали. И родители родителей. Дело в том, что их предки сто лет назад работали в компании, строившей Суэцкий канал. У компании в какой-то момент не оказалось наличности для выплаты зарплаты, и она расплатилась с работникам акциями Суэцкого канала. И с тех пор потомки этих счастливчиков живут припеваючи – то ли продав потом эти акции, то ли на накопленные дивиденды». А. П. Никонову уже не кажется странным, что для современного человека ТУНЕЯДСТВО И БРОДЯЖНИЧЕСТВО выступают не только смыслом жизни, но и вершиной цивилизационного строительства. «Мы строили, строили и, наконец, построили»? Да ведь и всякая обезьяна тоже «много путешествует по миру», скитаясь в джунглях, из поколения в поколение не работая…

[28] Об этом думал Максим Горький, когда в пьесе «На дне» вложил в уста персонажа такие слова: «всякий человек хочет, чтобы сосед его совесть имел, да никому, видишь, самому не выгодно иметь-то ее… И это – верно…». Это – судьба нравственной системы в безрелигиозном обществе, в котором нравственность считается «общественным договором» между людьми, для удобства совместного проживания. Такое «удобство в быту» неизбежно начинают навязывать соседям, раздувая лицемерие, а сами стараются обойти – там, где оно лично неудобно.

[29] Фома Аквинский – одно из двух главных лиц шизофренической (раздвоившейся в себе самой) западноевропейской цивилизации (второе её лицо – Оккам). Он учил, что «надлежит стремиться к благу и совершать благое, зла же надлежит избегать», «Совершенство в добродетели зависит от упражнения и удержания от недобродетельных наклонностей», а совесть – должна противиться несправедливому закону. Исторически сложившееся законодательство должно быть, при накоплении условий, изменено. Нарушение человеком божественных законов является действием, направленным против его собственного блага. Фома полагал для человека «естественной общественную жизнь, требующую управления ради общего блага». (Что это, если не социализм?!)

Фома связывал отношение к власти с тем, преследует ли власть надлежащую цель — сохранение мира и общего блага, или же преследует частные цели отдельных людей, противоречащие общественному благу? Демократия у Фомы «лучше тирании тем, что служит благу многих, а не одного». Фома оправдывал борьбу с тиранией, особенно если установления тирана явно противоречат божественным установлениям. Из всего этого, и много другого неопровержимо вытекает, что Фома Аквинский хотел построить в Европе СССР (естественно, без богоборческих гримас советской истории, в виде благочестивого католического «Союза Советов» – но с общественно-экономическим устройством вполне советским: плановое хозяйство, твердые цены, осуждение ростовщичества, свобода, равенство, братство, принцип «каждому по труду»…

[30] У Оккама это, конечно, сформулировано не так, это уже я адаптирую, чтобы современный читатель хоть что-то понял из Оккама. У Оккама формулируется так: «Единичное не может познаваться с помощью общих понятий, оно является объектом непосредственного созерцания… Понятия формируются в уме познающего субъекта на основе чувственного восприятия вещей». Логическое обоснование нео-концепции дано Оккамом в теории суппозиций (подстановок), которая объясняет, каким образом использование в языке общих терминов может быть совмещено с отрицанием реального существования общих понятий (таких, например, как добро и зло, ум и глупость и т. п.)

Конечно, мысль Оккама точнее и глубже моей, моя формулировка более узкая и плоская, но она понятнее неподготовленному читателю.

[31] Понятие «общество спектакля» взамен понятия «демократическая система» (фр. La Société du spectacle) было введено Ги Дебором и принято западной политологией ещё в далёком 1967 году.

[32] Авторитеты западной политологии Р. Даль и Ж. Блондель признали понятие «демократия» бессмысленным и эмоционально-окрашенным, и в своей типологии обществ предложили считать западное общество «конкурентной олигархией», что с научной точки зрения более точно отражает реалии Запада.

 

© Александр Леонидов (Филиппов), текст, 2016

© Книжный ларёк, публикация, 2016