Александр Спиридонов. Золотой Уммка. Часть 1

Спиридонов Александр Сергеевич

Уполномоченный по Уммкам в РФ. Член Московского отделения Союза литераторов РФ. 

Псевдоним: Алекс Спиро. Художник. Сочинитель.

Родился в г. Таураге Литовской ССР в семье военнослужащего в 1953 г.

Окончил художественно-графический факультет Башкирского государственного педагогического института (г. Уфа) в 1981 г. Работал учителем рисования в средней школе в Башкортостане, уехал на Чукотку в 1982 г. Работал художником-оформителем, сторожем, верстальщиком районной газеты, руководителем Детского информационного агентства «Умка-Пресс» (Анадырь).

Первая публикация:

Эссе «Звезды и судьбы» (газета «Залив Креста», 1995, Эгвекинот).

Книги:

«Книга художника: Непознанная субстанция». (Сб. эссе). – М.: Изд-во В.Гоппе, 2003.

«Колобок» (Триллер). – М. Издательство В. Гоппе. 2004.

 

Творческое кредо: Уммка - честь и совесть нашей эпохи!

 

ЗОЛОТОЙ УММКА

НАРОДНЫЙ РОМАН-ИГРА

 

Славянский народ под ненастливым знаком:

Их тюрьмы и песни царям их не впрок.

На смену придет, как священный оракул,

Схоласт и догматик и ложный пророк.

 

Нам Марс угрожает военною силой,

Сквозь семьдесят битв предстоит нам пройти,

Должно быть, и церковь сорвется в могилу,

От зла никого не удастся спасти.

 

Чума и война, человечество вздыбив,

Столетья ведут к моровому концу,

И выплеснет пруд пресноводную рыбу,

Чтоб звезды летели навстречу Стрельцу.

Предсказания Нострадамуса, Центурия I.

 

Когда золотой тюлень

Съест золотую рыбу,

На охоту выйдет

Золотой Умка.

Из древней ритуальной песни.

 

Нью-Игарка, мадам, Лос-Дудинка,

Иностранный поселок Тикси!

Ю. Визбор.

 

ТРОПА АЛЕКСА, ИЛИ

БОЛЕЕ-МЕНЕЕ ПРАВДОПОДОБНОЕ

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ОДНОЙ ИДЕИ

 

Просека первая

ДРЕЙФ УММКИ

Зарубка первая

QUASI UNO FANTASIA

 

Общение не роскошь, а средство коммуникации.

О. Бендер.

 

Да я не вру, все правда: к сожалению,

правда почти всегда бывает неостроумна.

Некий джентльмен.

 

1

 

Где-то далеко, на самом краю земли, почти прижимаясь металлическим брюхом к зарослям тундрового стланика, летел геликоп. Низкая облачность, сопровождаемая усиливающимся туманом, предлагала пилотам сыграть в игру «Чет-нечет». Точка возврата приближалась неотвратимо, вместе с ней приближалась возможность в случае удачи попить пивка в буфете аэровокзала. Необходимость в этом действе вырастала в гамлетовскую проблему. Воспоминание о вчерашней пирушке подступало к горлу. Переглянувшись со вторым пилотом, командир еле кивнул головой и поморщился. Казалось, сама машина крякнула от удовлетворения и, словно застоявшийся конь, прибавила ход.

Сидевший у иллюминатора пассажир беспокойно заерзал на жестком сиденье, он плохо переносил длительное пребывание в воздухе. Его беспокойство усиливалось по мере того, как густел туман и приближались мелкие подробности июльской тундры. Геликоп летел, повторяя все изгибы рельефа. «Господи, – подумал пассажир, – долетим в целости, поставлю свечку в храме». Вздохнув поглубже и вверив себя в руки судьбы, он поднял воротник серой ветровки, нахлобучил поглубже кепку-сбейболку и, прикрыв глаза, постарался отвлечься от мрачных мыслей.

В его голове возник образ дымного, закопченного городишки, который был покинут, как казалось ему, безвозвратно. Нелепое название Эгвекитаун, поначалу немало удивлявшее его, как и название Залива Глиста, на берегу которого он был расположен, снова всплыло в сознании. Жалко ли было расставаться с ним, где прожито немало лет, где было столько всего? Задав себе этот вопрос, пассажир в кепке хмыкнул. Честно говоря, он и сам не очень верил в то, что расставание произошло навсегда. Слишком много отдано ему, этому Богом забытому углу, в котором было найдено решение... Здесь мысли пассажира скакнули в сторону, тень улыбки мелькнула на его худощавом лице. «Да, ради этого стоило законопатить себя на пятнадцать лет в эту пустынь, черт возьми!».

Тут он ощутил толчок в бок. Жесткий локоть соседа вернул его к действительности.

– Скоро лиман, подлетаем к Ханадырю! – бородатая физиономия попутчика подмигивала.

Действительно, по правому борту виднелись какие-то приземистые постройки, груды развороченной земли, металлоконструкции.

– Что там?

– Вояки. Ракетные шахты.

С упразднением Великого Крестового похода началась глобальная демилитаризация, и было жутковато обнаруживать – насколько же нашпигована планета не понадобившейся боевой техникой.

– Вот денег-то зарыли, а?..

– Угу, – кивнул головой пассажир.

Лицо его повеселело.

Туман начал рассеиваться, и с высоты открылись грязноватые воды великой северной реки, впадающей в не менее великий Лихой океан.

– О, глянь, китяра! – неугомонный сосед вытягивал голову в иллюминатор, силясь рассмотреть что-то внизу.

На правом берегу лимана высились постройки столицы Чумландии – Ханадыря, города с пятнадцатитысячным населением, города, в котором его никто не ждал, но от которого сам пассажир ждал очень много. Дело было за малым – завоевать этот бастион, а там...

Геликоп сделал крутой вираж, внизу мелькнули многоэтажные здания, линейки улиц, халупы окраин.

«Да, это не Рио-де-Жанейро» – почему-то вспомнилась знакомая фраза.

Через мгновение колеса коснулись бетонной полосы.

В распахнутую дверь заглянул луч солнца, пробившийся сквозь серые облака.

Втянув свежий воздух, пассажир подхватил свой багаж, состоявший из потертого чемодана, этюдника и рюкзака, и ступил на землю, которую трудно было назвать обетованной. Закидывая свои пожитки в подкативший микроавтобус, новоявленный конкистадор краем глаза успел заметить экипаж, рысцой трусивший к зданию аэропорта.

Пиво в Эгвекитауне явно уступало ханадырскому.

 

2

 

Аэропорт Ханадыря поражал воображение. А также все пять чувств каждого вновь прибывающего. Но не суперсовременным обликом, который, как казалось, должен был иметь (в соответствии со своим статусом международного), и не полным отсутствием даже намека на сервис. Прежде всего он поражал своим месторасположением. Неизвестно, чем руководствовались градостроители, выбрав место для приема воздушных лайнеров на другом берегу устья широченной реки. Посадка в аэропорту Ханадыря еще не означала автоматически прибытия в саму столицу Чумландии. Вернее, означала только прибытие частичное, ибо теперь вставал вопрос преодоления преграды водной.

После Глобального Сдвига, понятия «зима», «лето» стали скорее географическими, нежели временными. Многие вещи, ранее казавшиеся простыми, превращались в нечто из ряда вон. Одной из них было сообщение между «Той Стороной», как в обиходе называли жители Ханадыря два своих злополучных берега, и не играло роли – на каком из них ты находишься. Только один месяц водная поверхность реки Дырь была относительно свободна от льдин чудовищных размеров, покрытых лоскутьями тундры со мхом, лишайником и чахлой растительностью.

Это плыла вечная мерзлота.

Словно айсберги с грелкандского ледяного панциря выплевывала потревоженная плоть земли эти сгустки льда, камней, торфа и иногда человеческих построек. Масштабы перемен оказались такими, что впору говорить о глобальном катаклизме. И не только климатическом. С обнаружением полной бесперспективности получения военного превосходства над силами мерсиан, человечество впало в своеобразный ступор. Все прежние идеологические, экономические, социальные устои трещали по швам. Над планетой The Мля густел туман безысходности.

Погода в Чумландии и раньше никогда не отличалась стабильностью. Сезонность работ доставляла головную боль всем, но особенно работникам компании «ЧумАвиа». Зарядившая непогода перекрывала все ходы-выходы. Большегрузные самолеты, летавшие в метрополию только из Ханадыря, понуро мокли, как слоны под ливнем, – основная полоса лихорадочно восстанавливалась. А местные авиалинии изредка подбрасывали новые контингенты. В залах ожидания, которые беспрерывно, из года в год, расширялись, но которых все равно не хватало, порой скапливалось неимоверное количество народа. Кого только здесь не было: делегации оленеводов, китопасов, охотников, командированные, отпускники, переселенцы – все, кому необходимо было покинуть этот край временно или навсегда, находили пристанище в гостиничном комплексе, напоминавшем скорее некую олимпийскую деревню.

Правда, олимпийским спокойствием они не отличались. Составлялись бесчисленные петиции, обращения во всевозможные инстанции. Но если погодой заведовала канцелярия высшего порядка, до которой достучаться могли только, согласно местным поверьям, шаманы и колдуны, то учреждения, ответственные за обустройство пассажиров, были рядом – на «Той Стороне». Обалдевшие от долгого сидения пассажиры устраивали митинги и демонстрации, однажды даже пошли на приступ главного административного корпуса аэропорта, когда по неизвестным причинам иссякли запасы спиртного в бесчисленных ларьках и магазинчиках. Некоторые, проведя большую часть своего не маленького отпуска здесь, в аэропорту, возвращались обратно, и это было не редкостью. Легендой стала супружеская пара метеорологов, которая здесь сыграла свадьбу, завела троих детей, но так и не смогла добраться до пункта назначения – метеостанции острова Кренделя. Они жили неподалеку от аэропорта, работали на здешней метеостанции, но не теряли надежды когда-нибудь добраться до своей цели.

Вот и сейчас непогода, длившаяся уже вторую неделю, собрала изрядную толпу. Наш герой только присвистнул, когда увидел разношерстную, извивающуюся змеей очередь в общественный туалет. Удобства были на улице.

 

3

 

Микроавтобус затормозил около застекленной наполовину будки, часть окон была забита фанерой. Ощущался дефицит стекла – верный признак накала общественного неудовольствия. Предстоял пограничный контроль. Пассажиры, а их было пять человек, включая обладателя реликтового чемодана с металлическими уголками, зашевелились, доставая документы. Приезжих порядком раздражали бесконечные проверки при каждом взлете и посадке, но старожилы смирились и привыкли.

Из будки неторопливо вышли трое в форме, с ними была собака. Началась проверка документов.

– Алекс Спиро, направляется в командировку от Ассоциации «Полярный Трек» из Эгвекитауна в Ханадырь для установления творческих контактов? – вопрос-утверждение верзилы в камуфляжной форме заставил кивнуть человека в кепке. Цепкий взгляд пограничника ощупал фигуру пассажира.

– Наркотики, оружие, биоресурсы?..

– Нет, нет...

Вернув документы, страж коротко бросил:

– В городе карантин, необходимо пройти медконтроль, прививки, инструктаж. У вас нет этого...

– Я с метеоточки, не было возможности пройти все на месте.

– Пройдете в порту.

Собака, обнюхав узлы и чемоданы, равнодушно зевнув, выпрыгнула из автобуса.

Впереди предстоял досмотр багажа. Мысленно прикинув по небольшой кучке пассажиров, что досмотр не займет много времени, Алекс подумал, что, может быть, успеет на вечерний ледокол. Маршрутный геликоп был ему не по карману. Почти все деньги ушли на перелет из Эгвекитауна. В кармане была всего сотня рублларов. Что ж, на первое время ему хватит, а там посмотрим.

Поклажа переместилась на транспортер. «Хорошо бы найти кого-нибудь из знакомых, не тащить же все это в медпункт», – едва успел подумать Спиро, как голос с суровыми интонациями заставил забиться учащенно пульс.

– Что там у вас? – перст контролера указывал на сверток перехваченный бечевкой.

– Это подарок, документ есть...

– Разверните.

Зашуршала промасленная бумага, и благоухание копченой рыбы наполнило помещение контрольного пункта.

– Запрещается перевозка биоресурсов согласно Постановлению губернатора Чумландии за номером 210 дробь 47 от марта сего года.

– Да, но у меня специальное разрешение от главы местной администрации. Вот документ...

– Не положено. Вы подвергаетесь штрафу в сто рублларов.

– Да, но поймите же наконец!..

Атмосфера накалялась. Сзади пассажиры стали проявлять нетерпение. Алекс был уже не рад, что связался с этими хвостами. Штраф мог поглотить всю его наличность.

– Это что тут? Кого? – из двери с надписью «Начальник контроля» выплыла грузная фигура с погонами.

– Вот, гражданин нарушает...

– Да я...

И тут пришло спасение.

– Алекс! Спиро! – знакомый голос показался маяком в ночи. Из-за явно поддатого начальства выглянула взлохмаченная шевелюра Вик Войта. Старый приятель Алекса по эгвекитаунским похождениям, элегантно отстранив руку с зажатым в ней надкусанным огурцом, предстал во всей красе.

– Шеф, свои люди.

Войт перешагнул через баулы и сумки и обнял одной рукой оторопевшего Алекса. «Беру все на себя», – шепнул он ему в ухо и, выудив из свертка рыбину, улыбаясь, объявил:

– Конфискация!

Потом, обернувшись к Спиро, удивленно спросил:

– Ну, что стоишь, идем!

И, уже обращаясь к недоуменно хлопающему глазами «шефу», добавил:

– Великий художник всех времен и народов. Мой друг – твой друг, верно, генацвали?

Спиро, внутренне поражаясь способности своего приятеля выходить из всех ситуаций на коне, поплелся в каморку. Там Вик уже сидел за небольшим столиком и «банковал». Он был в своей стихии.

 

4

 

– Вот такие дела, Алекс, – заключил Вик и щелчком отправил окурок в лужу, занявшую почти всю поверхность привокзального «пятачка». Дела были житейские. Отбатрачив в разных фирмах и конторах немногим больше десятка лет, Войт пришел к мысли, что дальнейшее пребывание в сих отдаленных местах не дает больше ничего «ни уму, ни сердцу, ни кошельку».

– Да и надоело, семья там, в метрополии, я – здесь мотаюсь... Капитал мало-мальский сколотил, попробую на твердой земле встать на ноги. А здесь эта слякоть надоела. Раньше-то, сам помнишь, еще до Потепления, какие зимы были, а?

– Да... – неопределенно протянул Спиро. Ему было радостно и грустно. Оттого, что встретил своего старого приятеля, от нахлынувших воспоминаний и от мысли, что видятся они, возможно, последний раз.

– А ты все со своим «Полярным Треком» носишься? – в темных глазах Вика сверкнули искорки добродушной иронии. – Толку вот только... Да ты не обижайся, старина. Я, если честно сказать, порой сам думал: бросить бы все и рвануть вместе с тобой по Кругу... Только где он теперь?.. – Войт сделал неопределенный жест рукой.

– Всегда можно найти свой Круг.

– Сколько можно искать? И с кем? С этими ребятами? – Войт мотнул головой в сторону переливающегося огнями в надвигающихся сумерках правого берега. – Так им не до него. Каждый тащит в свою нору. Ты серьезно надеешься на то, что кто-нибудь пойдет за тобой? Что молчишь?..

– А что тут говорить, каждый сам должен увидеть свое.

– Да, увидишь тут, – Вик сплюнул, – на планете черт-те что творится. До того ли?

– Время собирать камни...

– Ты неисправим. Ладно, скажи лучше, как думаешь устраиваться. Не ожидал, что ты все-таки сорвешься с места.

– Пока здесь, в Ханадыре, а там посмотрим...

– Деньги есть?

– Сотня есть...

– Тысяч?

– Просто сотня.

Войт присвистнул и, немного отстранившись, внимательно посмотрел на своего друга.

– Тебя что, не рассчитали?

– Ты же знаешь, какое положение с деньгами...

– Да... Горбатого могила исправит. Я авантюрист, но ты еще хлеще. Что ж раньше не сказал, придумали бы что-нибудь! Слушай, скоро объявят посадку на рейс, на вот, – Вик вытащил из нагрудного кармана пачку, – тут двести, больше не могу наличными...  И не вздумай отказываться!

У Алекса подозрительно заблестели глаза, он неловко скомкал деньги и сунул в карман куртки.

– Спасибо, старик. Как только смогу, вышлю...

– Да ладно тебе! Ну что, еще по стопке?

Коньяк почти не ощущался, еще сигарета.

– Будем прощаться, мне пора.

Они обнялись. Алекс понимал, что с их расставанием уходит кусок жизни и, наверное, не самый худший.

– А ведь могли мы с тобой дел навертеть, а? Ну, да что там...

– Прощай. Адрес знаешь, пиши.

– Знаю, как ты пишешь...

Гул самолетных двигателей, гомон разномастной толпы.

– Алекс! Чуть не забыл! – Войт кричал, перегнувшись через перила со второго этажа накопителя. – В медпункте Майкл, помнишь его?! Рач! – он последний раз махнул рукой и исчез среди курток, дождевиков, сувенирных коробок и сигаретного дыма.

 

5

 

В медпункт очереди не было. Приоткрыв дверь, Алекс спросил: «Можно?» – и заглянул внутрь. Худенькая медсестра, сидящая за столом в небольшом приемном покое, записала его данные в формуляр и показала на одну из трех дверей. Машинально выполняя указания врача, – грузного седоватого человека, Алекс думал над словами Войта, которые тот прокричал ему напоследок.

«Интересно, где здесь может быть Рач? И в каком состоянии...».

Прижимая ваткой укол, он двинулся к следующей двери, но тут она распахнулась и на пороге возник сам Майкл. Это был малый среднего роста, довольно плотного телосложения и с замедленной, исполненной достоинства, походкой. На его лице, довольно потрепанном жизнью, блуждала блаженная улыбка. Зафиксировав взгляд на Алексе, он остановился и протянул:

– Пути Господни неисповедимы, а мы, грешники, неисправимы... Привет великому кругоходцу и лживописцу!.. – и он царственным жестом подал руку.

«Что-то везет мне сегодня на эпитеты», – подумал Алекс, пожимая ее.

– Привет. Ты как здесь?

– Из Мозгвы, по делу, э-э... Ну, ты знаешь какому...

– Сокровища мадам Петуховой? – фыркнул Алекс, – ну, и?..

В этот момент показалась фигура возмущенной медсестры.

– Больной, вы почему встали? Вам было велено лежать!

Майкл повернул голову и, немного заикаясь, бросил:

– Мне к доктору надо, это важно... – и, уже обращаясь к врачу, который удивленно поднял свои кустистые брови. – Мосье Конрад, я тут вспомнил – в столице познакомился с академиком Чейзом, прелюбопытные вещи он мне рассказал...

Дверь за ним захлопнулась. Алекс покрутил головой: «Майкл в своем репертуаре... Удивительное дело, один сокровища ищет, другой... Другой... Что же ищу я?». Он присел на кушетку. Плечо ломило от укола, голова немного шумела. Не безумие ли то, что он затеял? Кому он нужен этот Полярный Круг, от которого остались только воспоминания да статьи в старых учебниках географии и энциклопедиях?

«Вернуть все на круги своя, – вертелось в голове у Алекса. – Вернуть ради того, чтобы Ассоциация жила, имея в основе это объединяющее начало. Шутка ли, сдвинуть земную ось! Но в конечном счете это дело техники, ведь смогли же это сделать год тому назад. Дело в другом: что произойдет с природой, с климатом? Сможет ли перенести второе потрясение планета? Но как бы то ни было, Ассоциация должна жить, и если ради этого надо будет перевернуть мир, он сделает это».

Спиро усмехнулся – дело за точкой опоры. Только где она и в чем?

 

6

 

Не попав на ледокол, Алекс нашел свободное место в зале ожидания и, сунув рюкзак под голову, с наслаждением вытянулся на скамье.

Он имел смутное представление о том, где будет жить и работать. Ему приходилось быть и сторожем на динамитном складе, и художником-оформителем, и оператором издательских систем. Деньги мало занимали его, карьера – тем более. Все натыкалось на сакраментальное: «А зачем?». Собственно, вся жизнь Алекса была попыткой ответить на этот окаянный вопрос. Просто процесс его не удовлетворял – должен был быть какой-то внутренний смысл в том, что он делал. Он уже не помнил, что подвигло его забраться на самый край света – в Чумландию, где он провел пятнадцать лет. Что-то держало его здесь, какая-то еле уловимая догадка.

Смысл. Вот тот зверь, которого надо было добыть во что бы то ни стало. Иногда он сравнивал себя с чутким прибором, который поместили в толщу земли, окружив многометровыми стенами из бетона и свинца, дабы ничто не могло помешать уловить еле слышный сигнал. Где-то кипела жизнь, сколачивались состояния, делались умопомрачительные карьеры, вспыхивали и затухали локальные войны, Левый Поворот сменился Правым Поворотом. А он все ждал. До него долетали обрывки сведений о прежних друзьях в метрополии, об их успехах, но все это мало тревожило Алекса. Честолюбия он был лишен напрочь. Либо оно было столь непомерным, что просто не укладывалось в сознании. Нельзя было назвать его нелюдимым, сколько он себя помнил, его постоянно тянуло организовывать всяческие общества, объединения, клубы. Правда, обыкновенно они долго не жили, тихо и мирно угасали, но взамен создавались новые. Словно теленок на привязи, он описывал концентрические окружности, чтобы, в конце концов, упереться в тот самый колышек, к которому был привязан судьбой.

Полярный Круг. Для него было потрясением, когда он осознал, что столько времени не замечал этого слона – Эгвекитаун был расположен прямо на 66 параллели. Дали развернулись. Словно неведомая магистраль, отсвечивая сизым металлом на солнце, линия Полярного Круга уходила к новым горизонтам, пересекая восемь стран и четыре моря. Созданная им Ассоциация «Полярный Трек» оказалась той дорогой, которую он так упорно искал. Тем более что по времени это открытие совпало с Правым Поворотом – сокращенно Праворотом – событием, коренным образом изменившим ситуацию на планете. Состояние конфронтации двух систем сменилось объединительными процессами. Рухнули многие преграды, люди потянулись друг к другу. Появилась реальная возможность непосредственного общения, сотрудничества в самых разных областях, обмена идеями. Маленькая группа единомышленников, состоящая, в основном, из приятелей Алекса, почувствовала себя включенной в мировые процессы. И вдруг все рухнуло.

Произошло то, что вошло в историю под именем Глобальный Сдвиг. Ближайшая планета Мерс оказалась населенной. Мерсиане дали знать о своем существовании и предъявили права на единственную территорию, не принадлежавшую никому – Тартартиду. На ледяном континенте ими была построена своя база. После периода некоторого замешательства силами уже объединенного командования был нанесен сокрушительный удар. Базу уничтожили. Прошел год в состоянии мучительного ожидания ответного удара и лихорадочных попыток создания космического флота. То, что сделал противник, превзошло все мыслимое: непонятным образом была изменена ось вращения планеты, и теперь угол ее наклона к плоскости эклиптики был равен долям градуса. Мерсиане предъявили ультиматум, в противном случае они пригрозили раскрутить планету Мля в обратную сторону.

Для Алекса это была настоящая катастрофа. Полярный Круг как объединяющий символ исчез. Ассоциация затрещала по швам. В состоянии глубокой меланхолии Алекс Спиро завербовался смотрителем на глухую метеоточку, чтобы в одиночестве осмыслить случившееся и попытаться найти выход. Единственной книгой, которую он захватил с собой, был широко известный авантюрный роман двух знаменитых писателей, живших еще в левоповоротную эпоху.

...Однажды июльским утром Алекс вышел на крыльцо своей скособочившейся избушки и, щурясь от низкого слепящего солнца, произнес странную для бесснежной эпохи фразу: «Лед тронулся, господа присяжные заседатели!». Период депрессии прошел, настало время действовать.

 

7

 

С утра на причале, куда автобус доставил очередную партию пассажиров, царило оживление. Ледокол «Умка» уже стоял у пирса, привалившись обшарпанным бортом, и принимал в свое чрево разномастную толпу. Из-за сложной ледовой обстановки переправа открылась только после обеда.

Взяв билет, Алекс поднялся по трапу на среднюю палубу. Потягивал свежий ветерок, и он решил устроиться на одной из скамеек, с которой можно было обозревать водные просторы реки Дырь. Сквозь туманную дымку виднелся противоположный берег с громоздившимся на высоком берегу городом – конечная точка маршрута. Сложив вещи и устроившись поудобнее, Алекс с чувством первооткрывателя вглядывался в этот каменный муравейник, затерянный среди раскисающей тундры.

Ханадырь стоял в устье лимана, олицетворяя собой один из передовых форпостов цивилизации, пытавшейся уже не одну сотню лет сеять разумное, доброе и вечное на этой земле. Как правило, это заканчивалось тем, что среди бесплодных, на первый взгляд, пространств вырастали довольно уродливые всходы в виде невероятно захламленных колониальных поселков. Иногда Алексу приходила мысль, что само название территории произошло не от древнего народа чумок, а от того, во что и с какой скоростью превращался этот девственный край.

Открытый в незапамятные времена сербурским казаком Симоном де Женевье пролив отделил в сознании гроссиян великую империю от простиравшихся далее неведомых земель. Потеряв половину отряда во время своего беспримерного похода, Симон тем не менее достиг устья лимана, произнеся свое знаменитое: «Хана – Дырь, ребята!» Так и прозвали острог, вставший над могучей рекой, берущей свое начало из таинственного озера Эльгыгыдырь – уникального тем, что имело идеально круглую форму и «не имело дна». Именно так считали местные жители, населяющие Чумландскую Артиду – этот еще полный загадок и тайн край.

Его освоение было сопряжено с немалыми трудностями. А из-за принадлежавшей в свое время Гроссии Хохляски даже разгорелась война с Мерканией. Правда, после нее Хохляска принадлежать Гроссии перестала. И, по мнению многих, от этого только выиграла. Особенно природная среда. В этом Алекс лишний раз убедился, глядя из окна автобуса на поселок горняков по пути к причалу. Он назывался Дурановые Копи. И шахты и фабрика обогащения дурана не раз подвергались атакам «сине-зеленых», что, впрочем, нисколько не мешало концерну «ДуранУголь» напрочь их игнорировать. Дуран был и оставался стратегическим сырьем. Может быть, поэтому рабочий люд не стремился с насиженных мест. Насиженных и, естественно, изрядно загаженных. Но странное дело – Алексу даже нравилась вся эта мешанина из подслеповатых домишек, хитросплетений тепловых трасс, кладбищ ржавеющей техники. При виде этого вселенского беспорядка Спиро охватывало желание немедленно его запечатлеть на бумаге. Он был безнадежно испорчен цивилизацией.

Вот и сейчас, усмотрев что-то интересное, Алекс выудил из походной сумки альбом.

 

8

 

– Между прочим, этому храму сто лет, – голос, раздавшийся за спиной, показался Алексу знакомым.

Обернувшись, он обнаружил невысокого человека, облаченного в кожаный плащ, с непокрытой головой. Массивный шаристотелевский череп с редкой растительностью невольно притягивал взгляд. Человек стоял, заведя руки за спину, и покачивался с каблука на носок.

– Да? А с виду не скажешь... – Алекс добавил еще несколько штрихов и отложил альбом.

– Дело в том, что некоторое время после Левого Поворота ему пришлось побывать и клубом, и овощным магазином...

– Храм Спаса на картошке? – усмехнулся Спиро.

Незнакомец в коже издал короткий смешок.

– Вы, я вижу, поклонник «Золотого теленка»? Это одна из самых моих любимых книг. Кстати, был знаком с одним из ее авторов.

– Не может быть!.. – Спиро развернулся к своему собеседнику и удивленно воззрился на него.

Округлое лицо почитателя знаменитого романа светилось. Его острые проницательные глаза щурились от удовольствия. В профессорской манере, с массой деталей, незнакомец поведал историю о том, как в годы Второй Войны он, еще ребенком, будучи в эвакуации вместе с родителями, невольно пересек жизненный путь своего кумира. Все их знакомство выразилось в легком шлепке, полученном от знаменитости юным исследователем, распотрошившим полевую сумку писателя, военного корреспондента, когда тот заехал навестить семью своих родственников, разместившихся в коммунальной квартире, набитой такими же эвакуированными. Недоразумение было, впрочем, быстро улажено, но в семейной хронике, как сообщил в заключение рассказчик, этот факт был расценен как весьма знаменательный. На память автор подарил юному следопыту лупу, за которой тот, собственно, и охотился.

– Возможно, это и сыграло в пользу того, что я избрал в жизни стезю научной и исследовательской деятельности.

– Вы ученый? – Алекс поднялся и размял немного затекшие ноги.

– Старший научный сотрудник ханадырского государственного музея. – И, помедлив, добавил. – Георг Григ.

– Замечательно! Я как раз собирался к вам в музей заглянуть через пару дней. Алекс Спиро. Свободный художник...

– И холодный философ? – с улыбкой Григ протянул руку.

– В некотором смысле, в некотором смысле... – пробормотал Спиро, пожимая ее.

– Из Москвы?

– Из Парижа...

Его начинала забавлять эта игра. Но не позволяя себе увлекаться, добавил более твердо:

– Из Эгвекитауна.

В глазах Грига мелькнуло что-то вроде разочарования.

– Эгвекитауна? Позвольте, позвольте, кажется, я что-то о вас слышал...

В этот момент послышался сильный скрежет, и корпус «Умки» сотряс удар, от которого оба собеседника повалились на скамейку. С носовой части донеслись какие-то крики.

Привлеченные этим событием, Григ и Спиро поспешили подняться на верхнюю палубу.

 

9

 

До причала оставалось метрофутов пятьдесят, когда ледокол форштевнем расколол громадную льдину, напоминающую скорее утес, поросший не только диким мхом, но и карликовыми деревцами.

– Смотрите-ка, там дом! – рука Грига показывала на то, что поначалу Алекс принял за кучу мусора.

Присмотревшись, он обнаружил рухнувшее, видимо от удара ледокола, строение барачного типа, каких в достатке разбросано по всему северу. Над ним еще плавали тучи пыли.

– Черти, могли бы предупредить пассажиров о своем абордаже...

– Похоже, пиратов ловят.

– Где?

– Катер спускают с левого борта.

Теперь Алекс понял причину свирепой ругани, доносившейся с капитанского мостика. Несколько матросов спускали на леерах катер речной полиции «Глюм», в котором, взяв на изготовку автоматы, неуклюжие в спасательных бронежилетах, сидели полицейские.

– А вот и сами пираты.

От дальней глыбы, медленно начавшей дрейфовать по течению, отвалила моторная лодка с копошившимися в ней людьми. Двое гребли на веслах, а третий на корме судорожно дергал рукой – пытался завести мотор. Но было поздно. Взвыв пару раз сиреной, катер речной полиции рванулся, как гончая на перехват. Те, кого Григ назвал пиратами, поняв бесперспективность своего бегства, бросили весла и подняли руки вверх. Катер с застывшей на борту группой захвата медленно подрабатывал к моторке. Через пару минут все было кончено: связанных и слегка помятых нарушителей перегрузили из их посудины.

Алекс и раньше слышал о мародерах, которые промышляли грабежом брошенных жилищ. Время от времени по реке Дырь проплывали льдины с целыми кварталами. В связи с процессом переселения, напоминавшим скорее повальное бегство, один за другим пустели поселки горняков, старателей и военных. Головную боль администрации доставляли юные любители путешествий, но более всего досаждали браконьеры, охотящиеся на золотого тюленя. Это редкое млекопитающее, обитающее на побережье Чумландского полуострова, в силу каких-то законов природы, размножалось только в верховьях реки Дырь. Его шкура, носящая золотистый оттенок, действительно была золотой. И в прямом и в переносном смысле. Когда исследователи провели анализ волоса на содержание золота, то все ахнули – оно было невероятно высоким. Еще лет двадцать о золотом тюлене говорили как о вымершем виде, а сейчас популяция этих полуморских, полуречных млекопитающих росла год от года. Ученые-биологи рвались в Чумландию со всего света, шкура золотого тюленя ценилась не то что на вес золота, а на вес самого дорогого металла – гуманодия. Резкий всплеск численности этих особей произошел после Глобального Сдвига.

Тем временем ледокол «Умка», дав задний ход и обогнув льдину-остров, швартовался к причалу. Толпа пассажиров, навьюченных как верблюды, устремилась к выходу. Алекс поспешил за своими вещами вниз. Со стороны морского порта подходило еще одно судно. Над ним развевался вымпел службы береговой охраны.

 

10

 

Едва Спиро, выпав из давки, по обыкновению устраиваемой пассажирами, успел разобраться со своей поклажей, как на него чуть было не налетел фургон. Тут же в клубах пыли тормознули крытые машины, из которых высыпался взвод спецназа в пятнистой форме, настороженно посматривая из прорезей масок по сторонам и сжимая в руках короткие, с толстенькими набалдашниками глушителей автоматы. Они выстроились цепью и стали оттеснять набежавших зевак. Из армейского джипа выскочил коротышка в камуфляже с мегафоном в руке и в довольно вежливой форме попросил любопытных разойтись.

Чертыхаясь, Алекс стал выбираться из толпы и столкнулся нос к носу со своим давешним попутчиком.

– Что за дьявол, Георг, не объясните, в чем дело?

– Речная полиция обнаружила улов пиратов. Они его буксировали в специальной сетке-загоне.

– И что, из-за какой-то рыбы такой шум?

– Рыбы? Это вовсе не рыба.

– А что тогда?

– Золотой тюлень, вот что! Я как сотрудник музея имею право допуска к осмотру найденных трофеев. – И, пожевав губами, спросил. – Не желаете взглянуть?

Они подошли к оцеплению. Григ, достав свое удостоверение, показал его толстяку с мегафоном. Тот махнул рукой и велел пропустить. Когда следом двинулся и Спиро, в грудь ему уткнулся ствол. Возникло некоторое замешательство. Алекс уже собрался потихоньку ретироваться, но Григ наклонился к уху камуфляжного начальника и что-то прошептал. Тот равнодушно пожал плечами и скомандовал бойцу. Алекс неуклюже протиснулся через заградительные барьеры и поспешил за идущим к причалу Григом.

– Что вы ему сказали?

– Что вы со мной. Между прочим, вам представляется уникальная возможность. Многие художники отдали бы все, чтобы зарисовать с натуры золотого тюленя.

– Вообще-то я не анималист, но взглянуть интересно...

Они подошли к пятому причалу. У пирса покачивался корабль береговой охраны. Подревывая двигателями, весь в клубах водяной пыли, к причалу мостился аппарат на воздушной подушке, его борт украшали аршинные буквы, сделанные красной краской – «ГРИН». На бетонном молу со связанными за спиной руками, на корточках сидели трое задержанных пиратов. Держа их под прицелом, вокруг разместились спецназовцы. Кивнув Алексу головой, Григ нырнул в дверь небольшой пристройки из гофрированного железа.

Послышался сигнал клаксона. Спиро оглянулся. Сзади, натужно завывая, пробирался по берегу небольшой грузовичок. На его боку с трудом различалась надпись «Департамент культуры». Из съехавшей в сторону двери вывалился плотного сложения парень в куртке-москитке. Он с усилием выволок из нутра авто металлический ящик и, отдуваясь, плюхнул его около ног Алекса. Подняв голову с копной волос, в которой пробивалась седина, он встретился взглядом с Алексом.

– Спиро! Вот так встреча! Ты что тут делаешь?

– Да вот в командировку приехал...

Они обменялись рукопожатиями. Это был еще один сотрудник музея и старый знакомый по Эгвекитауну – Серджио Рост. Сколько его помнил Алекс, Рост был одержим поисками древних захоронений чумландцев и городищ первопоселенцев – сербурских казаков.

– Как это тебя пропустили?

– Меня ваш Григ протащил...

– А, так он здесь, отлично! Наверное, хочет, чтобы ты рисунок для музея сделал... Да брось ты свое барахло, никуда оно не денется! Помоги малость. В музее не осталось никого, разъехались все, черт!.. Хватай с той стороны...

Алекс и Серджио подтащили свою ношу к барьеру пирса. Запыхавшиеся от усталости приятели рухнули на ящик. Не успели они перекурить, как мимо протопали спецназовцы, подгоняя тумаками пойманных пиратов. Вид у речных корсаров был довольно унылый: им грозило по десятку лет, если будет доказано их браконьерство. Правительство Чумландии берегло этот вид фауны как зеницу ока.

– Странно, по-моему, один из них – местный туземец.

– Да, дошел народ, если родовые законы начал преступать. Выйдет на волю – свои укокошат. Шаманы из-под земли достанут. Ну, ладно, надо работать.

Они отволокли «сомнабулаторию», как ее обозвал Рост, еще немного в сторону пришвартованного корабля. У трапа стояло несколько человек в форме Комитета Охраны Гроссийских Биоресурсов и в штатском. Серджио стал раскручивать длинный кабель с разъемом, потом, увидев кого-то на борту, свистнул. Рабочий в комбинезоне опустил такой же кабель. Подключившись к нему, Рост хлопнул Алекса по плечу:

– Пойдем!

Они прошли на корму судна, где собралась толпа сотрудников Комитета и ученых. Комитетчики имели необыкновенно важный вид и то и дело переговаривались по радиотелефонам. На воде плавало несколько надувных лодок, иногда на поверхности появлялись головы аквалангистов в гидрокостюмах. Виднелась сетка-загон, в которой, по всей видимости, пираты держали свою добычу. Со стрелы крана стала спускаться небольшая люлька. Серджио и Алекс, вытянув головы, впились взглядами в поверхность реки. Наконец начали подъем: сквозь мутную толщу воды появилось светлое пятно. Воды расступились, и на поверхности сверкнуло расплавленное золото. Словно большой выдох вырвался из груди собравшихся.

– Ух, ты! Вау!

Кто-то зааплодировал. На подвеске, схваченная брезентовыми лентами, медленно поднималась полутонная туша золотого тюленя. С беспомощно свесившихся ласт стекали струи жидкого металла, переливаясь в лучах закатного солнца.

 

11

 

– Ну что, давай выпьем. За встречу, за твой вояж. Успеха тебе.

– Спасибо. За встречу.

Они сидели за столом в небольшой кухоньке Серджио. Перед ними стояло большое блюдо с пельменями, наскоро нарезанная красная рыба, зеленый лук в деревянной плошке.

– Кстати, вчера Войта в аэропорту встретил.

– А он что? Уезжал? Совсем? Давненько я его не видел. Разъезжаются из Эгвекитауна. Из старых знакомых, поди, и не осталось никого. Давай за друзей!

Они закурили. Алекс посмотрел в окно. Темнело.

– А два года тому назад была бы сейчас белая ночь. Какие закаты я помню...

– Да... Наделали дел эти мерсы. Не будешь больше? Тогда я один. Будь здоров.

– Я вот все этого тюлененка не могу из головы выкинуть. У него был такой взгляд...

– Да брось, что там. Он все равно бы погиб.

– Понятно. Но жалко...

Спиро потушил сигарету и вытащил из походной сумки альбом. На последней странице легкими штрихами был нарисован симпатичный зверек.

– Странный день...

В памяти Алекса возникла мордочка детеныша тюленя. Он был еще жив, когда с помощью матросов корабля все семейство тюленей было извлечено из сети и отдано на «растерзание» ученым-биологам. Защелкали фотокамеры, животные были измерены, взвешены. Им вкололи какие-то препараты, прикрепили миниатюрные датчики и поместили в специальный бокс с тем, чтобы, выйдя в открытое море, в непосредственной близости от их места обитания выпустить. На палубе остался один детеныш, он еле-еле поднимал свою усатую мордочку и жалобно попискивал. Около него стоял мрачного вида детина со стетоскопом на шее.

– Не жилец.

– Эй, похоронная команда, – детина взмахнул рукой, обращаясь к Росту, – давай, забирай!

Серджио подошел к сидящему за походным столиком худощавому человеку, заполнявшему какие-то бумаги, расписался в добром десятке формуляров и достал из кармана небольшую коробочку. Обернувшись к Алексу, который быстро заполнял набросками свой альбом, бросил:

– Давай, черкни на память.

У Спиро защипало в переносице. Детеныш, тычась в резиновые сапоги окруживших его людей, вызывал острое чувство жалости. Алекс резкими движениями набросал его беспомощно распластанное тело и поймал взгляд, полный страха и боли.

– Это что, обязательно делать?

– У него сильно поврежден ласт. В море все равно погибнет. А в неволе они не живут.

Помещенный на парусиновую простыню тюлененок сделал попытку спастись бегством, но Рост, быстро наклонившись, приложил к его голове блестящий металлом предмет.

Раздалось шипение, голова животного дернулась. Серджио стал на колени, наклонил голову к груди и что-то зашептал. Потом поднялся и занялся тюлененком.

– Это одно из древних заклинаний чумок, не обращай внимания, таков ритуал...

Два матроса подхватили шест, который был продернут сквозь кольца и понесли свой груз к трапу. Следом двинулись комитетчики и человек в штатском. Он остановил Алекса.

– Ваш альбом.

Выдернув его из руки Спиро, он начал листать.

– Эй, эй, Дэн, какого дьявола. Это собственность музея!

Серджио подмигнул Алексу. Тот, кого он назвал Дэном, медленно поднял голову. Из-за черных очков глаз не было видно, покрытое мелкими веснушками лицо с правой стороны украшал косой шрам. Он ткнул пальцем в грудь Росту и процедил:

– Заткнись.

После небольшой паузы добавил:

– А не то сам станешь экспонатом.

Альбом Алекс еле успел подхватить. Спустя несколько минут Серджио хлопотал у своего агрегата. Тело ластоногого было помещено в черный блестящий мешок. Послышалось гудение и мешок стал раздуваться. Охранники и спецназовцы попятились назад. Рост нажал несколько кнопок, раздался оглушительный треск и заложило уши. Молнией сверкнула тусклая вспышка сквозь черный пластик и баллон стал медленно опадать. Запахло озоном.

– Высокочастотное мумифицирование. Раз-два и готово. Клиент может храниться вечно. Фараоны о таком и мечтать не могли...

Отключив аппаратуру, Рост извлек из мешка наполовину уменьшившееся тельце тюлененка и покачал в руке, словно взвешивая.

– Ну, на полмиллиона рублларов потянет.

Потом провел ладонью по золотистой шерстке, добавил:

– Бедный Йорик...

– Ну, ладно, кончай этот цирк.

Серджио вздохнул и печально произнес:

– За что я не люблю наши доблестные спецслужбы, так это за полное отсутствие юмора. Дэн, приводи своего кобеля и у тебя будет прелестное чучело...

Дэн сунул ему в нос циферблат часов.

– Мы что, до утра здесь торчать будем? Закругляйся!

Серджио, скручивая провод, обернулся к Алексу.

– Ты где остановился? Пока нигде? Возьми ключи, переночуешь у меня, а завтра разберемся. Адрес найдешь.

Алекс поймал связку ключей, к которой крепилась пластиковая бирка. На ней значилось: «Серджио Рост, сотрудник музея. Пожалуйста, доставьте Владельца по адресу: ул. Красной Утки, дом 6, кв. 3».

– Ну, прямо находка для карманника.

Махнув рукой, Алекс собрал свои пожитки и направился к остановке.

 

12

 

Наутро Алекс отправился на поиски работы. День обещал быть неплохим. Из сводки метео было известно, что над территорией Чумландии устанавливается зона повышенного давления, а стало быть прекратятся замучившие всех дожди. В остальном новости были не из приятных: в Черокии продолжались боевые действия против сепаратистов, президент Гроссии Робин Зельц подцепил насморк, курс национальной валюты понизился на пять процентов.

«Надо срочно куда-нибудь приткнуться, иначе придется положить зубы на полку, да и с жильем проблема – Рост уезжает в экспедицию».

Рассуждая таким образом, Спиро шел по главной улице Ханадыря – улице Красной Утки, с любопытством рассматривая городские здания. В отличие от Эгвекитауна, стоящего на базальте горных склонов, столице Дикого Севера, помимо бесконечных штормов и ураганов, грозил еще один враг – мерзлота. Свайные постройки производственных, жилых и административных корпусов были под постоянной опасностью оползней. Что время от времени и происходило. Приходилось тратить громадные средства на установку замораживающего грунт оборудования. Трубы с хладагентом опутывали все, их серебристые рукава вместе с линиями теплотрасс образовывали причудливые хитросплетения.

«Раньше мы обогревали мировое пространство, теперь, похоже, пытаемся его охладить», – пробурчал Спиро, пересекая очередной пешеходный мостик над связкой труб. Из некоторых вырывался пар.

В остальном город производил неплохое впечатление. Алекса всегда поражало стремление местных градоначальников раскрасить дома во все цвета радуги. Видимо, таким образом восполнялось цветовое голодание, и со стороны город напоминал груду рассыпанных ярких детских кубиков. По улице сновало довольно много автомобилей.

«Хорошо, что город небольшой, а то набегался бы по этим горкам».

Свернув на улицу Серой Утки, через несколько минут он был у цели. Исследовательский центр «ЧумНаука» занимал цокольный этаж в обыкновенной пятиэтажке и небольшую двухэтажную пристройку. Под широким бетонным козырьком две лестницы вели к массивным дверям.

«Замечательные в Ханадыре лестницы, – подумал Алекс, – надо будет сделать графическую серию. И назвать “Размышления у парадного подъезда”».

С усилием отворив дверь, он очутился в полутемном фойе. После яркого утреннего солнца Алекс с трудом различал дорогу.

«Ученье – свет, а неученье – тьма», – прошипел он, налетая на какой-то мешок, неосмотрительно оставленный в проходе. Из мешка вывалилось нечто, напоминающее слипшийся ком водорослей.

– Поосторожней, приятель! Все-таки это результаты экспедиции в устье Тити-Вам, уникальные в своем роде. Ланг за них голову оторвет, – из темного угла донесся простуженный голос, сверкнули очки.

Присмотревшись, Спиро обнаружил человека в комбинезоне, на четвереньках раскладывающего на газетных листах содержимое таких же мешков. Содержимое издавало довольно резкий запах.

– А света у нас нет, потому что отключили за неуплату.

– Да это я так сказал, извините. А где можно найти Ланга?

– Прямо по коридору, четвертая дверь направо. Кстати, там пара ящиков впереди...

Напрягая зрение, Алекс добрался до искомой двери и, постучав, вошел.

 

13

 

Распрощавшись с грозным Лангом, отворачивающим головы нерадивым сотрудникам и неуклюжим посетителям, Алекс тем же полутемным коридором выбрался на свет божий.

Начало было обнадеживающим. Его отношение к науке ограничивалось нерегулярным прочитыванием популярного журнала «Семь пядей». Обратиться в ИЦ ему порекомендовал один из ассоциативников, который нередко бывал в Ханадыре по делам службы. По его словам, маленькая брошюра об Эгвекитауне, что Спиро в свое время подготовил для Ассоциации, вызвала интерес у Ланга – руководителя Центра. Встреча была короткой, но продуктивной. Подарив на память экземпляр брошюры, несколько штук которых он предусмотрительно захватил с собой, Алекс, к немалому своему удивлению, получил предложение устроиться на работу. Сторожем, охраняющим недавно извлеченного из вечной мерзлоты динозавра.

Поблагодарив за столь неожиданное предложение, Алекс решил перепробовать и другие варианты. В течение дня он побывал в телерадиокомпании «Чумландия» и Национальном Центре Тихой Радости, но там вакансий не было. Оставалось еще одно место. Горожане называли его просто – Дворец. На пересечении улиц Трубки Мира и Красной Утки высился холм, словно древний курган. Холм венчало строение из стекла и бетона. Его фронтон украшала надпись «Дворец».

Подойдя поближе, Алекс обнаружил в ней какую-то странность. Судя по всему, второе слово было срезано, и из-за этого возникала асимметрия. Немного поразмыслив, Спиро пришел к выводу, что этим словом было «непомеров». После Правого Поворота все, что напоминало эпоху Левого Поворота безжалостно уничтожалось. Летели долой памятники, переименовывались города, улицы, пароходы и другие добрые дела.

«По идее, сейчас здесь должно красоваться слово «москауты». Дворец москаутов, тоже неплохо. Но в Ханадыре их вроде еще нет».

Ухватившись за массивную ручку, Алекс потянул ее на себя.

«Из чугуна она, что ли? Интересно, как дети ее открывают. Пружина сделала бы честь собесовской коллекции Альхена».

Поднявшись на второй этаж, он нашел дверь с табличкой «Директор Дворца». Заглянув в кабинет, Алекс увидел даму средних лет с острым прищуром близоруких глаз и строго поджатыми губами. Она что-то выговаривала круглому, как колобок, бородачу в джинсовой жилетке, держащему под мышкой видеокамеру. Он что-то лепетал в свое оправдание и с озабоченным видом теребил в руках микрофон. Алекс уже хотел дать задний ход, но его заметили.

– Вы что-то хотели?

– Да я по поводу работы.

– А кто вы, собственно?

– Алекс Спиро, имею опыт работы с детскими коллективами, вел кружок компьютерной графики...

– Ух, ты! То, что надо! – бородач схватил Алекса за руку.

По последующей реакции директрисы Алекс понял, что он оказался в нужное время и в нужном месте.

 

14

 

– Надо же, никак не мог подумать, что в Ханадыре столько много эгвекитаунцев, – Спиро, расположившись в удобном кресле, помешивал ложечкой чай в толстой кружке с нарисованным белым медвежонком. Напротив него, за стойкой с аппаратурой, в вертящемся кресле сидел джинсовый бородач и, хитро поблескивая глазками, рассказывал о том приятном впечатлении, которое оставил у него Залив Глиста.

Ади Душ, в чьем кабинете-студии, уставленном прожекторами, микрофонными стойками и прочими телевизионными причиндалами, происходила беседа, провел некоторое время в Эгвекитауне в качестве миссионера.

– Кстати, в нашу местную общину, которую я возглавляю, часто заходит Сим Вильес с супругой. Помнишь их? Он работал в Эгвекитаунском Доме Счастья. Теперь здесь, в туземном ансамбле «Арканон» музыкальным руководителем. Нам помогает с записями псалмов.

– Так ты, получается, вроде как поп?

– Пастор, – мягко поправил Душ и причмокнул губами.

– А как с этим совмещается?.. – Спиро обвел рукой пространство студии.

– Вполне. Одно время нас здесь хорошо поддерживали, но потом кому-то что-то не понравилось и пришлось сменить место. Наша директриса придерживается определенных взглядов, ну, ты понимаешь... Непомерская закваска, все эти «Артреки», «Взвейтесь кострами»...

– Вообще-то, поп с видеокамерой, это... – Алекс усмехнулся.

– Ну, это в ортодоксальной церкви подход строгий, а у нас – все, что на благо Всевышнего, – не грех. Потому молодежь и тянется, что доходчиво. Я ведь хлебнул в жизни с головой: был в Карфагестане, в десанте, насмотрелся... Потом гражданка, кабаки. Встретил одного человека, он меня и вывел к свету... – Ади, видимо от волнения, немного заикался.

– Если обидел, извини, старик.

– Да нет, ничего, Бог простит. Сам-то верующий?

Алекс поставил кружку на журнальный столик.

– Ты знаешь, один известный человек как-то на подобный вопрос хорошо ответил: «Это слишком касается моей души». Правда, он хиппонцем был...

– Ну, так это в Хиппонии...

– Там тепло...

Они рассмеялись.

– Алекс, у меня к тебе предложение: создать на базе Дворца детскую телестудию. Я уже давно думал на эту тему, план такой: я занимаюсь технической стороной, съемкой, монтажом. Опыт работы фотографа у меня есть, и не маленький. А ты берешь на себя содержательную часть со своими ребятами-журналистами.

– Если таковые найдутся.

– Не переживай, найдутся. Знаешь, сколько уже предварительно записалось? Больше пятидесяти.

– Понятное дело, телевидение штука более привлекательная, чем просто писанина. Как студию назовем?

– «САД». «Студия Артидского Дворца». Звучит?!

– Или «Студия Ади Душа»?.. А ты – садовник?

Ади, сверкнув золотым зубом, расплылся в улыбке и крутнулся в кресле.

– Завтра первый отборочный тур. Придешь?

– Конечно. Может быть, кто-то ко мне пойдет после отсева. Не всем же телезвездами быть.

 

15

 

«Итак, остается один вариант – Том Ист. Хоть мы и знакомы едва, но, думаю, он не откажет. Говорят, художники останавливаются у него в мастерской».

С такими мыслями Алекс выключил компьютер, окинул взглядом кабинет, в котором размещалась студия юных журналистов, и вышел в холл.

На посетителя Дворец производил странное впечатление: веяния нового времени выразились в том, что стесали надпись «непомеров» на фронтоне да украсили фойе новым гербом – двуглавым грифоном, цепко держащим в когтях символы императорской власти – меч и крест. В остальном все было как в добрые старые времена: на стендах красовались шеренги непомеров и непомерок с красными галстуками в белый горошек, с горнами и барабанами. Сквозь застекленную стену дворцового музея можно было увидеть набычившийся бюст Мира Линча, какие-то флаги, многопудовые альбомы.

Алекс помнил, как он сам с такими же непомерами собирал металлолом, а сопливые линчата – внучата дедушки Линча – таскали стопки газет и журналов в макулатуру. На собранные таким образом деньги и был построен Дворец. Неизвестно почему для его постройки был приглашен архитектор Антонио Ухе из дружественной Фингалии. И на далеком севере, в условиях непременного аврала и штурма, был построено здание, больше, правда, по своим параметрам подходившее для севера Жирафики, чем для юга Чумландии.

Как потом узнал Алекс, на первом этаже предполагался ледяной каток, а на третьем – зимний сад. Увы, в первую же зиму скопившийся снег обрушил стеклянную крышу внутрь, и пришлось в спешном порядке отказаться от этой идеи. На ледяном катке поставили крест из-за собачьей стужи: слишком большие окна служили слабой защитой. Из них прекрасно бы смотрелась набережная какой-нибудь кримской Ялды, но никак не завьюженные берега Дыри. Впрочем, после Глобального Сдвига и наступившего потепления эти недочеты стали менее болезненны. В целом Дворец был ничем не лучше и не хуже большинства подобных построек своей эпохи: новое поколение гроссиян с увлечением каждый год оккупировало его стены, не обращая внимания на монументальные росписи. Проходя мимо доски объявлений, Алекс увидел стайку ребятишек, озабоченно вытягивающих головы.

«Не забыть бы про завтрашний просмотр», – запахивая ветровку и нахлобучивая кепку, подумал Спиро.

В спину ударил ветер, несущий с залива запахи моря. Погода пока держалась. Алекс не стал дожидаться автобуса и отправился вверх по центральной улице – до мастерской известного ханадырского художника было недалеко.

 

16

 

В ответ на звонок в дверь, украшенную затейливым иероглифом, послышались шаги и на пороге появился человек в заляпанном краской рабочем халате.

– Не узнаешь?

– Да, что-то...

– Эгвекитаун, юбилейная выставка... Купание в проруби...

– А, припоминаю... Кажется, Алекс? Ну, проходи.

Мастерская Тома Иста располагалась в техническом этаже обычного пятиэтажного панельного дома. Две комнаты были забиты верстаками, стеллажами, гипсовыми слепками античных скульптур. Середину одной занимал офортный станок с гигантским поворотным колесом. В третьей было попросторнее, горели лампы дневного света, стоял мольберт с начатой работой.

– Садись. Какими судьбами?

– Вот приехал в Ханадырь. Думаю, всерьез и надолго.

– Совсем, что ли, перебираешься?

– Ну да... Работу нашел во Дворце. Руководителем студии юных журналистов. Не удивляйся, я ведь два года в редакции проработал. Верстка, печать и все такое. Обещают с жильем решить проблему, но недели через две. Не мог бы я у тебя в мастерской это время перекантоваться?

– Конечно, о чем разговор? У меня здесь не люкс, но ребята, бывает, заезжают, не жалуются. Тем более, я сам собираюсь в Эгвекитаун на этюды, места уж больно хорошие. Сам-то пишешь?

– Так, помаленьку.

– Вот давай, у нас скоро выставка будет, готовься. А то в Ханадыре уж и художников почти не осталось, разъехались, понимаешь, все. Уолтер Ром, помнишь, плакатист был? Он сейчас в Челби развернулся хорошо, фирма солидная, занимается рекламой, издательством. Вот его продукция, я у него был месяца два назад.

Том кинул на стол пачку буклетов.

– Это не его кондрат хватил, когда в Мерканию ездил? – спросил Алекс, перебирая глянцевые листы.

– Его. Повезло мужику, тамошние эскулапы подсуетились, можно сказать, с того света вытащили. Еще двое недавно уехали. Так что, ты вовремя подъехал, ряды укрепишь. Мы здесь затеяли отделение Гильдии художников Гроссии открыть.

– Да я и не считаю себя художником, так, для себя, скорее, картинки мажу.

– Ладно, поговорим еще об этом, вещи с собой?

– У Роста. Дай-ка я ему позвоню, он в музее должен быть.

– Тут еще такое дело... Ко мне из бухты Продувания должен на неделе один знакомый подъехать. Поживете вместе, места здесь хватит. Ключ на полке у двери. Располагайся.

У Алекса гора свалилась с плеч. Жилищный вопрос, хоть и временно, но был решен.

 

17

 

Музей представлял собой небольшое двухэтажное здание, опоясанное древним чумландским орнаментом, напоминающим игру «крестики-нолики». Алекс знал, что кружок означал Сольце, а крестик – Уну, и в своей основе эти символы имели древние корни протомерканского происхождения. Согласно последней теории расселения народов, по территории нынешней Чумландии проходил путь пранарода, населившего мерканский материк. В те времена на месте пролива Брейна существовал мост суши. По нему спокойно расхаживали стада диких бизонов, носорогов и мамонтов, на которых охотились предки нынешних чумландцев. Один из представителей этого древнеисторического семейства, выполненный из железобетона, красовался возле здания музея.

Пошлепав по отполированному бивню мамонта, Алекс вошел в музей. Первое время он пребывал в растерянности, решая, куда двигаться дальше. На дверях, выходивших в холл, висело несколько странных табличек: «Фото», «Сувениры», «Парикмахерская».

«Широкий спектр услуг, – подумал Спиро, – не хватает только “Холи ногтей” и “Полного ондулясьона на дому”».

В этот момент скрипнула дверь, и в проем из-за занавески выглянул грузный человек с несколько выпученными глазами.

– Вам кого?

– Серджио Рост... мне нужен...

– Это в соседнем здании.

«Мрачный дядя, – повернулся к выходу Алекс и заметил в одной из дверей стеклянные витрины с какой-то утварью. – Неплохо бы порисовать здесь как-нибудь». Около рядом стоящего точно такого же здания были припаркованы два черных лимузина. «Делегация, небось, какая... Или начальство, что тоже не лучше».

Не успел он сделать и двух шагов по ярко освещенному холлу, как к нему подошел человек плотного телосложения и, напряженно улыбаясь, вежливо спросил:

– Что вы хотели?

– Я увидеть хотел бы...

– Сегодня санитарный день и посетителям вход воспрещен.

– Да я не посетитель, мне по делу... Позовите, пожалуйста, Роста.

– Хорошо, подождите здесь.

Человек исчез. Через несколько минут появился Рост.

– О, ты чего?

– Хотел вещи забрать пораньше. Договорился с Томом Истом, в мастерской поживу.

– Ага. Слушай, мне немного осталось доделать и идем. Подождешь пять минут?

– Я вообще-то не тороплюсь.

– Айн момент.

Рост скрылся за дверью с табличкой «Директор». Потом выглянул и поманил пальцем. Навстречу Алексу из-за стола вышла невысокая женщина с немного испуганным выражением лица.

– Здравствуйте. Вы Алекс Спиро? Мне мсье Рост сказал, что вы хотели сделать подарок музею?

– Да, брошюру об Эгвекитауне. И рисунок тюлененка.

Спиро вытащил из своей сумки папку с рисунками и брошюрой.

– Вы художник?

– Скажем так: еще я рисую.

– Чудесно. Вы извините, у нас сегодня переполох. Приезжает правительственная делегация и очень важные гости.

– О-о-чень важные... – Рост поднял палец кверху.

– Я думаю, что процедура оформления много времени не займет... Присаживайтесь, а я сейчас позову сотрудника. Мсье Рост, у вас все готово с экспонатом?

– Еле успели. – Рост с досадой махнул рукой. – Завтра ехать, ничего не собрано...

– Вы понимаете, что ставите под угрозу ответственную экспедицию! Это же по линии... заявка. Вы меня под монастырь подведете!

– Да что я?! Чуть что, сразу мсье Рост! Что мне, разорваться? Между прочим, обязанности таксидермиста не мои и выполняю их только по щедроте душевной...

– Вот и проявите ее!

В этот момент за окном скрипнули тормоза и сверкнули огни полицейских мигалок.

– О, господи... Делегация!

Директор музея кинулась к выходу.

– Что за делегация?

– Угадай с трех раз... Мерсы.

 

18

 

Вспоминая день, когда он впервые встретился с мерсианами, Алекс пытался понять, что его поразило больше всего. Эта встреча, как немного позже стал догадываться Спиро, была вовсе не случайной, как не случайно все в этом мире.

Какое-то странное чувство, что это должно было произойти, причем именно так, как произошло. Конечно, приняв решение вернуть Полярный Круг на его законное место, Алекс понимал, что рано или поздно придется столкнуться с теми, кому он, по сути, бросал вызов. Но Спиро также понимал, что эту дорогу ему не осилить в одиночку. Придется собирать единомышленников, сколачивать новую артель, и этот процесс, длительный сам по себе, в силу флегматичного темперамента закоперщика и вовсе мог бы затянуться на неопределенное время. Спиро был готов и к тому, что при его жизни будет сделан только первый шаг, положен кирпич в фундамент этого грандиозного предприятия. Что найдутся другие, кто, последовав по его пути, доведет дело до конца, чего бы это ни стоило. Но события разворачивались слишком быстро. Такие темпы его пугали. Испытывая некоторое волнение, Алекс прислушался к голосам в коридоре.

«Подумать только, представители инопланетной цивилизации за какой-то несчастной перегородкой. Стоит только подойти, открыть дверь... Хочу ли я их увидеть, встретиться с ними, поговорить?.. Не уверен». И все-таки в глубине души Алекс чертовски хотел этого.

Голоса раздались громче, послышался раскатистый хохот Серджио. «Вот кому море по колено – что мерсы, что персы». У Алекса вдруг вспотели ладони, он полез в карман за платком. В этот момент дверь распахнулась, и Спиро оцепенел. Ни скользнувшие в кабинет фигуры с коротко стриженными затылками и оттопыренными пиджаками, ни просеменившая к столу директор музея не привлекли внимания Алекса. Его взгляд еще летел к дверному проему, но он уже знал, что это будет женщина.

Словно дуновение летнего ветерка, шелест листвы, журчание ручья. Он услышал голос, вернее смех. Конечно, именно ТАК и должны звучать ИХ голоса. Потом Алекс увидел глаза. Словно анфилада дверей распахивалась перед ним, уводя за собой вглубь.

Доходя до этого места, Спиро даже подскакивал от досады. Надо же, каким болваном он выглядел.

Медленно поднявшись, он зацепил стул и, пытаясь удержать его, выронил альбом. Листы веером легли на пол.

– О, пожалуйста, не надо собирать! Так даже удобнее все рассмотреть...

Алекс застыл в нелепой позе.

– Если вы не возражаете...

– Да нет, ради бога, смотрите...

Голос у Спиро вдруг охрип. Он немного пришел в себя.

«Что за дьявольщина?.. Однако взгляд, я вам доложу, словно молотом хватили... Даже колени дрожат... Спокойно, старина, спокойно, это просто люди, обыкновенные люди. Ничем они от нас не отличаются, ну, называются они так – мерсиане».

Алекс лихорадочно пытался собраться с мыслями.

– Это ваши рисунки?

– Да.

«Что у меня с голосом? Обыкновенная женщина, немного похожая на подростка. Второй, высокий мерсианин, такой же загорелый и темноволосый. Жители страны пирамид. Ничего особенного...».

Серджио сделал галантный жест и показал на Алекса.

– А вот мой друг – Алекс Спиро, рекомендую. Художник по духу и треккер по жизни...

– Треккер? Это кто?..

– Это который по кругу...

У Алекса земля уходила из-под ног, щеки горели.

– Как это?

– Как, как. Лишили человека, можно сказать, смысла жизни – отняли Полярный Круг. Он вам решил войну объявить!.. Пожалеете еще.

– Вы смешной...

Что-то было в голосе, движении рук, словно он уже где-то все это видел, слышал. Алекс поднял голову и встретился взглядом с высоким мерсианином. Только на секунду глаза их встретились, но Спиро вдруг почувствовал себя абсолютно голым и беспомощным. Будто прочли его, как книгу, в одно мгновение. И отвернулись. Без тени эмоций. Как от бессмысленного предмета.

– О, бедный тюлененок! Как жаль, что с ним случилась такая беда.

– Действительно... На Алекса этот случай тоже произвел впечатление, но что поделаешь, се ля ви, как говорят во Френчии... или в Финтифляндии. Забыл. Кстати, вы хорошо говорите по-гросски.

– Мы специализируемся на Гроссии, я и мой отец. – И, уже обращаясь к Алексу. – А зовут меня Эолита, это неофициальное имя. Официальное трудно выговорить по-гросски. Забираем ваш вчерашний трофей, между нашими музеями заключено соглашение об обмене экспонатами. Не могли бы вы подарить мне свой рисунок?

– Минуточку, – снова подал голос Рост. – Это уже приобретено музеем, вернее, принято в дар. Вот оформляем документ...

– А может быть, автор передумает и подарит нам?.. В залог нашей дружбы и сотрудничества...

Из-под низкой челки на Алекса сверкнули золотые искорки улыбки. У Спиро звенело в ушах.

– Берите...

– Вот всегда так, что хорошее, так сразу забирают! Да я не только про вас, и раньше такое было...

Серджио, пыхтя, помог Алексу собрать рисунки.

– А это вам на память.

На ладони Алекса очутился небольшой предмет, напоминавший позолоченную пуговицу. Еще минута и комната опустела, за окном взвизгнули колеса автомобилей.

Алекс Спиро, пошатываясь, подошел к стене и плюхнулся на стул.

 

19

 

«И были они смуглы и золотоглазы». С самого утра крутилась в голове у Алекса эта фраза. «Кажется, это из твоих любимых “Марсианских хроник”. Ну вот, свершилось – они на нашей планете. Это реальность, и мир не рухнул. Как-то обыденно даже, если не считать мое состояние». Состояние у Алекса было не очень. Он чувствовал себя выпотрошенным. «Какое-то глубинное психозондирование», – он вспомнил взгляд высокого мерсианина и поежился. «И с такими монстрами ты собрался воевать? Впрочем, Эолиту монстром не назовешь...»

Он снова ощутил это странное чувство, когда ноги отрываются от пола и ты летишь неведомо куда. Этот взгляд, голос, прикосновение руки... Алекс потряс головой, пытаясь отбросить наваждение.

«Ну вот, этого еще недоставало... Возьми себя в руки, черт возьми! Вспомни, что есть еще Ассоциация, Полярный Круг и Путь. Ты еще в самом начале его и уже рассиропился... Займись-ка, старина, лучше делом!»

Перестав расхаживать по мастерской, Спиро стал разбирать свои нехитрые пожитки. Первым делом он вытащил объемистую папку с документами, тетрадями и альбомами. Раскрыв одну из них, он погрузился в чтение.

«Эгвекинот. Май 1993. Наконец-то нашел нужное слово. Искал довольно давно, но никак не мог подобрать такое, чтобы самому понравилось. И чтобы смысл был, и выговаривалось смачно. Ну вот. Треккер. От слова «трек». Есть, правда, сомнения – движение-то предполагается международное, а слово исконно гроссийское. Может, заменить на бурлака, джунглиязычное, для большей доходчивости? Надо подумать. Богатурия начал спорить. Понял ли?

Кто такой треккер? Буквально – следовик. Человек, движущийся по следу, трассе, дорожке, колее. Значит, необходимы два компонента – трасса и импульс для движения. Учитывая то, что трасса великовата будет для одного треккера, тянущего свой трек, то бишь бурлака с бечевой, возникает необходимость в другой категории – сидячем треккере, то есть треккере без импульса. Так как он сидит в определенной точке, он и называться будет пойнтовиком или сидельцем. А точка – сиденье. Его задача – шлифовать свой пойнт и обеспечить нормальное прохождение треккера с его баржой. Цель треккера-бурлака – идти из одного пойнта в другой, тянуть свой трек (читай – тащить баржу), найти своего пойнтовика-сидельца и, получив дополнительный импульс (пинок под зад), продолжить путь. По возможности находить новых треккеров.

Треккеры разнятся по своей продвинутости, по протяженности трека, его ширине. Треккер по жизни – самокатчик Вальтер Булч, для которого цель – ничто, движение – все. Дорога – это его образ жизни. «Катящийся камень мхом не обрастает». Настоящий треккер любит «Летящие булыганы», тащится от Репа и его «Треккеров на Вольве» и поет «Дубинушку» на редких привалах.

Бреккер. Антипод. Бреккер – «тормоз», замшелый обыватель.

Стихийный треккер.

Продвинутый треккер – как хороший звукосниматель, воспроизводит весь спектр саунда. Саундтрек – звуковая дорожка пластинки, фильма, лазерного диска. Луч лазера выбивает из пластиковых борозд целый мир образов, звуков, мыслей и чувств.

Смени иглу. Прочищать лазер тряпочкой, смоченной в керосине.

Вся планета как гигантский диск, и треккер вспахивает свою борозду, запечатлевает все, что извлекается из ее глубин, делится этим с другими, будит новых треккеров. Схватывая только то, что необходимо ему, он воспроизводит-пишет свою дорожку.

Пахарь одной бесконечной борозды. Карта в душе, пространство для того, чтобы ее разложить».

Алекс почесал голову. «Бред сивой кобылы, но интересно. Какое-то донкихотство, никому не нужное в наше время. Большинству это покажется именно так. Но ты-то рассчитываешь не на большинство, и опыт хотя бы той же самой Горелии говорит именно об этом». Он вспомнил свой вояж, предпринятый накануне Глобального Сдвига в один из уделов, расположенных на другом конце Гроссии. Полярный Круг цеплял самую его макушку, и несколько дней, проведенных Спиро в небольшом городишке Хлоя, укрепили в верности избранного пути.

Немного взбодренный, Алекс взглянул на часы – пора было идти на просмотр будущих телевизионщиков. Он затолкал кипу бумаг в чемодан, задвинул его под раскладную кровать и стал одеваться. Рука в кармане ветровки наткнулась на какой-то предмет. Это была миниатюрная маска какого-то животного, похожего на медведя. Вернее, на медвежонка. Прорези глаз и зубов делали ее похожей на пуговицу.

Пуговицу из чистого золота.

 

20

 

Отбор претендентов проходил в зале музея Дворца. За длинным столом разместились директор Лана Лец, штатный психолог Дворца, сам Ади Душ и представитель телекомпании «Чумландия».

Спиро внимательно всматривался в лица рассевшихся кто где ребят. Компания собралась разношерстная, все были немного напряжены и настороженно посматривали на строгих судей. Сначала над ними поэкспериментировал психолог, задав несколько простых тестов. Потом Ади, пытаясь выглядеть внушительным, объяснил порядок проведения конкурсного отбора. Он будет проходить в несколько этапов и растянется на несколько дней. Сейчас они должны были просто немного рассказать о себе.

Началась процедура приглашения по очереди всех кандидатов и дотошные расспросы. Через час Спиро уже с тоской посматривал на часы. Но и сами экзаменаторы порядком подустали и вопросов задавалось все меньше. Да и очередь становилась все короче. Уже под конец в зал уверенной походкой вошла девочка с длинными косами черных волос и насмешливыми темными глазами. «Такую в Перции назвали бы луноликой, – подумал Алекс и стал внимательно наблюдать, как она непринужденно отвечала на вопросы. – Ну, эта стопроцентно пройдет. Готовый профессиональный диктор. Ади ни за что не отдаст ее в секцию юнжуров».

Следующая претендентка тоже показалась перспективной девочкой. Хорошо знала литературу, языки, даже сама пробовала писать. При этих словах Алекс навострил уши. Ему позарез нужны были ребята с творческой жилкой. Натаскивать бездарей он терпеть не мог.

Педагогический опыт Спиро был невелик, хотя он и закончил колледж в столице Секирбашстана городе Фау. Столкнувшись с системой образования среднего разума, Алекс понял, что приспособиться ему вряд ли удастся, а перестроить ее не хватит сил. На меньшее он был не согласен, и о карьере педагога пришлось забыть.

«Занесла меня нелегкая опять на эту дорожку. Впрочем, это не школа. Да и вряд ли найду лучшее место для плацдарма. Главное сейчас закрепиться. Положение мое “хуже губернаторского”, а падение в финансовую пропасть, как известно, может оказаться бесконечным. Иначе бедные мерсиане со своими мельницами могут и не дождаться поединка с Рыцарем Печального Образа по причине достаточно банальной – вместе со своим Росинантом он протянет ноги от бескормицы».

Вспомнив о своих заклятых врагах, Спиро достал из кармана подарок мерсианки. «Интересно, сколько бы это могло стоить?». Собеседование закончилось, и Спиро поджидал Душа, чтобы обсудить дальнейшие планы.

– Любопытная штучка. Дай-ка посмотреть. – Ади повертел миниатюру в руках. – Где взял? Подари.

– Подарки не дарят.

– Кто это тебе такие подарки дарит?

– Не важно. Давай сюда.

Душ с явным сожалением вернул маску медвежонка. Спиро успел заметить, что Ади питает слабость к красивым и дорогим вещам.

– Говорят, ты с мерсами встретился вчера?

– Кто говорит?

– Здесь же большая деревня. Все всё знают. Ну, расскажи, какие они, кто? Мне еще не приходилось напрямую с ними общаться. Видел издали пару раз.

– Да я тоже мельком, рисунок взяли. А взамен вот, подарок.

Спиро совсем не хотелось посвящать во все нюансы пронырливого пастора. С неудовлетворенным видом Душ изрек:

– От лукавого эти подарки, сроду от мерсов не приму ничего. Сатанинской силой владеют и думают всю вселенную приобрести. Но Бог и их отметет от лица своего.

– Ладно, ладно... Скажи лучше, почем опиум для народа.

– И ты зря так ко всему относишься. Сказано в Писании...

– Слушай, давай о Писании потом поговорим. Надо посидеть, подумать над совместной программой работы телестудии и секции юнжуров.

Лицо Ади приобрело кислое выражение.

– Ну, ты набросай черновик, а я погляжу, может, поправлю чего.

– !!!

 

21

 

Алекс торопился: надо было передать несколько документов, касающихся Ассоциации «Полярный Трек», Серджио Росту, отправляющемуся в экспедицию. Он продолжал, скорее по инерции, искать единомышленников. Попутно он хотел зайти к телевизионщикам и уточнить требования, предъявляемые к будущим передачам детской студии.

Местная телекомпания «Чумландия» располагалась недалеко от музея, в одном из высотных зданий. Высотным его можно было назвать условно, так как все постройки, что возвышались больше чем на двадцать метров, уже причислялись к этой категории. Узкие окна, скорее напоминающие бойницы, смотрели на площадь с чудом уцелевшим памятником Миру Линчу, изрядно обгаженному в период пертурбаций Правого Поворота.

Тут же на площади можно было увидеть неказистое здание Дома Счастья, коробку узла связи с чашами спутниковых антенн и Губернаторское Палаццо. Некое подобие бульвара, одним своим концом упиравшееся в улицу Линча, а другим – в улицу Красной Утки, было засажено редкими деревьями и кустарником, с Потеплением буйно разросшимися.

На углу сыпались искры электросварки. Строители заканчивали монтажные работы на здании нового банка: Чумландия готовилась вкусить все прелести своей недавно приобретенной независимости от Мегадаунии.

Серджио стоял у здания музея и шнуровал гигантский рюкзак. Рядом громоздились какие-то ящики и тюки. Увидев Алекса, он махнул рукой.

– Ого, Мальбрук в поход собрался?

– Не «ого», а о-го-го! Тут половина – не мое. Груз для музея в Продувания заодно везу. Как у тебя дела? Устраиваешься? Ну, давай, я месяца через два-три появлюсь. Извини, что с хатой так получилось, я уже обещал одному черту.

– Забудь, все нормально. Слушай, я ведь тебе рассказал о Проекте, общее представление имеешь.

– Ну, более-менее.

– Держи, здесь комплект документов, рассказывающих об Ассоциации. Может быть, это кого-нибудь заинтересует там, где тебе придется побывать.

– Разве что белых медведей... Алекс, я ж не агитатор, я ж потомственный кузнец...

– Ладно, кузнец, весу тут никакого. При случае дашь кому. Может, пара ненормальных найдется, вроде меня.

– Не... Вроде тебя вряд ли...

– Хочешь сказать, уникальный клинический случай? Ладно ржать, бери... На самокрутки или еще на что не истрать!

Они закурили. Ветер гнал вдоль улицы клочки бумаги, швырял в лицо желтеющую листву: деревья сбрасывали листья, чтобы через месяц зазеленеть снова.

К тюкам подошел лохматый пес, обнюхал их и сделал попытку поднять ногу. Но Серджио был начеку, псина испуганно шарахнулась в сторону от угрожающего замаха ногой.

– Пошла, ты!.. Развелось их... этих собак! У тебя, кстати, как самочувствие? Отошел? А то вчера, я смотрю, мерсы тебя хорошо обработали.

– В смысле?

– Ты что, не знал, что с ними надо поосторожнее. Ты так пялился на мерсианку, как ее?..

– Эолиту.

– Ну да. Взгляда мерса не выдерживает ни один человек. У них необычайно развита высшая нервная деятельность. Что ты хочешь, сверхцивилизация, нам не ровня. Имей в виду на будущее, если придется общаться – отводи взгляд, лови периферийным зрением или на худой конец затемненные очки. Они у нас редко, но бывали, так что я ученый.

Спиро смущенно поскреб подбородок.

– Да вроде ничего.

Серджио хохотнул:

– Какая фемина, а? Вот с кем можно испытать действительно неземное блаженство!

– Не нашим носом калину клевать.

Алекс потрепал по загривку вновь подошедшего пса. Тот завилял хвостом и искательно заглянул в глаза Спиро.

– Нет у меня ничего, приятель. Ты уж извини.

Собака уселась рядом. Обычная дворняга, каких полно по всему северу. Неистребимое племя меньших братьев, головная боль коммунальных служб и утеха ребятни. Шерсть клочками, впалые бока, слезящиеся глаза.

– Что брат, не сладко живется, а?

Хвост слабо шевельнулся, и пес отвел взгляд. Из-за поворота вырулил фургон департамента культуры. Стали грузиться.

– Ты знаешь, – сказал Алекс, пожимая на прощание руку Серджио, – я, кажется, понимаю, почему собаки и вообще животные не выдерживают взгляда человека.

– Почему?

– Им стыдно, что они животные.

 

22

 

– В городе карантин. Говорят, в связи с визитом мерсов. Боятся эпидемии мерсианского гриппа.

– Нет, эта болезнь представляет опасность только для мыслящих существ. Тебе она не грозит.

При виде Алекса два мальчика-подростка замолчали и, поднявшись со скамейки, выжидательно уставились на Спиро.

– Вам чего, хлопцы?

– Хлопцы за проливом ушами хлопают, а мы – поколение, которое выбрало «Пупси», желаем стать юнжурами... – бойко затараторил один из них: рыжий, вихрастый, с лицом, усеянном мелкими веснушками. Второй, повыше ростом и с кучерявой головой, смотрел немного набычившись и, загадочно улыбаясь, теребил ремень заплечной сумки.

– Вот как? Значит, хотите стать акулами пера, гиенами ротационных машин?

– Это уже все в прошлом. Сейчас в ходу настольные издательские системы.

– Приветствую ваше желание. А вы знаете, что главное условие пребывания в секции – это писать, писать и еще раз писать?

– Знаем, – хором ответили будущие акулы.

– Ну, тогда давайте знакомиться.

Сид Вайс и Вилли Бур были студентами-первокурсниками национального колледжа и специализировались на одном из видов древнего искусства коренных чумландцев – татуировании клыков моржа. Делалось это с помощью инфразвуковых форсунок. Краска, вгоняемая в толщу кости, расплывалась на его поверхности удивительными переливами, образуя замысловатые картины. Там были пейзажи тундры, моря и гор, селения с фигурками охотников, рыбаков, животных. Причем настолько реалистично выглядевших, что специалисты всего мира только диву давались.

Вообще, надо сказать, что древняя цивилизация чумок обладала развитыми технологиями. С помощью специальных бубнов (размеры некоторых из них достигали высоты двухэтажного дома) генерировались инфра- и ультраволны. С ними древние чумландцы творили просто чудеса: начиная от выплавки стали и заканчивая лечением тяжелых недугов. Правда, все это было в прошлом: нынешнее состояние немногочисленного народа оставляло желать лучшего. Многие секреты были утеряны, но попытки возродить тот или иной вид деятельности не прекращались.

Ознакомив новеньких с расписанием и основными пунктами их будущей деятельности, Алекс поинтересовался, насколько хорошо они знают компьютер. Оказалось, что довольно смутно, но в игры играли.

Еще в Эгвекитауне, Спиро, ведя кружок компьютерной графики, сделал немалую подборку игр. Он убедился на своем опыте, что без них компьютер и дети не совместимы. К тому же игры служили своеобразным кладезем изображений, звуков для работы. Наблюдая за юными игроками, он лучше узнавал их сильные и слабые стороны. Лучшего психологического теста, чем игра, еще не придумал никто.

Взрывались и падали космические корабли; по цветущей земле, по лесам, пустыням и ледяным просторам отважные мстители изничтожали злых пришельцев, задумавших погубить цивилизацию млян.

«Всегда одно и то же, – подумал Алекс. – Убить врага, пока он не убил тебя. Из века это сидит в нас. Неужели человека делает человеком только эта страшная забава – война? Возможно ли другое решение? Ведь и мерсиане в нашем представлении – враги, уничтожить которых не хватает силенок. Интересно, если бы в моей власти было сделать так, чтоб их не стало, как бы я поступил?».

Он вдруг вспомнил Эолиту, ее взгляд, голос. И, усмехнувшись, понял, что не знает ответа.

 

23

 

Алекс походил еще несколько дней в ИЦ «ЧумНаука», роясь в его библиотеке, в надежде найти дополнительную информацию об истории Эгвекитауна. К его удивлению, в единственной газете чумландской столицы «Конец света» вышла статья Георга Грига с критикой в его адрес довольно едкой, хотя по большей части и справедливой. Брошюру он лепил наспех и огрехов было предостаточно. Тогда-то Ланг и предложил встретиться с молодым ученым из Меркании – Анфисой Греевой, проходившей то ли стажировку, то ли практику в Центре. По его словам, книжка об Эгвекитауне могла представлять для нее интерес. Алекс, в свою очередь, обрадовался подвернувшейся возможности опробовать на иноземке степень доходчивости Устава Ассоциации.

С мерканцами Спиро приходилось сталкиваться и раньше, еще в Эгвекитауне. Когда подули новые ветры, на Чумландский полуостров, доселе наглухо закрытый для посещения иностранцев, потянулись со всех уголков мира туристы, ученые, бизнесмены. Широко освещался межконтинентальный поход двух известных полярных путешественников: гроссийского Дрима Шпара и мерканского Павло Шкурко под названием «Брейн-Мост».

Собачьи упряжки, нарты, эмблемы экспедиции то и дело мелькали на экранах телевизоров. Веселый и открытый мерканский парень покорил своим обаянием эгвекитаунцев. Вскоре после их успешного финиша была создана совместная гроссийско-мерканская туристическая компания «АркГросТур», в Эгвекитаун зачастили богатые туристы, решившие взглянуть на «реликт каменного века – традиционную жизнь чумок», как характеризовали ее рекламные проспекты. В личных беседах с Павло Шкурко Алекс обговаривал варианты реализации планируемого Ассоциацией рекордного велопробега по Полярному Кругу: из подмозговного города Электростул должен был двинуться самокатчик Леру Роншар, неся с собой идею объединения жителей Полукружья.

Но все это было до Глобального Сдвига.

Освоившись в полутемных коридорах Центра, напоминающих лабиринт, Алекс без труда нашел нужный кабинет. Первое, что он увидел, это был сундук. Вполне современный дизайн, никелированные ручки и уголки придавали ему даже какую-то элегантность. Алекс сразу оценил его по достоинству. «Мечта треккера», – подумал он. Возле сундука на корточках сидела девушка со светлыми волосами и в очках в тонкой оправе. Она перебирала какие-то книги и складывала в «мечту». У окна сидела еще одна девушка, судя по всему, сотрудница Центра. В углу светился экран компьютера.

– Могу я увидеть Анфису Грееву?

– О, это я, – отозвалась владелица сундука.

Представившись, Алекс протянул тоненькую тетрадку, на которой было написано «Эгвекитаун. 1946–1996». Анфиса полистала страницы и вопросительно посмотрела на Спиро.

– Это ваше?

– Да, насобирал всякой всячины...

– Всякая всячина? Что это есть? – она, как большинство мерканцев, слегка шепелявила.

– Ну, информация разная...

– Можно посмотреть на несколько дней?

– Да, конечно. И еще. У меня есть перевод Устава одной организации на джунглийский язык. Мне было бы интересно узнать ваше мнение – понятно ли изложено.

– Хорошо, я попробую.

Договорившись встретиться через пару дней, Алекс выбрался в коридор. До него донеслась какая-то музыка. Звуки слышались со второго этажа и чем-то напоминали церковное песнопение.

– Настоящий храм науки, – кивнул он пробегавшему молодому парню в очках и белом халате.

– А! – махнул рукой тот, – арендуют у нас помещение прихожане из церкви «Следующее поколение».

Подивившись такому симбиозу, Спиро отправился во Дворец. Ровно через два дня он снова был у двери с табличкой «Мониторинг побережья». Анфиса, смущенно улыбаясь, протянула Устав:

– Очень трудно понять, тяжелый язык. А брошюра – неплохо, особенно о ЧумЛАГе, но очень мало.

Пробормотав что-то в ответ, Алекс удрученно отправился восвояси. Все правильно, иного трудно было ожидать. Устав создавался в эпоху зубодробительных инструкций и положений насквозь бюрократизированного государства. Приходилось приспосабливаться, чего Спиро смерть как не любил.

Придя домой и тупо уставившись на стопку листов, Спиро некоторое время сидел в потемках, испытывая глухое раздражение.

«А что я, собственно, переживаю? Взять и переделать Устав так, чтобы он стал понятен последнему папуасу. И плевать на все эти кодексы, уложения, параграфы и инструкции, будь они неладны!»

Нехорошо улыбаясь, Алекс взял ручку и начал кромсать старую редакцию Устава вдоль и поперек.

«Хорошее дело – хирургия! Или скульптура. Берешь кусок мрамора и отсекаешь все лишнее. Вопрос: а если это кусок дерьма?».

Поставив точку, он расхохотался. Теперь Устав ему нравился.

 

24

 

С некоторых пор жители Ханадыря стали замечать странную компанию, неожиданно появлявшуюся на его улицах. Предводительствовал в ней толстячок с недельной щетиной на округлом лице, облаченный в операторскую жилетку с невообразимым количеством карманов и карманчиков. Он был вооружен профессиональной видеокамерой «Опанас-АГА 7000» и со свирепым видом посматривал в видоискатель, забираясь в самые труднодоступные места. За ним неотступно шествовал высокий парень в очках и с треногой. Остальные делали вид, что ни при чем. Выбрав очередную жертву, вся ватага набрасывалась на нее. Это Душ натаскивал студийцев.

Мир сошел с ума. В этом Алекс все больше убеждался, изредка включая радио и перелистывая газеты в библиотеке Дворца. От телевизора его тошнило – пошлость вперемешку с криминалом, политической истерией и судорогами охватившей вдруг всех жажды наживы. Иногда он спрашивал себя: «А не дурак ли я? Вместо того, чтобы попытаться приспособиться к ситуации, горожу какую-то очередную будку спасения человечества».

Комизм ситуации заключался еще в том, что окна его квартиры выходили во двор городского дурдома, и частенько Алекс со странным чувством разглядывал фигуры, тенями бродившие по узкому, как пенал, дворику. «Наверное, самое место для таких типов, как я».

Гроссию лихорадило. Кризис следовал за кризисом. Богатые стремительно богатели, бедные нищали. Зарплату не выдавали месяцами. Гроссияне, наученные горьким опытом своих революций, обреченно терпели в надежде, что кривая вывезет. Затягивал пояс потуже и Алекс. Все свои расходы он свел к минимуму, но денег все равно не хватало. Его надежды на то, что удастся что-то получить на продаже своих работ, не оправдались. Спрос был невелик, да и предварительные расходы могли посадить лодку его бюджета на мель. Но Алекс особенно не отчаивался. Хоть в одном он был удовлетворен – работа в студии кипела вовсю.

В обязанности Спиро, помимо ведения занятий в секции юнжуров, входило изготовление брошюрок, бланков, грамот, графиков занятий. Одним словом, той мелочевки, которой всегда в избытке хватает в любом учреждении. Его хозяйство представляло собой кабинет с десятком ИВАН-совместимых компьютеров средней мощности и принтером. Еще пара педагогов время от времени проводили здесь занятия, что приносило некоторое неудобство. Инстанции, ответственные за работу с детьми, сулили золотые горы. Ади составлял один список за другим с разнообразной видеотехникой. Спиро вознамерился также создать небольшой издательский комплекс. Но губы пришлось закатать обратно: финансовое положение становилось все хуже, денег не было.

 

25

 

Испытывая хронический голод на толковых корреспондентов, Алекс решил совершить вылазку в школу. Ему пришла в голову простая мысль: провести урок, во время которого класс превращался бы в редакцию газеты, а ученики – в ее сотрудников. С учителями он быстро нашел взаимопонимание – никто не возражал – и первыми оказались ничего не подозревавшие шестиклассники, пришедшие на урок гросского языка.

Алекс раздал листы бумаги и попросил подписать их. Двадцать пар блестящих глаз с любопытством уставились на незнакомого человека. С первых же минут установилась дружеская и раскованная атмосфера. Ребятам идея понравилась, и посыпались предложения с названием газеты. Путем голосования было избрано «Чумовые детки». Далее Спиро объявил, что писать можно все что угодно, стеснительные – под псевдонимом.

В классе установилась тишина, изредка прерываемая вопросом «О чем писать?». Алекс мотал головой: отстаньте, пишите, что хотите. Он представил себя, ежедневно входящим в такой класс, и содрогнулся. Что ни говори, а быть педагогом не его стихия. Хотя именно в этой области требовались кардинальные, если не революционные изменения. Глубоким убеждением Спиро было то, что все беды прошлого и настоящего проистекали именно из несовершенства всей системы образования и воспитания. И не только в Гроссии.

Алекс знал, что простые решения не самые верные, но то, что учитель должен занимать самое высокое положение в обществе, что его зарплата должна быть самой высокой в государстве, а отбор в педагоги таким же, как в космонавты, в этом он был уверен стопроцентно. «Вот где надо сдвигать оси, а не за Полярным Кругом гоняться».

Чувствуя, что посягает на святое, он с силой потер лоб и, взглянув на часы, объявил:

– Господа, пора закругляться. Если кому интересно, приходите во Дворец, выпустим ваших «Чумовых деток» в свет.

И тут прозвенел звонок.

Позже, разбирая заметки, Алекс понял, что в этих ребячьих размышлениях о жизни, о школе, учителях есть что-то очень важное и необыкновенно трогательное. Непосредственность изложения – вот, что пленяло. Это было очень похоже на поразившие его еще в Эгвекитауне детские работы, выполненные одной краской – черной. Лаконизм и простота на уровне наскальных рисунков, в режущей взрослый глаз неправильности он видел неожиданные ходы.

«Захочешь так написать – не сможешь», – задумчиво перебирая листы, подумал Алекс.

Одна заметка была совсем простой: «ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ. На Сахарине было землетрясение. Некоторые люди чудом спаслись. Погибло 2000 человек. Джулия Ром».

«Как просто, – поразился Спиро, – и не надо больше ничего. И убавить нечего. Шедевр краткости. Обязательно пойду еще».

Он сходил еще, потом еще и еще. Дело кончилось тем, что однажды стена в школе, которую он избрал для своего эксперимента, была увешана листами ученических газет. Вокруг толпились авторы статей и просто любопытствующие. Ни одна заметка, сколь бы мала или наивна она ни была, не пропала. Даже городская газета «Конец света» поместила на своих страницах подборку ребячьих опусов.

 

26

 

Войдя в студию, располагавшуюся на третьем этаже Дворца, Алекс увидел студийцев, чинно сидящих на стульях, выстроенных вдоль стены, и Ади, оседлавшего вертящееся кресло. Кивнув сидящему в углу Миду Гроузу, компаньону Душа по общине, Спиро примостился поблизости. Ади вяло распекал подопечных за безынициативность, отсутствие творческого полета. Потом махнул рукой:

– Проваливайте с глаз долой. И продумайте детально свой сценарий.

Подопечные потянулись к выходу. Немного покритиковав программу совместной работы, которую принес Спиро, Душ и Гроуз стали обсуждать тему очередной передачи – оба они подрабатывали в телекомпании «Чумландия».

– Слышал, вчера дом на проспекте поплыл. Еле успели жильцов эвакуировать. Вроде бы перебои с подачей жидкого азота.

– Денег нет в казне, вот и перебои. Этак весь Ханадырь поплывет.

– По мне так пусть весь плывет. Может, на мерканские домики перейдем, легкие, экологически чистые, заморозки не требуют.

– Хорошо бы, а то из-за этой дурацкой системы охлаждения дома зуб на зуб не попадает. Холод идет по сваям и дальше. Что такое? Были зимы, понятно, холодно. Не стало зим – холод не уменьшился. Что за наказанье божье?

– Неплохой сюжет для передачи.

– Подождите, а как насчет нашей детской студии? Может быть, пора подключать ребят?

– Рано, они же еще ни в зуб ногой. На телекомпании со мной и разговаривать не станут.

– Подумаешь, стандарты. Они же не со взрослыми имеют дело. Давай, подключай их. Пусть будет сыро, несовершенно, но будет. И потом, по-моему, ты слишком уж крут с ними. Шагу не даешь ступить. Ведь это дети. Мне кажется, если бы все это было в форме игры, дело пошло веселее.

– Не должно сводить все к игре. Бес он тут как тут. Ему через игру-то проще в душу проникнуть. Особенно детскую.

Гроуз подхватил мысль Ади и добавил масла. Алекс отбивался как мог. От педагогики перешли к философии, от нее – к вопросам мироздания и религии. Спиро глазом не успел моргнуть, как был обвинен в безбожии, неверии и умствовании. И призван покаяться.

– Ну, ладно, хоть в растлении несовершеннолетних еще не обвиняете.

– Разврат отсюда идет, – Ади постучал согнутым пальцем по голове.

– Не спорю, – усмехнулся Алекс.

Ему вдруг стало смешно. Он вспомнил Адама Казимировича и ксендзов.

– Ребята, зря стараетесь – «Антилопы Гну» у меня все равно нет. Разве что от мертвого осла уши.

Гроуз рассмеялся, но осекся под строгим взглядом Душа.

– Не вижу ничего смешного. Несешь какую-то ересь.

Уже уходя, Алекс спросил, что решили с названием для студии. Душ развел руками и сокрушенно произнес:

– С «САДом» не получилось, устроим зверинец. «Умкой» назовем.

 

27

 

С Кеном Мирном, возглавляющим общественную экологическую организацию Ханадыря «Сайра-Клуб», Алекс познакомился благодаря Ладу Стерну. Тот, будучи по совместительству работником Дворца, в свою очередь, пытался поднять на ноги детскую «ТурАкадемию» и с юными туристами гонял по тундре экологических хулиганов.

Кен оказался тем самым высоким, худощавым человеком, который оформлял документы при задержании речных пиратов, свидетелем чего стал Алекс. Мирн был ученым-биологом, сотрудником ГРИНа (Гроссийского Рыбного Института) и немало натерпелся в свое время, отчаянно борясь с браконьерами из партийной верхушки еще в левоповоротную эпоху. А если точнее, то в ее последней фазе – в период Торможения.

Вообще вся история Гроссии была похожа на траекторию разболтанной полуторки, управляемой вдрызг пьяным водителем. Чего здесь только не было: Левый Поворот, за ним серия Правых и Левых Заносов, следом серия циклов с Первой по Седьмую Передачи, Разгон, Торможение и, наконец, Правый Поворот. Не хватало только Мягкой Посадки: все чаще высказывалось мнение, что Гроссия – в Прыжке. Этот «смертельный номер», исполняемый на глазах у почтенной публики, то есть остального цивилизованного мира, мог кончиться весьма плачевно. Как всегда, по обыкновению, понадеявшись на испытанный «авось», гроссияне старались удивить мир: возводили новое здание капутализма из обломков старого – колунизма. Ничего хорошего из этого, естественно, не выходило – взрывались дурановые станции, шли на дно косяками лайнеры и сейнеры, падали на манер редких птиц самолеты. Но Гроссия, закусив удила, не разбирая дороги, неслась вперед. Кучера и все те, кто у руля, чтобы не видеть этот ужас, забились по углам и предались любимому занятию – грабежу. Собственно, Гроссия знала только две фазы, два состояния – это когда просто воровали и когда грабили. Но если в первой фазе народ еще как-то терпел, то бессмысленный и беспощадный бунт был логическим завершением второй. На весь этот бардак накладывались участившиеся стихийные бедствия и экологические катастрофы. Вторжение мерсиан довершало букет.

«Ох и грохнется Гроссия», – думал Алекс, просматривая сборники и вестники всемирной организации «Сине-Зелено», которыми его снабдил Мирн в надежде, что юнжуры выпустят экологическую газету. Юнжуры не подкачали, и газета увидела свет. А также телепередача, посвященная загрязнению города друзьями человека. Согласно постановлению мэрии, владельцы собак должны были собирать за своими питомцами в специальные пластиковые мешочки экскременты, которыми те засевали дворы и детские площадки. Горожане неохотно выполняли постановление, ссылаясь на то, что беспрестанно дующие ветра делают сию операцию затруднительной, а подчас просто невозможной. Телеследопыты устраивали засады и клеймили позором несознательных ханадырцев. Тогда-то и предложил Мирн обратиться к экофонду «Сине-Зелено», с тем, чтобы попытаться получить грант для оборудования студии и создания издательского комплекса. Правда, помогал фонд преимущественно экологическим общественным движениям.

Слова Кена Мирна о детской экологической организации засели у Алекса в голове основательно. Не то чтобы Спиро был убежденным сторонником борьбы за окружающую среду (себя он скорее считал урбанистом, и оголтелость некоторых «сине-зеленых» его шокировала), но мысль о том, что у подрастающего поколения нет не только экологической, но и вообще никакой организации, не давала ему покоя. Он понимал, что на создание новой структуры взамен умершей непомерской потребуются время и силы. С другой стороны, в юных не так сильны те черты, которые проявляются в более зрелом возрасте, к тому же они не придавлены бытом, лихорадочным поиском денег, их фантазию легче разбудить. И возможно, кто-то из них в будущем встанет под знамена «Полярного Трека». Решено. Он будет делать это. Так или иначе, усилия не пропадут даром. Если не он, то молодые достигнут цели. Вдохновившись новым проектом, Алекс устремился на поиски учредителей.

Вынужденный искать дополнительные источники существования, Спиро устроился по совместительству на «Радио Чумландии», куда уже не раз наведывался с репортажами юных корреспондентов. Это позволило ему расширить круг знакомств и найти несколько человек, согласившихся стать учредителями вновь создаваемой организации.

 

28

 

Выйдя из Дома Радио, Алекс решил зайти на телеграф, чтобы оплатить свой звонок в Эгвекитаун. Еще издали он увидел знакомую фигуру на ступеньках. Это был Майкл Рач. Алекс хотел свернуть в сторону, но было поздно – Рач заметил его. Чертыхаясь про себя, Спиро подошел к зданию.

«Если будет просить денег – пошлю подальше», – подумал он.

К его удивлению, Рач был трезв и выглядел даже франтовато. Обменявшись приветствиями, они вошли внутрь. Майкл важно сообщил, что он представляет интересы инсультинской золотодобывающей компании «Горыныч» и в качестве юридического консультанта защищает дело в арбитражном суде. У Алекса глаза полезли на лоб.

– Ты – юрист?! А как же редакция? Уволился?

– Да! – Рач с досадой поморщился. – Возникли проблемы.

– Надолго сюда?

– Дней на десять. Остановился в общежитии «Арканона». Сейчас звоню шефу, нужны деньги.

– Кому они не нужны... – философски заметил Алекс.

– Особенно, когда имеешь дело с Фемидой, – многозначительно добавил Рач.

– Или со змием. Зеленым.

– Ты на что намекаешь? Я, между прочим, завязал капитально. У меня болезнь нашли, забыл как называется, сто грамм спирта – и копыта в сторону.

– Не заразная?

– Нет, передается через кровь и половым путем.

– Спид?! – ужаснулся Алекс.

– Нет, слава Богу. Как ее... хм. Тьфу, их развелось сейчас столько, что не упомнишь!

Спиро, преодолевая внутреннее желание отодвинуться от Рача подальше, поинтересовался:

– Излечима?

– Если вести правильный образ жизни.

– Значит, нет, – констатировал Алекс.

– Ты куда сейчас, домой? Покажи, как устроился. Может, в гости зайду. Ты, я слышал, на радио перешел?

– Временно. По совместительству. Подработать, заодно посмотреть на специфику. Я ведь вроде как журналистике ребят учу. Хотя какой из меня журналист.

– Ну, да, конечно.

– Мог бы и промолчать.

Походив по квартире Алекса, Рач обронил:

– Недурно. Много воздуха.

Алекс улыбнулся про себя. Он знал еще по совместной работе в редакции тягу Майкла к максимальной разреженности газетных строк. Остановившись у листка, пришпиленного к стене, на котором был «Путь Умки», он внимательно его изучил.

– Сам придумал? Неплохо, неплохо. И ничего лишнего.

Прихлебывая чай, он расспросил Спиро о его работе во Дворце. Полистав детские газеты, задумчиво сказал:

– А в этом что-то есть. Хотя ты знаешь мое отношение к дилетантизму в литературе.

Слегка задетый, Алекс иронично спросил:

– Как поживает твой детектив века?

Майкл закашлялся.

– Ищу карту Мозгвы. Мне нужна точная географическая привязка к событиям.

– Ясно.

– Как тебе ханадырская жизнь?

– Нормально. А главное, нащупывается дорожка для Проекта.

– Рад за тебя. Знаешь, мне понравился город, я походил тут по нему. Оказывается, рыбалка неплохая на Дыри. Даже мысль возникла: а не перебраться ли по твоему примеру.

– А что, давай. С жильем здесь не проблема.

– В редакцию «Конца света» надо будет сходить, что там смогут предложить. Если что, я тебя найду.

После ухода Майкла, Спиро ополоснул чашки и, поколебавшись немного, вымыл чашку Рача с мылом.

Как и предполагал Алекс, Рач исчез не надолго. Спустя несколько дней его незамысловатый обед был прерван робким стуком в дверь.

На пороге стоял Рач в каком-то жеваном плаще, с портфелем в руке и зонтиком под мышкой.

– Выручай, Алекс. Деньги украли, из общаги вытурили. Податься некуда, одна надежда на тебя.

Спиро вздохнул и сделал шаг в сторону.

– Проходи... В конечном счете, все умки – братья.

 

29

 

Минули две недели, как Рач в качестве постояльца обосновался у Алекса. Возвращаться в Эгвекитаун он не собирался. Спиро отдал ему свою раскладушку, а сам спал на полу, постелив поролоновый коврик. Уходя рано утром и возвращаясь затемно, он не испытывал особенных неудобств. Майкл нашел работу сторожа на танковом складе. После глобальной демилитаризации военная техника со всего полуострова свозилась в Ханадырь для погрузки на корабли для последующей переплавки. Хиппония скупала металлолом в обмен на видеопобрякушки и жевательную солому.

Майкл в перерывах между своими загулами имел обыкновение ударяться в спорт. Поэтому Алекс не удивился, когда однажды, придя с работы, увидел два гусеничных трака у двери.

«Вместо гантелей», – пояснил Рач.

Он оккупировал рабочий стол Алекса, сколоченный по случаю подвернувшимися досками и фанерой. Краски, кисти и планшеты перекочевали из кухни в комнату.

Опасаясь, как бы Рач в очередной раз не сорвался, Алекс в шутку предложил ему начать писать детектив вместе.

– Иначе ты его до второго пришествия не напишешь.

– Ну и что это будет? Как ты это себе представляешь?

– Каждый тянет свою линию, она может частично соприкасаться с другой, а может быть совершенно автономной. Обозначим основные реперные точки и – вперед!

– Вроде Фила и Трепа с их «Золотым теленком»?

– Ну, не совсем. Они все-таки тянули один трек. Я могу подключить кого-нибудь еще. Мне кажется, чем будет больше народу, тем лучше. Хотя бы тех же «умок».

– Ну уж нет. Писать только вдвоем. Иначе такая каша будет: не буриме получится, а бурелом.

– Так это же здорово!

– Уволь.

– Как скажешь.

– Ну и о чем твоя линия?

– Тут меня на интересную мысль навел один из моих ребят, Сид Вайс. Они участвовали в конкурсе на фантастический рассказ, и Сид написал историю о китенке касатки. Что интересно, одним из персонажей, по его словам, был я.

– Ты?

– Да, в образе одного ученого из Меркании. Уже тогда у меня возник вопрос: почему им можно, а мне нет? Я тоже хочу порезвиться на литературной ниве. И именно в жанре фантастики. История о том, как я приезжаю в Ханадырь из Эгвекитауна, чтобы организовать отделение, предположим, Концессии «Полярный Бурлак». Со мной встречается Майкл Рач, то есть ты, но под другим именем, придумаешь сам. И мы оба пытаемся завоевать место под солнцем. Наши пути могут пересекаться, а могут и нет. Попутно можно развить тему мерсов, то бишь марсиан. Руки развязаны, делай, что хочешь. Полеты во сне и наяву.

– А не получится кислое с пресным?

– Ты писать будешь?

Алекс предложил назвать их опус детективной утопией «Новые конквистадоры». Рач переименовал его в утопический детектив «Золотой Умка». Спиро возражать не стал. Хотя они частенько грызлись из-за тех или иных деталей, главное – роман начал жить. После первой главы, которую Алекс единым духом набрал на компьютере, Рач загорелся. Он решил рассказать о своих злоключениях в Мозгве, связанных с навязшим у всех в зубах мифическим наследством. Алекс подозревал, что вся эта история с братом-генералом из КОГБ, с сотнями тысяч долблей на счете в «Кокон-Банке» не более чем затравка для доверчивых простаков, которых Майкл раскручивал на выпивку. Но, собственно, какая ему разница, главное, теперь можно, пусть в дурашливой, несерьезной форме, поведать миру о его открытии. О том пути, который наконец выведет заблудшее человечество на дорогу истины и справедливости. «Имеющий уши, да услышит». И никакие мерсы не смогут помешать ему выполнить свою миссию: вернуть Полярный Круг.

«Мерсы не смогут, а Майкл крови попьет», – досадовал Алекс, глядя на испещренный пометками отпечатанный лист рукописи.

Рач считал себя авторитетным писателем, имеющим в активе несколько книг или сборников, изданных еще до Правого Поворота. Этих книг Алекс в глаза не видел, но признавал за Майклом право на менторский тон. Все-таки он был профессионалом. Еще в Эгвекитауне Спиро диву давался, когда Рач в состоянии «готовальни», получив от редактора нагоняй и конкретное задание, в срок и точно по объему закрывал «дыры» в номере. Спорить с ним было бесполезно, он был непробиваем. Первый день. Но, видимо, доводы Алекса все-таки действовали, и спустя некоторое время Рач с оговорками шел на компромисс. Со скрипом, но дело двигалось.

Как всегда, все рухнуло в одночасье.

Однажды вечером Алекс обнаружил Майкла в прострации сидящим на стуле в окружении своего раздутого, как барабан, портфеля и пакетов с барахлом (все-таки он был изрядным Плюшкиным).

– Ты чего?

– Уезжаю.

– Случилось что-нибудь?

– Случилось. Но знать тебе это ни к чему. Меньше знаешь – крепче спишь.

Он протянул увесистую книгу с надписью на обложке «Жизнь Ивана Гогова».

– Вот подарок тебе. На свалке нашел. У нас на складе какой-то болван выкинул. Я тут почистил немного обложку стиральным порошком. Ничего вроде стало. Тебе же нравится его живопись.

– Спасибо.

– С «Умкой» можешь делать все, что хочешь. Я – пас. Может быть, потом когда-нибудь... Вон, своих привлеки, ты же хотел.

– Придется.

– Не поминай лихом. Появишься в Эгвекитауне – заходи.

 

30

 

Алекс исповедовал простой принцип: хочешь научиться плавать – ныряй в воду. Испытывая непреодолимое отвращение к составлению планов занятий и прочей бумажной волоките, он предпочитал естественный ход вещей.

Выбрав самого смышленого из ребят (им оказался Сид Вайс), Алекс показал работу наиболее простых и ходовых программ. Далее дело пошло само, остальные ребята учились у своего более продвинутого сверстника. Ворча на них за непомерное увлечение играми, Спиро всматривался в истребителей компьютерной нечисти, пытаясь найти у кого-нибудь пробивающийся ручеек творческой мысли. Мало кто из юных читал книги, сочинительством тоже не грешили, о журналистике большинство имело самое приблизительное представление. Тем не менее кое-кто из них постепенно втягивался в процесс.

Аста Зер, скромная и тихая девочка, немного сторонившаяся раскованных студийцев, регулярно приходила в класс и что-то тюкала по клавиатуре, изредка консультируясь с Алексом по поводу своих небольших рассказов из школьной жизни. И за полгода натюкала на небольшой сборник.

Спиро пришел в восторг, когда прочел сказку о медвежонке Умке. Бросив все, он в короткий срок изготовил макет, подобрал рисунки для иллюстраций и на серокопе отпечатал пять сборников. Договорившись с типографией, сброшюровал тетрадки и, собрав юнжуров, продемонстрировал первый сборник их коллеги.

На верхнем колонтитуле значилось «Моя первая книжка», под портретом немного смущенного автора – более крупно – «Рассказы» и ниже – «Детское Информационное Агентство «Умка-Пресс». Рассадив всех вокруг сдвинутых в центре кабинета столов, он поднял вверх книжицу, поздравил с первым успехом Асту и сказал:

– А сейчас я прочитаю вам сказку.

– Про белого бычка? – загудел за спиной знакомый голос, и Алекс обернулся.

В полуоткрытую дверь заглядывала разбойничья борода Генри Вуда, еще одного эгвекитаунца.

– Ладно, считайте, вам повезло – на сегодня свободны.

Отпустив ребят, он быстро собрался и вместе с Вудом отправился домой.

С Генри он был знаком поверхностно. Еще когда только организовывалась Ассоциация, Вуд приходил несколько раз на их собрания, внимательно приглядываясь и прислушиваясь. Жил он в пригороде Эгвекитауна – поселке энергетиков Озирисе. Будучи от природы дотошным и въедливым, он основательно изучил все гроссийское законодательство и частенько ставил в тупик своими каверзными вопросами легкомысленных, с его точки, ассоциативников. Вскоре поняв, что толку от его наставлений не будет, исчез из поля зрения Алекса.

Не делая ничего без заранее продуманного плана, Генри накануне дозвонился из Залива и поинтересовался, не будет ли Спиро в тягость его кратковременное пребывание в Ханадыре, и может ли он рассчитывать на крышу над головой. Алекс был рад увидеть еще одного знакомого человека и заверил Вуда, что тот может ехать смело.

По дороге из Дворца Вуд прикупил закуски. У Алекса в тот день подвернулась микрошабашка, и в сумке булькала посудина с привлекательной этикеткой. Дома Генри, делающий в жизни все обстоятельно, выгнал Алекса с кухни наводить порядок в комнате и соорудил роскошный ужин. Выпив и воздав должное кулинарному искусству Генри, они оба закурили.

– Ну-ка, что там за сказочку ты хотел рассказать? – протянул Вуд и раскрыл книжку.

– На странице тридцать восемь, – подсказал Алекс.

– Ага.

Нацепив очки в позолоченной оправе, Генри, время от времени поглядывая на Алекса, прочитал ее от начала до конца.

– Здорово, правда? – с надеждой спросил Алекс.

– Здорово-то оно здорово, – сказал Генри, – только для кого?

– В смысле?

– Я смотрю, ты неплохо устроился в своем Дворце. А как же «Полярный Трек»? По боку?

– С чего ты взял?

– Нельзя заниматься сразу несколькими вещами одновременно. С пользой для дела. Я ведь присматриваю за тобой еще с того времени, как только-только начинали. Мечешься все. Нет, брат, тут уж если топор в руки взял, то с просеки не сворачивай!

Вуд имел редкую профессию для Чумландии – древоруб. Учитывая то, что лесов здесь отродясь не было, если не считать времена уж совсем отдаленные, то это всегда вызывало удивление. У непосвященных и приезжих. Почти для каждого северянина было законным делом после отработанных положенного количества лет, увезти в метрополию вырубленную из дерева морду оленя или моржа. Чучела вывозить было строжайше запрещено, и такие мастера, как Генри, ценились на вес золота.

Спиро удивленно посмотрел на громогласно жестикулирующего Вуда.

– Да чего ты на меня набросился? И потом, почему ты решил, что это другое дело? Лично я считаю, что одно вытекает из другого: «Трек», «Умка». Ты почитай Устав, он, кстати, в новой редакции. И Программа. И не громыхай так, здесь звукоизоляция ни к черту.

Но его предостережения оказались напрасны: едва дочитав до конца, Вуд разразился таким хохотом, что соседи постучали по батарее отопления.

– Ну, ты артист! – вытирая выступившие от смеха слезы, прохрипел Генри. – Много уставов читал, но таких еще не приходилось.

– Ладно, артист. Спать давай, поздно уже.

 

31

 

Вуд прилетел в Ханадырь, конечно же, не для того, чтобы проинспектировать состояние дел Ассоциации и витавшего где-то в облаках Алекса. Его цель была сугубо земной: найти покупателя на свой товар в относительно богатой столице Чумландии. Обнищавшим в своей массе эгвекитаунцам было не до сувениров, и мастерская Генри постепенно заполнилась нереализованными мордами оленей, волков, росомах, медведей и прочей фауной. Везти все в Ханадырь ему было не под силу, дороговизна авиабилетов ужасала. Взяв в качестве рекламных образцов несколько деревянных голов из живности помельче и увесистый фотоальбом с цветными фотографиями, он хотел изучить рынок сбыта, чтобы потом вернуться на корабле, одном из тех, что постоянно курсировали вдоль побережья.

– Какой товар, а? – щелкал он пальцем по полированной поверхности изумленно глядящей на мир стеклянными бусинами глаз евражки, одного из видов сусликов Пари, в изобилии наводнявших тундру.

– Огурчик, – соглашался Алекс.

Он был всецело поглощен написанием «Золотого Умки» и приходил поздно, чем выводил из себя Вуда. Тот был любителем поговорить, а лучшего собеседника, чем Алекс, найти было трудно: изредка вставляя фразы, свидетельствующие о его внимании к говорившему, сам он, в свою очередь, как говорят, «не загружал».

Спиро не рискнул показать «Золотого Умку» Вуду, зная, что тот неодобрительно относится к беллетристике вообще, а пишущих называет не иначе как «щелкоперами и бумагомараками». Стихией Генри были всяческого рода официальные документы: положения, уставы, предписания, инструкции. Тут он был дока. Поднимая вверх свой прокуренный палец, Вуд вещал: «Написанное пером не вырубишь топором!».

Раздраконив устав ЧУДО «УМКА», списанный Алексом с устава экологической организации города Хлипска и слегка подредактированный, он решил встретиться с самими ребятами и «прокачать», по его собственному выражению, их на предмет знания своих прав и обязанностей. Зная заранее, что ничего хорошего из этого не выйдет, Алекс, тем не менее, уступил. Его доводы, что пока и так сойдет, не возымели действия. «Умки» в итоге полуторачасового «прокачивания» так и не поняли, что от них требуется, и разошлись в полном убеждении, что их хотели обратить в новую веру – параграфопоклонников. Правда, практичная Кэти Берт смогла упросить сделать для нее из кипарисового дерева шестиугольный символ реев: она была страстной поклонницей всего, что связывалось с этой древней культурой. Взамен ей пришлось пообещать статью о творческом пути Вуда и его замечательных творениях. Через два дня Алекс получил выговор от директора Ланы Лец за то, что при его попустительстве по Дворцу шастают сектанты и смущают юные умы. Алекс проглотил пилюлю, мысленно пожелав сто чертей в бороду Генри.

Незадолго до этого инцидента, узнав каким-то образом, что Спиро затевает организацию детского объединения, фрау Лец категорически заявила, что на средства из бюджета они могут и не надеяться. На что Алекс клятвенно пообещал не брать ни копенса. Здесь он не лукавил, ибо в действительности считал, что переложить из одного кармана в другой – большого ума и героизма не надо, и что искать средства для новой структуры надо вне пределов Чумландии. Надеяться на богатых «гроссмейстеров» не приходилось, их потихоньку доили свои городские детские учреждения. Считалось, что все деньги стеклись в Мозгву, и искать их надо было там.

Вуд, обегав весь город, частично продал свой товар, набрал заказов на будущее, прикупил инструмент и фурнитуру. Но самое главное, он добился невозможного – аудиенции с губернатором Чумландии Лексом Нарзом. Произошло это случайно, на кстати подвернувшемся съезде чумработников и чумработниц, продолжавших еще существовать по какому-то недоразумению соверхозов и колунхозов. Обычно на таких сборищах появлялись мастера по дереву вроде Вуда, костодувы, шерстовязы, кожерезы и масса других представителей исконно чумландских ремесел. Торговля шла бойко. Был в качестве почетного гостя и Лекс Нарз. Пройдя по торговым рядам, он, остановившись у лотка Вуда, обратил внимание на то, что таким образом мастера поддерживают решение о запрете на вывоз биоресурсов, похвалил за расторопность Генри и даже купил у него какого-то чижика. Вуд не преминул воспользоваться удачным стечением обстоятельств и напросился на встречу. По его словам, она была конструктивной: губернатор, выслушав несколько предложений Вуда о том, как обустроить Чумландию, остановился на одном – туризме. Генри еще в молодости прошел хорошую туристическую закалку, и планы по налаживанию туристического бизнеса на полуострове получили зеленый свет. Но не тут-то было.

Сам Вуд был с Миндального Востока, но миндальничать не любил, и речь его была насыщена ненормативными оборотами в адрес чиновников, пустивших его по кругу. Кончилось дело тем, что Генри плюнул на эту бюрократическую чехарду и отбыл в Эгвекитаун, снабдив Алекса подробной инструкцией, как поднять на ноги «Умку».

Помаленьку дело продвигалось. Алекс, наученный опытом еще по Ассоциации «Полярный Трек», терпеливо обходил все инстанции. Наконец Устав был зарегистрирован, необходимые формальности соблюдены, счет в «ЧумБанке» открыт.

«Теперь осталось ждать, когда посыплется манна небесная», – с усмешкой говорил Алекс своим юнжурам, ставшими костяком будущей организации.

Конечно же, никакой манны небесной не посыпалось. Алекс знал, что для того, чтобы пошел дождь из всяческих пожертвований, нужен крестный ход с привлечением телевидения, прессы, с литаврами, барабанами и песнопениями. Сидящему просто и посматривающему вверх, не капнет ли чего, ловить было нечего. На государственном небе ни облачка, а от частных структур можно было получить разве что молнию. Алексу пришла однажды мысль, а не обратиться ли за помощью к мерсам.

«Это было бы смешно – получить поддержку от тех, с кем находишься в состоянии необъявленной войны».

Мысль отправиться в Мозгву становилась все отчетливей.

«Другого ничего не остается. Без «Умки» не сдвинешь Проект, а без Проекта двинусь я сам. Надо написать старым друзьям, узнать что там и как – сто лет не был в метрополии».

Алекс сидел дома за самодельным столом и сочинял письмо своему однокашнику по колледжу Танталу Гату по прозвищу Талгат, когда в дверь постучали. В дверном проеме стоял Эндрю Янг, бывший коллега Спиро по редакции.

«Так, еще одна глава, как минимум», – первое, что подумал Алекс.

 

32

 

– Какими судьбами? Ты же вроде на Носе Шмидта обретаешься? Или стой, – в Пьювеке!

– Да, в командировку лечу. В Эгвекитаун.

– Вот здорово! На ловца и зверь бежит. У меня к тебе дело есть. Вернее, предложение. Мы тут с Майклом одну штуку затеяли. Роман писать начали, утопический детектив «Золотой Умка». Ну, в общем, от балды, на местную тему. Гон, конечно, но интересно. Для меня, во всяком случае. Рач отпал по непонятной причине, смотал удочки и утек в Эгвекитаун. Будет продолжать или нет – не знаю. Бросать не хочется. Ищу компаньона. Как смотришь?

Рассказывая об идее романа, Спиро на скорую руку приготовил закуски, и бутылка очищенной, поставленная в центр стола рукой Янга, послужила хорошей основой для дальнейшего обсуждения темы. Эндрю долго отнекивался, ссылаясь на крайнюю занятость. Тогда Алекс вытащил рукопись и вручил Янгу.

– Читай. Ты первый, кому показываю.

Окутавшись клубами табачного дыма, Эндрю начал чтение, изредка покатываясь от смеха. Алекс, ревниво поглядывая на него, в некотором волнении ходил по комнате.

Эндрю Янг был весьма оригинальной личностью. Несмотря на свою молодость, он имел довольно саркастический взгляд на мир, нюх газетной ищейки и тонкий поэтический слух. Стихов своих он почти никому не показывал, печатал их редко, поэтому большинство эгвекитаунцев знало его как несгибаемого борца за справедливость, с упорством маньяка бесстрашно размахивающего красной тряпкой перед свирепым с виду быком власти и наносящего ему своими статьями-бандерильями, как казалось самому тореро, разящие наповал удары. Бык был толстым, старым и ленивым. Поддеть рогом назойливого мальчишку ему ничего не стоило, но он почему-то этого не делал – может быть, тогда он совсем бы околел от скуки.

То ли арена в Эгвекитауне показалась маленькой, то ли публика не оценила достойно его искусство, но Янг однажды взял и уехал на север побережья в центр Чунского графства. Пьювек был центром еще и мощного горнодобывающего района, основа коего была заложена еще в эпоху ГРОБЛАГа (Гроссийского Объединенного Лагеря) каторжным трудом негроссов. Янг, помимо своего увлечения стихами, был помешан на истории. Несколько лет им было отдано на поиск и переписку с уцелевшими узниками ЧумЛАГа, возводившими Эгвекитаун, трассу к Инсультину и сам Инсультинский горный комбинат.

Время было крутое. Отец народов, раздраженный одним, особенно непокорным, – черокезами, решил применить свой излюбленный принцип: разделяй и властвуй. В один прекрасный день сотрудники ОГПН (Отдела Гроссийской Переписи Населения) собрали всех черокезов, построили и приказали: «Рассчитайсь на двое!»

Так одни стали чероками, другие – кезами. Чероков посадили в вагоны и отправили к Совсем Белому морю. Кезов, набив трюмы пароходов, – по Северному морскому пути к Морю Угара. Те, кто остался в живых, вернувшись после ударного труда среди вечной мерзлоты, ахнули: вместо Черокезии значились две республики – Черокия и Кезия. Проблема была решена.

Видимо, вдохновленный этой простотой, Ося взялся за другую нацию: издавна реи были его головной болью. Этот народ, имевший корни на Булыжном Востоке, за дело или нет, но преследовался испокон веку. Существовала даже такая древняя шутка: «– Рей? – Рей. – На рею!». Реи, разбросанные по всему свету, в свою очередь, приспосабливались как могли, мимикрировали, скрывали свое происхождение, еще больше вызывая недовольство у тех, кто все зло видел в угрозе извне. По данным последней переписи, проведенной ОГПН в 1937 году, получалось, что реев в Гроссии нет и вечного рейского вопроса нет. Но вопрос был. Светлое будущее все не наступало, и винили в этом, конечно же, реев.

Тогда, взбешенный нерасторопностью своих переписчиков, Ласт принял Соломово решение: отделить зерна от плевел. Сказано – сделано. Построили всех гроссиян и пересчитали «Считалочкой Ласта». Первый номер стал гроссом, второй – негроссом. Первые, ликуя и славя гений вождя, кинулись решать жилищные и имущественные вопросы, вторые – проклиная судьбу, погрузились в извечные телячьи вагоны. ГРОБЛАГ превратился в гигантскую империю, раскинувшуюся от Прибалдии до Миндального Востока. Отсюда и пошло выражение «пахать как негросс». Пахали и здесь, среди вечной мерзлоты, устилая своими костями полотно трассы Эгвекитаун-Инсультин. Вплоть до смерти «Отца и Учителя» в 1953 году.

Янг раскопал много любопытных фактов, готовил рукопись, но в последнее время как-то остыл и переключился на события более древней истории. Его привлекала интрига вокруг настоящего Учителя. Эрудиция Янга и его неординарные мысли привлекали Спиро. Частенько они спорили, и Алекс с удивлением смотрел, как безоглядно и с каким-то отчаянием шел Эндрю по проволоке своих рассуждений над бездной. Бездной, из которой нет возврата. Еще одним из пунктиков Эндрю была тема масконов, тайной всемирной организации, по убеждению Янга, захватившей весь мир. В эту тему Алекс не вдавался, придерживаясь жесткого правила вахтенных матросов: «Записываю то, что наблюдаю. Наблюдаю то, что вижу». Не один раз он предлагал Эндрю попробовать начать писать, и всякий раз Янг находил причины, мешавшие это сделать (с точки зрения Алекса – смехотворные). Хотя однажды проговорился, что пишет роман о своей версии жизни, смерти и последующего воскресения Мессии. К Ассоциации он относился с прохладцей, в шутку называл ее масконской ложей, хотя ему и нравилась эта неохватная ширь, разворачивающаяся перед каждым, кто как следует вникал в суть. Впрочем, в помощи никогда не отказывал, и сейчас Алекс решил использовать свой шанс.

– Здорово, мне нравится, – вернул рукопись Янг. – Не обещаю на все сто, но возможно, что и я подключусь.

– Вот это разговор! Жаль, что ты транзитом, ты бы у меня одной главой не отделался.

Не откладывая дело в долгий ящик, Эндрю перед отбоем накатал главку.

 

33

 

Понемногу Алекс втянулся в работу над «романом». Он достаточно трезво оценивал свои литературные способности и рассматривал «Золотого Умку» просто как своеобразный дневник.

«Более-менее правдоподобное жизнеописание одной идеи» – так написал он на своей тетрадке, на обложке которой вились змеями листья травы. В центре порхала бабочка. «Это, наверное, сама идея, – с грустью думал Алекс, – она же “Квази Уно Фантазия”. Только не “Уно”, а “Умо”... Свихнешься с этими дублями. И почему нельзя писать просто, без этих выкрутасов? Пиши, что видишь, – и дело с концом...».

Преимущество дневника заключается в том, что особенно придумывать ничего не надо. Пришлось, правда, поменять в соответствии с правилами традиционной гроссийской беллетристики имена и названия. Теперь творение вполне могло рассчитывать на то, что со временем «войдет в анналы», как любил говаривать Рач. Статус «дубленочников», как в просторечии назывались литераторы-прозаики, позволял в отличие от «сермяг» – чернорабочих пера, журналистов, публицистов и прочей братии – надеяться на это сомнительное, с точки зрения Алекса, событие.

Рач не расставался со специальным «Справочником дублера», в котором были собраны все мыслимые и немыслимые географические названия, исторические персонажи и даты, чаще всего используемые в мировой литературе. Незыблемость дубль-принципа была для него святой. Предложения Алекса игнорировать этот краеугольный камень повергали в ужас и делали Спиро в глазах Рача еретиком, подлежащим немедленному колесованию, повешению и сожжению на медленном огне. «Никогда Майкл Рач не опустится до сермяжной правды жизни!» – и пафос в его голосе заставлял Алекса скрежетать зубами.

Майкл был любителем забегов на короткие дистанции, и его главки большим объемом не отличались. «Дыхалка не та, – жаловался Рач, – но это даже лучше: у детектива должен быть динамизм, а то ты разведешь философию». Его герой, Михаил Грачев, журналист, занимался расследованием какой-то жгучей тайны, связанной с сокровищами умок – древнего пранарода, вытесненного с мерканского континента еще во времена Танталтиды враждебными племенами. Там были замешаны и мерсы, получившие традиционное название марсиан, скачки во времени и пространстве и вообще сорок бочек арестантов. Алекс довольствовался немудреным описанием своего ханадырского житья-бытья и считал, что идея «Полярного Трека» вполне безумна, чтобы быть гениальной, и не нуждается в подобных наворотах. Благо, пути их героев мало соприкасались, поэтому поводов для конфликтов не было.

После отъезда Майкла Алекс приуныл: писать одному было скучно, да и «Справочник» был единственный. На Эндрю надежда была плохая, во всяком случае сейчас: почта почти не работала. Выход подсказали «умки». Игра. То, чему они готовы были отдавать все свое свободное время. И появилась прекрасная возможность осуществить на практике давнишнюю идею Алекса: похерить осточертевший дубль-принцип и уже на воле резвиться как заблагорассудится.

«Публиковать эту галиматью никто не будет, а вот в виде литературной игры, размещенной в компьютерной сети, думаю, ее существование возможно».

Алекс краем уха слышал, что народ в Сети чем-то подобным балуется. Не имея возможности выхода в инфернет, Спиро рассудил, что пока можно ограничиться тем кругом, который есть, – юнжуры участием в конкурсе на лучший фантастический рассказ доказали свою состоятельность как начинающие литераторы. А большего Алексу и не требовалось. «Слава Богу, они снобизмом не заражены – “сермяга” так “сермяга”. За основу пусть берут героев любимых книг, если не под силу выстроить свою сюжетную линию. Мне вполне по душе аналогия с “Золотым теленком”. Опять же пропаганда чтения полезных и умных книжек. Очень педагогичная идея».

Решив, что ему самому не помешало бы освежить в памяти некоторые подробности деяния Остапа и его братии, Алекс записался в библиотеку. Кроме знаменитой дилогии, он взял «Братьев Карамазовых», к которым также питал особые чувства.

 

34

 

«Не слишком ли много совпадений?» – с какой-то тревогой думал Алекс, сидя за монитором компьютера и конструируя заставку к передаче «Меридиан-180». Именно так предложил назвать Ади Душ регулярную телепередачу детской студии «Умка», выходившую два раза в месяц.

Начать с того, что эмблемой студии стал симпатичный белый медвежонок в бабочке, с микрофоном. Эскиз нарисовала художник Дворца Хельга Кач. Правда, капризный Душ долго кочевряжился, пытаясь предложить иной вариант. Но главное было в другом – эмблемой Ассоциации тоже был белый медведь, в шутку стилизованный Спиро под знаменитый рисунок Лео Нарда «Пропорции человека».

Алекс никому в Ханадыре не рассказывал об Ассоциации, и никто не предполагал, что он – именно тот человек, который несколько лет тому назад побратал около четырехсот городов, расположенных на злосчастном Полярном Круге. Ади, не подозревая, попал в «яблочко», найдя такое название – с некоторых пор этот меридиан стал объектом пристального внимания Спиро. Предыстория была такова.

Уникальность расположения Эгвекитауна заключалась еще и в том, что именно здесь находилась единственная точка на суше, где с Полярным Кругом пересекался стовосьмидесятый, он же нулевой, меридиан. Еще в пору создания Ассоциации «Полярный Трек» Спиро колебался между выбором направления пути, но, учитывая специфику, предпочтение отдал Северному полушарию. Сделай он свой выбор иным, глядишь, все сложилось бы по-другому, и дорожки мерсиан и Алекса не перехлестнулись. Но поздно, теперь дело касалось принципа. Сказавший «А» должен говорить и «Б». Отступать было немыслимо: ведь хоть и небольшую, но волну он поднял.

Полярный Круг пересекал восемь стран, и он, по замыслу Алекса, должен был явиться тем стержнем, на который, как на шампур, нанизывались бы населенные пункты, на нем находящиеся. Правда, на самой линии их было не так уж много, и встал вопрос – какой ширины забрасывать невод. Выход подсказала карта Грелкандии: отмерив от тонкого пунктира расстояние до ближайшего городка и умножив на два, Спиро понял, что получается дуга в один градус, что соответствовало примерно 111 киломилям. Отныне все, что попадало в пространство между 66 и 67 параллелью, автоматически включалось в его проект. Попало немало: около четырехсот городов, поселков, деревень, по большей части в совершенной глухомани. Больше года ушло на то, чтобы составить полный список. Блюдо было готово. Далее начался процесс братания. Не мудрствуя лукаво, Алекс нарезал бумаги и наделал два комплекта порядковых номеров. Сложил в две кучи и наугад все их повытаскивал. Дело было сделано. Великий процесс всеобщего объединения начался. Ничего не подозревающие жители этих городов преспокойно ходили себе на работу, пили, ели, спали, развлекались каждый на свой манер, а Спиро вместе со своими сподвижниками, мало чего понявшими из его не очень вразумительного объяснения, зачем все это нужно, предвкушали нечто необыкновенное. Теперь жителям полукружья надо было сообщить эту радостную новость. И ТУТ ПРОИЗОШЕЛ ГЛОБАЛЬНЫЙ СДВИГ.

У Спиро своя крыша чуть не съехала – еще бы, казалось, что вот-вот осчастливленные жители Полукружья бросятся к внезапно обнаружившимся многочисленным братьям в объятия и – на тебе!.. Некоторых, правда, они успели оповестить, и какое-то количество несостоявшихся побратимов откликнулось на призыв. Но время было упущено. Среди ассоциативников началось брожение, разброд и шатание. Тогда Спиро объявил себя вольным треккером и ушел в подполье. Надеяться было не на кого, и начинать все нужно было с нуля.

«Этот стовосьмидесятый, он же нулевой, как искушение тебе – отступись, смени дорожку. Ну нет, буду идти до конца!» – с досадой подумал Алекс.

Работа не клеилась, программа глючила и изображение дергалось на экране.

Плюнув, он спустился на первый этаж к плотнику, договориться, чтобы он изготовил рамку для картины. Проходя по подвальному помещению, заполненному механизмами очистки и подогрева бассейна Дворца, он заметил человека в спецовке. Лицо ему показалось знакомым, но только у себя дома он, наконец, вспомнил, где его видел. Это был давешний речной пират из местных жителей.

 

35

 

– Послушайте, Бендер, вы живы?!

– Что тут удивительного? Я ведь вечный…

– …Жид?

– Жид не жид, какая разница. Такие персонажи не умирают. Надо же, Остап Бендер – персонаж! Кто мог подумать. Я всегда считал, что у меня один папаша – турецкий подданный, а, оказывается, их трое. Кто еще, надеюсь, объяснять не надо. Да-а, поизмывались они надо мной. Но ничего, я вырвался из их лап. Правда, в тридцать седьмом году попал под «Считалочку Ласта». С другой стороны, возможно, это спасло мне жизнь. Вплоть до сорок седьмого года мотало по всему Северу. Вы ведь, насколько я знаю, изучали архив ЧумЛАГа для своей брошюры об Эгвекитауне? Так вот, если бы вас заинтересовал не сорок шестой, а сорок седьмой год...

– Не может быть!

– Может, может. Сами убедитесь при случае. А потом мне удалось бежать в Мерканию в сорок девятом году.

– Фантастика!

– Не больше, чем ваш проект.

– Мой проект?

– Да, я слежу за вами уже три года. Не спрашивайте – почему и каким образом.

– Надеюсь, не для того, чтобы вручить мне пухлую папку с тесемочками? Взять с меня нечего.

– А вы интересный юноша. Короче, ваш проект мне понравился. Хотите, буду спонсором?

– Если...

– Без всяких если. Парадом командовать буду я. Ну, гигант мысли, соглашайтесь!..

– Нет, Остап Ибрагимович.

– Как? Впервые вижу человека, которому не нужны деньги. Если вы думаете, что это будет для меня обременительно, то не беспокойтесь. Денег у меня – куры не клюют.

– Тарелочка?

– Она самая. И не иронизируйте, пожалуйста. Такого шанса у вас больше никогда не будет. Ну, решайтесь. Сколько вам надо? Причем рублларов, а не долблей. Миллион, два? Для счастья?..

– Товарищ Бендер, спасибо за предложение, но я вполне счастлив.

– И это вы называете счастьем? Что вы сегодня ели? Молчите? А во что одеты? А живете где? Разве это можно назвать жизнью! Деньги дают жизнь, это аксиома. Причем жизнь настоящую.

– В белых штанах?

– Ваша манера перебивать начинает меня утомлять, юноша. Вы мне напоминаете Шуру Балаганова. Или Адама Казимировича, который был счастлив от новой помпы для «Антилопы-Гну».

– Топливного насоса.

– Ах да, верно. Или нет, я вспомнил. Вы из категории тех непробиваемо веселых ребят в вагоне, помните? Можно подумать, я их купить хотел. Посмотреть бы на них сейчас, стали бы воротить нос от блеска презренного металла.

– Они были молоды и верили.

– В мираж?

– Пусть так, но верили и были счастливы. Во что верите вы, командор?

– Вопросы веры оставьте для отцов федоров или кто там у вас? Пастор Ади Душ? Забавное сочетание. Поп с видеокамерой. Я смеялся...

– Я ничего не придумал, это правда.

– Милый Алекс, а вам не кажется, что вы идете по моим следам, повторяете мой путь?

– Вы ревнуете?

– Возможно, возможно... Но идете вы как-то коряво, нет изящества, шика, шарма. Прете, как танк, извините. Учтите, история повторяется дважды...

– Фарс уже был...

Остап рассмеялся.

– Неплохо. У меня сегодня хорошее настроение. И рогатку дома забыл.

– Можно вопрос, Остап Ибрагимович?

– Валяйте.

– Какие творческие планы?

– Все-таки сидит в вас жилка газетчика. Ну, что сказать? Есть кое-какие мысли, но это не для широких масс. Хочу на Мерс, но есть проблемы. Туда могут попасть исключительно мерканцы. Что-то там не то... Это мне напоминает авантюру более масштабную, чем... э...

– Междупланетный турнир?

– Вы сообразительны. Или, например, «Полярный Трек».

– Это не авантюра.

– Разве? Жаль, а могла бы быть. Короче, мы отвлеклись. Мерсиане очень тщательно подходят к процедуре выдачи виз. Для гроссиян – полный запрет, пусть даже в третьем поколении. Задумайтесь над этим, охотник за мерсианскими тарелками. Или марсонскими... Я уже запутался, нагородили вы в своем «Умке»...

Остап закурил.

– Практически все более-менее значительные люди в политике и бизнесе побывали в Едесе. Эффект примерно такой же, какой был при посещении гроссиянами Меркании в эпоху железного занавеса. Они после Едеса ничего своего видеть не могут. Просто больными становятся. Говорят, мерсы построили светлое будущее. Это вам ничего не напоминает? И этот всплеск активности колунистов в Меркании... Как говорила подруга детства моего школьного товарища: «И на старуху бывает проруха». Чует мое сердце, не за горами какая-нибудь пакость.

– Например?

– Например, победа колунистов на очередных выборах. У них... там... Что скажете? А? Вполне возможно, и все пристойно, демократично. Придет какой-нибудь, вроде Гнилтера как в Гурмании в тридцать третьем. И тогда никакой Запад нам всем не поможет. Говорят, – тут он понизил голос, – сам Клим Клинов вступил в партию колунистов. Тайно.

– Придется вам, Остап Ибрагимович, создавать новый «Союз Меча и Орала».

– Типун вам на язык, предводитель умок!

– Не переживайте, командор. Все умки – братья!

– Вроде детей лейтенанта Шмидта? Ну, ладно, мне пора. Я знал, что вы не возьмете денег, но если что – вот мой адрес в инфернете. Оревуар!

 

36

 

Алекс разлепил глаза и с усилием поднялся. Голова трещала. Взглянув на часы, он понял, что опаздывает на совещание. Совещание! Все что угодно можно было пропустить во Дворце, но только не совещание. Спиро стал лихорадочно собираться. Вдруг он остановился, как вкопанный.

Сон. Ему приснился сон, и в нем было нечто такое, чего никак нельзя забыть. Что-то чрезвычайно важное. Он зажмурился и попытался сосредоточиться. Чья-то фигура, голос знакомый... Вот сейчас, еще немного.

Он замычал и, сжав руками голову, плюхнулся на стул, мучительно вспоминая подробности ночного визита. Это был гость и был разговор. Взгляд упал на книгу в потрепанном переплете.

«Бендер! Черт возьми! Это был Бендер! Он жив и возможна встреча с ним! Но ведь это же бред, бред! Мыслимо ли это?.. Вспоминай же, болван!..».

Алекс треснул себя по лбу.

«Доказательство может быть в Эгвекитауне. Он был в ЧумЛАГе! Я всегда подозревал, что так оно и было! Отсюда и «Рио», и все остальное. Надо немедленно лететь в Эгвекитаун, ведь это сенсация! Стоп, стоп... Осади назад! Какой лететь, тебе сейчас во Дворец лететь надо. Что было еще? Очень важное. О мерсах, о Проекте, о деньгах... Потом, все потом... Адрес! Он же мне дал адрес электронной почты! Что же там было? Имя, его имя?..».

Застегиваясь на ходу, Алекс вылетел из подъезда и галопом помчался по улице.

Совещание проходило в одном из кабинетов Дворца. Человек двенадцать педагогов и руководителей кружков сидели за столами и внимали наставлениям директора по поводу предстоящего заключительного сбора. Получив укоризненный взгляд и пробормотав извинения, Спиро уселся под стендом с вязаными ковриками. Слушая фрау Лец, он рассеянно рисовал в тетради геометрические фигуры.

После совещания Алекс занялся текущими делами. Передача должна была выйти через два дня, а как всегда почти ничего не готово: Сид и Бур закопались в новую игрушку.

Дверь приоткрылась, и в студию заглянула секретарь Дворца Ева Фрод.

– К вам тут из полиции.

– Откуда?

– Из полиции, – испуганно ответила Ева.

«Этого еще не доставало», – подумал Алекс, пытаясь вспомнить, за какие такие прегрешения его могли бы забрать в кутузку.

Тут дверь растворилась еще шире, и в кабинет вошел молодой человек в форме налоговой полиции. Произошла краткая беседа, закончившаяся вручением предписания в кратчайший срок сдать налоговую декларацию. Сдавать надо было по месту прописки, то есть в Эгвекитауне. Спиро почесал переносицу: «Еще один довод в пользу немедленного отбытия в Залив».

Уже довольно поздно Алекс сидел за своим рабочим местом и просматривал заготовки рисунков. Компьютер был опутан проводами, соединявшими его с видеомагнитофоном, телевизором и микшерским пультом. Чтобы все было под рукой, Спиро пришлось огородить угол и смастерить высокую стойку, загораживающую его от входа. Если бы кто-то вошел в класс, он бы увидел пустое помещение, залитое светом дневных ламп, ряды столов с мерцающими экранами компьютеров, разбросанные листы бумаги. Последняя группа учащихся закончила занятия не больше десяти минут назад. За окном быстро темнело.

Скрипнула дверь.

Кто-то вошел в кабинет и остановился. Шаги были легкими и, как показалось Спиро, крадущимися. Он уже было хотел окликнуть вошедшего, но что-то остановило его. Вошедший стоял, не двигаясь. Слышалось его немного свистящее дыхание.

Ощущение скрытой опасности охватило Алекса. Замерев, он пытался разглядеть в узкую щель между коробкой телевизора и стойкой хоть что-нибудь. Ему показалось, что неизвестный одет в какую-то меховую одежду.

Постояв еще несколько секунд, таинственный визитер бесшумно вышел из кабинета.

То, что он узнал на следующий день, поразило Алекса. В подсобном помещении было найдено бесчувственное тело разнорабочего. Того самого, в ком Алекс накануне узнал речного пирата. Сбылось зловещее предсказание Серджио Роста о мести шаманов, но не полностью: преступивший законы рода был жив и в состоянии комы, с раскроенным черепом, поступил в городскую больницу.

Это произошло примерно в то же самое время, когда в кабинет к Спиро наведался некто неизвестный. Рядом с залитым кровью пиратом было найдено древнее ритуальное орудие чумок – томолоб.

У Алекса мурашки побежали по коже, когда он представил, что могло бы произойти с ним, ведь косвенно он тоже был связан с памятным случаем.

«Надо ехать, тучи сгущаются. С налоговой полицией шутки плохи. Да и с Бендером надо разобраться. Чем черт не шутит, вдруг правда?».

 

37

 

Утром Алекс был разбужен страшным грохотом. Подскочив от неожиданности с раскладушки, он вначале даже не понял природу этого шума, но потом догадался – стучали в дверь. Наскоро натянув брюки, он кинулся в коридор. На пороге стоял, подбоченясь, Джу Мурк в кепочке и надувной куртке с надписью «Хохляска навсегда».

– Ты чего?

Увидев недоумевающее лицо Алекса, Джу сделал невинное выражение лица и произнес:

– Таки здесь проживает Алекс Спиро?

– Здесь, здесь. Ты чего грохочешь?

– Разве? Таки она же у тебя двойная – не достучишься...

Отряхнув капли дождя, Мурк вошел внутрь.

– Таки, таки... Совсем спятил, полдома на ноги поднял...

– Не надо, – Мурк выставил вперед ладонь. – Что значит «спятил»? Мне эта формулировка не нравится.

– Ну, хорошо, двинулся, сбрендил, охренел, наконец! Но сделай милость, не барабань так больше...

– Ты один? – Джу покосился в комнату.

– Нет, нас двое.

– Да? Вот как интересно, – Мурк оживился и сунул голову в дверь, ведущую в зал.

– А где она?

– Кто?

– Ты же сказал, что нас двое.

– А что нас трое, что ли? И давай, кончай эту бодягу. Что случилось?

– В Мозгву уезжаю, дело есть.

Они прошли на кухню.

Джу Мурк был одним из немногочисленных знакомых Алекса в Ханадыре, с кем он время от времени виделся, а иногда просто заходил в гости. Тем более что тот со своей семьей жил неподалеку. Когда-то, в бытность своего эгвекитаунского жития, Алекс столкнулся с телевизионщиками Ханадыря. Среди них был Мурк, он готовил серию телерепортажей о жизни провинции. Кто-то навел его на Ассоциацию «Полярный Трек», как на пример возникновения новых форм общественной инициативы. Ввалившись в мастерскую Спиро с аппаратами и осветительными приборами, он долго пытал Алекса и случайно подвернувшихся сподвижников, что за штука такая треккерство и с чем ее едят. Попутно выяснилось, что они знакомы по давнему и единственному вояжу Спиро в столицу Чумландии, во время которого Алекса занесло на телевидение, и он в составе группы начинающих литераторов общался с корифеем чумландской литературы Ури Тырхом – делал зарисовки.

Щурясь от света ламп, Алекс в двух словах попытался объяснить суть движения. Поняв, что получается скучно и банально, он предложил съездить на Полярный Круг. На вопрос зачем, он отделался туманной фразой о мистической связи с местностью, по которой пролегла незримая линия. Пока телевизионщики искали машину, он быстро смастерил дорожный знак «Стоп», нашел невесть откуда взявшийся рулончик с автобусными билетами.

Шутка удалась на славу. В кадре по заснеженной дороге двигался автомобиль. Вот он подъезжает к арке Полярного Круга, и из приземистого строения выходит человек в тулупе. В руках у него на коротком древке знак «Стоп». На шее болтается рулончик. Водитель, вылезший из кабины, протягивает деньги, взамен получает длинную ленту автобусных билетов. Все в порядке, плата за пересечение Полярного Круга внесена. Человек в тулупе с чувством исполненного долга возвращается обратно. Затем следовало короткое интервью с шофером, в котором тот деловито объясняет дотошному корреспонденту, что Полярный Круг нуждается в надлежащем уходе и поэтому никого не удивляет взимание небольшой платы за его пересечение. Вся бригада телевизионщиков полегла от смеха: дело великого комбинатора продолжало жить.

Именно тогда Джу Мурк произнес свою знаменитую фразу: «....….............................................................».

Его нынешнее положение было незавидным. Из телекомпании «Чумландия» он был вынужден уйти. По рассказам самого Мурка, после его кратковременной стажировки в Меркании, вдохновленный увиденным, он попытался организовать работу по-новому, но его кипучая деятельность не нашла отклика у тогдашнего руководства. Север вообще консервативен, а уж гроссийский тем более. Алекс так и не понял до конца, чем Джу сейчас занимался – что-то, связанное с книжным бизнесом.

– Что за дело?

– Нужны рисунки для календаря, да и не только. Например, оригинальные визитки или бланк фирмы. Но лучше всего календари.

Алекс знал слабость Джу к этим разлинованным напоминаниям о бренности всего сущего. Их у него было великое множество, начиная от полутораметровых простыней с цветами и красотками, заканчивая какими-то совершенно микроскопическими, словно созданными для немедленной утери. Большую часть их он привез из Меркании и дарил всем направо и налево. Один такой календарь, правда, за прошлый год висел у Алекса на кухне.

– Ну, не знаю... Ты мои работы видел, это не для средних умов.

– Не пойдет, старик. Эта продукция как раз для среднестатистического чумландца, ему твои изошарады до лампочки. Извини, конечно, ты же знаешь, как я тебя уважаю, две твои работы у меня на самом видном месте. Но. Реализм давай! Реализьм!..

Спиро пожал плечами.

– Реализм, так реализм. Но учти, я под диктовку не работаю. Что получится, то и получится.

– Ты еще скажи, что тебя деньги не интересуют...

– По большому счету – да, но кушать хочется...

– То-то. Кстати, о деньгах. Ты говорил, что графство с тобой должно вот-вот рассчитаться за брошюру. Сколько там, кусков пять?

– Да, примерно... Тянут, собаки. Придется ехать, разбираться.

– Интересный вид у тебя здесь открывается. Какие колоритные фигуры.

За окном моросил дождь, но обитатели богоугодного заведения в вылинявших цветных халатах, как воробьи, забились под небольшой навес у бетонного забора. Один из них, в куцем военном кителе, увешанном многочисленными значками и бляхами, в обвисших на коленях штанах и сбитой набекрень армейской фуражке с отломанным козырьком, быстрыми шагами мерил пространство двора.

Мурк приоткрыл окно и выглянул, чтобы выкинуть окурок. Пациент внезапно остановился, поднял голову и крикнул:

– Дай миллион!

Джу погрозил ему кулаком и затворил окно.

– Веселые ребята у тебя тут живут. С юмором... Значит, денег у тебя нет. Жаль... Мог бы сделать хорошее вложение капитала. Я открыл одну фирму, будем заниматься издательской деятельностью, я тебе говорил уже – календари, буклеты, открытки. Через полгода затраты окупятся полностью. Вступай в долю.

– Да я с удовольствием, но в кармане – вошь на аркане.

– А что если твой медальон заложить, ну этот, мерсианский. Он как раз штук на семь-восемь рубларров потянет, я узнавал у компетентных товарищей.

– Ты что, не могу. Память все-таки.

– Да что тебе эта память? Потеряешь где-нибудь или украдут. Вот и вся память. А дело нужное двинешь. Через год вернешь вдвойне. Ну, соглашайся. Альбом издадим с твоими работами, а?

Видя, что Алекс колеблется, Джу усилил натиск.

– Издательский комплекс для своей «Умки-Пресс» возьмешь. В Мозгве печатать будем твоих юных гениев.

– Черт с тобой, бери! Но уговор – медальон только закладываешь, с последующим выкупом. Не хочется терять его.

– Какие проблемы, старик. Все будет в лучшем виде.

Джу потянул носом.

– Что тут у тебя, каша? Завтрак аристократа... Ничего, крем «Марго» будем кушать!

– Ага. Про батистовые портянки не забудь.

 

38

 

– Товарищ Шура? Бон жур. Узелок уже собрали?

– Не понял.

– Да не в допр, а в Эгвекитаун.

– Что за шутки с утра?

– Шутки кончились, молодой человек, и это, как видите, не сон. Ну, что вы там замолчали?

– Невероятно...

– Понимаю, вам с непривычки трудно поверить. Но это научный факт.

– Хорошо, Остап Ибрагимович, вы меня убедили. Рад лишней возможности побеседовать с самим великим комбинатором. Правда, не совсем понимаю ваш интерес к моей скромной персоне.

– Ну, ну, не прибедняйтесь. Есть кое-что за душой... Будете спорить? Правильно, не надо.

– Даже если это и розыгрыш, все равно интересно.

– Вы же хотели игру – вот и получите.

– Хорошо, дайте только с мыслями собраться. Не барабанная же шкура человек.

– Это вы хорошо сказали.

– Это не я сказал.

– А кто?

– А вы будто не знаете?

– Может быть, и знаю. Так о чем вы хотели со мной поговорить?

– Я?!

– Разве нет?

– Ну, вообще-то... Хорошо, во время нашей первой... не знаю, как сказать... встречи, беседы, вы сообщили мне одну информацию. В самом конце. Но я ее забыл.

– Что же вы такой забывчивый? Проверяете меня на предмет, так сказать, моей реальности? Извольте. Я сообщил вам свой электронный адрес в инфернете.

– Дьявол!

– Не по адресу. Так вот, истребитель мерсиан, у вас в почтовом ящике лежит письмо. Мое. Там вы найдете то, что вас интересует. Еще вопросы есть?

– А откуда вы звоните?

– Оттуда. Из Рио-де-Жанейро. Будете проездом, милости прошу. Правда, Полярный Круг здесь, к сожалению, не проходит. А может быть, оно и к лучшему? Ведь посудите сами: климат смягчился, соответственно должны смягчиться и нравы. Жить станет лучше и веселее. Вы тоже получите свое. Будет, будет вам тарелочка с голубой каемочкой, Алекс! Лазурное побережье, пальмы, знойные женщины... И угомонитесь вы наконец.

– Не учите меня жить.

– Хо-хо! Оставьте этот лексикон Эллочки Людоедки. Тоже еще одна знойная женщина.

– Позвольте, а как же мадам Грицацуева?

– Алекс, а вам не кажется, что вы суете нос не в свое дело? И потом, мы неплохо ладим. Инженер Козлов за чертежи, а мы с Элей обсуждаем последние новинки в мире моды. Очень мило.

– А мадам?

– Мадам пришлось дать отставку. Слишком много зноя. И потом, не забывайте, у меня возраст. Я не мальчик. За спиной слишком много этапов большого пути. Как-нибудь поделюсь этим в вашем романе.

– Я не ослышался? Получается, что вы тоже решили вступить в игру?

– Абсурд! Посудите сами: как может вымышленный персонаж стать новым персонажем? Да еще выдающим себя за действительно существующего человека.

– Значит, вы все-таки вымысел, игра воображения?

– Алекс, вы бы послушали себя со стороны. Готовый пациент для доктора Титанушкина.

– Честно говоря, задурили вы мне голову. Я уже не знаю, что и думать... Есть ли вы на самом деле или нет.

– Это как вопрос веры. Один верит, другой нет. А третий знает.

– Знает?

– Что тут удивительного? То, что дважды два четыре, – вы верите или знаете?

– Знаю.

– Правильно. Если знаете, то вам уже не нужно верить. А в существование, например, меня вы верите. Или Бога.

– Я знаю.

– Ого! Вы далеко пойдете, молодой человек. Ну, еще есть вопросы?

– Послушайте, Бендер, в прошлый раз я не успел спросить, а как остальные антилоповцы?

– Балаганов – «новый гросс», имеет два игорных заведения, ресторан «Тарелочка», специализируется на гирях.

– Как?

– Вывозит золото, отлитое в форме гирь. Адам Казимирович открыл фирму по прокату автомобилей в Польше, то есть в Полушии, в Фаршаве – у вас же все переименовано шиворот-навыворот.

– Почему? Ваши авторы с названиями и именами орудовали в пределах дубль-принципа. Ну, хорошо, не буду спорить.

– Паниковский...

– Паниковский?!

– Ну да... Жив, вздорный старик. Ведь нам пришлось инсценировать его смерть, иначе эти ребята укатали бы его в действительности. Губернаторствует помаленьку...

– Неужели остров Борнео?

– Да, у вас он, кажется... э-э... сейчас взгляну на карманный атлас. Приходится носить с собой постоянно, чтобы не запутаться. Так, хм, ну, конечно, – Порнео! Почетный член Лиги сексуальных реформ.

– Ну, а вы? По-прежнему свободный художник и холодный философ?

– Увы, пришлось вписываться в местный истеблишмент, становиться добропорядочным членом общества. Хотя, честно говоря, порой так и подмывает плюнуть на всю эту добропорядочность и уйти в дети лейтенанта Шмидта. Присматриваюсь к одним, у вас в Педробурге. Шмидтюки называются. Но не мой жанр. Они не денди. А эта философия дзинь-буддизма мне не очень импонирует. Может быть, у вас, юноша, что-то получится. Не передумали насчет денег?

– Нет, Остап Ибрагимович. Ассоциация дело святое, а зная ваш характер...

– Ну, ну, вам виднее. Собираетесь перевернуть мир? Как насчет точки опоры?

– «Умка».

– Что ж, может быть, может быть. Дерзайте, Полярный Круг стоит того!

– Надеюсь, это дело не провальное.

– Но, но, не задавайтесь! Кем бы вы были без меня? В конце концов и роман ваш – это только слабый отблеск гения моих прародителей. Согласитесь, филигранная работа!

– Да, хотя есть и слабые места.

– Не кощунствуйте.

– И потом «Золотой Умка» не роман, а игра. Каприз художника. Всего-навсего.

– А, чуть не забыл, умка, медвежонок, подарок мерсианки. Не советую его отдавать. Он стоит значительно больше суммы, которую вам предлагают. Поверьте мне, как знающему толк в таких делах.

– Поздно, я уже обещал.

– Плохо слышно, какой-то треск. Вы плохой игрок, товарищ Шура. Ставите не на ту лошадку.

– Не понял? Что?

– Ставьте на зеро, Алекс! Слышите! На зеро! Зеро!..

Раздались гудки. Спиро положил трубку и сидел некоторое время в оцепенении.

– Это с кем вы говорили, мистер Алекс?

– Я? Так, с одним знакомым...

 

39

 

Позвонив в дверь, обитую кожзамом под чумландского тушкана, Алекс попал в объятия бывшего уже изрядно навеселе Джу Мурка.

– Опаздываем, опаздываем, – проговорил он, проводя в комнату, где сидела небольшая компания гостей, чествующих именинника. – Что это, картина?

– Набросал как-то... Прими в подарок.

Мурк обожал свои изображения, и рисунок, сделанный Алексом гуашью, привел его в восторг. На нем был изображен Джу в своей надувной куртке с телекамерой на плече. Фоном служил пейзаж лесного озера и фрагмент гидроплана. Спиро накануне попросил супругу Джу Тони дать ему какую-нибудь фотографию. На этой был снят эпизод его стажировки в Меркании, на Хохляске. Под одобрительные возгласы оживившихся гостей, Мурк водрузил подарок на подставку для цветов.

Алексу налили двойную дозу за опоздание. Он приналег на закуски: смотреть на кулинарное изобилие было больно.

Получалось так, что Мурк одновременно делал и отвальную – через пару дней он отбывал в Мозгву. Алекс тоже написал заявление о временном расторжении договора и ждал расчета. Разговоры шли обычные – кризис, лихорадка на валютном рынке, дороговизна, предстоящий отъезд Джу.

«Странно, почему о мерсах так мало говорят? Словно их и нет вовсе. Хотя психологически это вполне оправданно».

Спиро вспомнил, как два года назад население от мала до велика лихорадочно готовилось к концу света. Люди прекрасно понимали, чем грозит Великий антимерсианский крестовый поход: мерсы могли просто срыть поверхность планеты на киломилю вглубь и от цивилизации млян не осталось бы и следа. После подписания соглашения о мире все успокоились и мало-помалу пришли в себя. Правда, и сами мерсиане не слишком афишировали свое присутствие на Мле. Встречи с руководителями государств были редки. Что касается Гроссии, то Робин Зельц до сих пор не был удостоен их визита. Официальные отношения они поддерживали только с КОМЛем (Комитетом Объединенной Мли), на экранах телевизоров не появлялись, справедливо полагая, что незачем лишний раз напоминать по сути побежденным млянам, кто делает погоду. В прямом и переносном смысле. Каких-либо технологий они не передавали, объясняя это запретом СОРА (Сообщество Разума) на вмешательство в дела других цивилизаций. Но культурный обмен был более-менее интенсивным, о чем свидетельствовал их недавний визит в Ханадырь.

Едва Спиро успел подумать об этом, как Джу, подмигнув, спросил:

– Скучаем? Не по Эолите случайно?

Спиро чуть не подавился. Однажды он в порыве откровенности рассказал Мурку о том впечатлении, которое произвела на него встреча в музее, и Джу теперь не упускал возможности иногда подколоть.

– Ладно, не переживай, увидишься еще. Пойдем, покурим.

– Я ведь не курю. Ну да, пока не выпью.

Гости пошли на кухню, а Алекс остался посмотреть новости.

На колени запрыгнула кошка сезамской породы и взгляд ее голубых глаз с огромными зрачками спрашивал: «Не возражаете?». Алекс не возражал и погладил ее по шелковистой шерсти. Кошка замурлыкала и свернулась калачиком.

«Забавно, – подумал Спиро, – а ведь кошки, в отличие от собак, презирают людей. Понимая свое положение, в то же время презирают. И этим гордятся. Но и те, и другие любят ласку. Мы в их представлении какие-то боги, высшие существа, которые нисходят до того, чтобы взять, например, как я сейчас и погладить по голове. Интересно, возможно ли такое с человеком? Что бы чувствовал я, если бы меня так же погладил небожитель, вроде мерсианина. Ведь мы от них так далеки, что и представить страшно. Наверное, где-то здесь близки корни так называемого религиозного чувства. Шутка ли, сам Бог одаривает тебя своей милостью! Поневоле в экстаз впадешь».

– Но не до такой же степени! Брысь!

Кошка, разомлев, начала выпускать когти, а этого безобразия Алекс стерпеть не мог.

Вечер проходил по укороченной программе: Мурку надо было еще готовиться к отъезду. Гости постепенно разошлись, но Алекс по просьбе Джу остался. Достав из витрины какую-то коробочку, он остановился перед Спиро.

– Ну?

– Что «ну»?

– Забыл что ли? Медальон.

– Ах да, черт! Совсем из головы вылетело.

Алекс снял с шеи нитку, на которой болталась миниатюрная маска. Нить он продел через отверстия глаз и пасти. Аккуратно отвязав нитку, он протянул медальон Мурку. Тот, подбросив его на ладони, упрятал в атласную коробочку.

– Ну, все, включай счетчик. Начало капать. И мы, давай, накапаем...

– Может, хватит тебе сегодня? – недовольно вмешалась Тони.

– Всего лишь одну, только одну.

Он нацедил в две рюмки коньяк и, взяв ломтик лимона, произнес:

– За твой «Полярный Трек» и за мой разбег...

Они выпили.

– С рисунками не тяни, как сделаешь – вышли. Адрес я тебе потом дам. И нечего киснуть тебе здесь, давай двигай дальше. Ты треккер или нет, в конце концов?

– Какой я треккер, я здешний ворон...

– Ворон ворону глаз не выклюет, – произнес еще один голос, и все переглянулись.

Голос раздавался из телевизионного приемника. На экране была привычная декорация студии новостей, но вместо диктора за столом сидел... Остап Бендер собственной персоной. На нем был знакомый всем по фильму костюм, фуражка с белым верхом и полосатый шарф.

– С днем рождения вас, э-э... Джу Мурк, кажется, если не ошибаюсь?

Раздался звон разбитого стекла. Это из рук Тони выпал бокал. Все остолбенели.

 

40

 

Если бы в комнате вдруг возникло привидение или бы пролетел ангел тихий, эффект был бы менее впечатляющий. Тони с круглыми от изумления глазами и Джу с открывшимся ртом, из которого выпала недожеванная долька лимона, повернулись к Алексу, словно он должен был объяснить необычный феномен.

Сам Алекс, к своему удивлению, особого потрясения не испытал. Он ждал чего-то в подобном духе и поэтому, не теряя особенно самообладания, откинулся на спинку дивана с наполненной рюмкой в руке. Хотя легкий морозец пробежал по спине.

– Ну, что вы стоите, как засватанный? – вновь раздался знакомый баритон.

Остап обращался к Мурку, потому что Тони медленно опустилась в кресло, остекленевшим взглядом уставившись в экран. Джу дернулся, как будто его укусил тарантул.

– Я?!

– Ну да. Не я же.

Изображение на экране немного подергивалось, иногда по нему пробегали какие-то волны.

– Надеюсь, я не слишком побеспокоил вас?..

...Экран погас. Некоторое время все сидели молча.

– Я не сплю? – Тони ущипнула себя за руку. – Такое разве возможно? Коллективная галлюцинация?

– Алекс, признавайся, твои штучки? Ну, это вот все...

– Это Бендер, старик. Великий комбинатор. Он же теплотехник и истребитель Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендер-бей. Сын лейтенанта Шмидта, брамин-йог Иоканаан Марусидзе и прочая, и прочая...

– Артист Арчес Гомес, хочешь сказать? Странно... Но ты же никуда не выезжал, да и вряд ли с ним знаком. Это же надо договариваться, снимать... Ничего не понимаю. Чтобы так совпадало...

Видя, что по лицу Спиро разливается глупая улыбка, Джу облегченно вздохнул:

– Я так и знал! Как тебе это удалось? Какой-нибудь видеофокус, да?

– Да ты в своем уме? Я тебе говорю, что это настоящий Бендер!

– Ага. Задунайский! Ты меня за дурака не принимай! Хоть и со справкой... Сколько он с нами говорил, полчаса, час?

– Это фантастика! Расскажи кому...

– Кто же нам поверит? Ведь доказательств нет.

– Есть!

Тони бросилась к видеомагнитофону, стоящему на телевизоре и ткнула пальцем в панель. Зажужжав, аппарат выплюнул кассету, которую Тони с торжествующим видом продемонстрировала оторопевшим приятелям.

– Сегодня же первая серия «Золотого теленка»! Я хотела записать, выставила таймер, а фильма почему-то нет.

– Зато есть кое-что покруче...

С какой-то опаской вставили кассету обратно и, перемотав назад, включили воспроизведение. Удостоверившись, что запись на пленке запечатлела только что произошедший разговор, все почувствовали какое-то облегчение.

– Я уж думал, что мы галлюцинируем все вместе, а это есть уже документ.

Спиро вдруг рассмеялся. Тони и Джу удивленно посмотрели на него.

– Ты чего?

– А где гарантия, что эта запись сделана именно сейчас, а не раньше?

– Ты хочешь сказать?..

– Ну да!

– Тони, ты уверена, что магнитофон был включен на запись, а не на воспроизведение?

– Конечно, и сигнальный индикатор горел. Кажется... – не совсем уверенно добавила Тони. – Да и кто бы мог так подшутить?

– Алекс, признавайся честно, твои штучки?

– Все ребята, я – пас. Думайте, что хотите, но это не я. И вообще, сотри-ка ты ее лучше от греха.

– Ну, нет...

Алекс уже одевался в прихожей, как вдруг смутная догадка мелькнула в его сознании. Он повернулся к Мурку:

– Дай взглянуть напоследок, – и, увидев удивленный взгляд, добавил. – Медальон. Может, не увижу больше...

Джу укоризненно посмотрел на Алекса:

– Обижаешь, начальник.

Раскрыв коробочку, Спиро приблизил миниатюру к глазам. Отверстий глаз и пасти не было. Умка спал.

 

41

 

Зал ожидания аэропорта Ханадыря был как всегда забит под завязку. Простояв в кассе часа два, Алекс приобрел билет до Залива. Денег, полученных под расчет, хватило в обрез – на днях вновь повысили цены. Перекусив парой бутербродов, которые Спиро захватил с собой, он кинул рюкзак в угол и устроился на подоконнике. За окном на сопки наползали серые облака – предвестники затяжного дождя. Оставалось молиться о летной погоде и ждать. Из телевизора, подвешенного к потолку, диктор жизнерадостным голосом сообщал неутешительные для населения новости: обвал долбля на фондовом рынке, падение цен на нефть, новый приступ падагры у президента. Внезапно прозвучало знакомое название. Побег на Носе Шмидта. Десяток военнослужащих, осужденных за какие-то преступления, перебив охрану тюрьмы и захватив целый арсенал оружия, на вездеходах скрылись в тундре. Вызвана авиация, подразделения спецназа, ведутся поиски.

«Так вот почему столько кругом полиции натыкано было по дороге. Хорошенькое дело, каша может завариться крутая...».

Беглецы объявили себя повстанческой армией за освобождение Гроссии от наймитов КОМЛя и грозили атаковать дурановую станцию в Билибонсе.

«До Сдвига им бы ничего не светило – вымерзли бы в тундре. А сейчас, поди, найди иголку в стоге сена... Пожалуй, найдутся и сочувствующие, народ взвинчен до предела».

Как бальзам на душу пролились слова по внутренней связи о регистрации на рейс Ханадырь-Залив Глиста. Тряский аэропортовский автобус доставил пассажиров к трапу.

Захлопнулась дверь, в ушах сдавило.

По очереди закрутились винты. Отъехала штанга с кабелем.

Гудение моторов усилилось. Самолет мягко покатился по бетонке. По обеим сторонам полосы торчали колодцы системы охлаждения грунта.

Выкатившись на взлетную полосу, летательный аппарат глухо заревел и напрягся перед разбегом.

Заскрипели шпангоуты.

«А ведь свечку-то в храме так и не поставил, остолоп!» – мелькнула мысль у не переносившего воздушные путешествия Алекса.

Взвыв моторами, самолет полез в низко висящие облака.

Через полчаса под крыльями переливалась сине-зеленая поверхность Залива Глиста. Фьорд, глубоко врезавшийся в предгорье хребта Иска, получил такое название за длинную и извилистую форму. Защищенный с трех сторон от постоянно дующих ветров, Эгвекитаун отличался своеобразным микроклиматом, формировавшимся в результате хитросплетений воздушных потоков. Они образовывали гигантскую воздушную подушку. Правда, подушку довольно грязную – в этом усердствовали теплоэнергостанция и многочисленные котельные.

Не так часто приходилось Алексу выбираться из Эгвекитауна, и поэтому он никак не мог привыкнуть к тому, что, заходя со стороны моря, самолет садится, почти касаясь колесами шасси студеных волн моря Брейна.

Когда казалось, что через секунду все окажутся в воде, выскочила рыжая тундра, баки с горючим, антенны. Подняв тучу пыли, самолет плюхнулся на грунтовую полосу. Благодаря тому, что мерзлоты почти не было, не было мороки и с оползнями и провалами. Рядом с аэропортом строилась база для приема гидропланов – отслужившая свое эскадрилья противолодочных самолетов, переоборудованных под пассажирско-транспортные, словно стая уток, отражалась в спокойных водах залива. Пограничники долго не томили прибывших, осмотр был поверхностный – все знали друг друга в лицо.

«И дым отечества нам сладок и приятен», – подцепив рюкзак и походную сумку, саморучно сшитую им еще на метеоточке, Алекс вышел на площадь перед аэропортом. Даже мрачные на вид сопки, нависающие над берегом, казались ему улыбающимися. Золотились края облаков уходящим на покой солнцем. Вспомнив о предстоящем возможном открытии, новоприбывший пришел в прекрасное расположение духа.

«Завтра же в архив. Сегодня устроим вечер воспоминаний. Если еще есть с кем...».

Удачно подвернувшаяся попутка довезла его до трехэтажного здания выкрашенного темно-зеленой масляной краской и потому похожего на какого-то диплодока. Подходя к своему подъезду, Спиро увидел Рача, нетвердой походкой вырулившего из-за угла здания бывшего комбината Здорового Быта. Заметив Алекса, Майкл, не меняя скорости, нырнул в приткнувшийся к комбинату пивной ларек.

«Все ясно, на Майкле можно ставить крест. На всякий случай до отъезда попробую его изловить, вдруг написал что-нибудь».

Вырыв из глубины кармана ключ, Алекс усмехнулся: «Ключ от квартиры, где, увы, деньги не лежат». Поднявшись по узкой темной лестнице, он остановился перед дверью. Что-то сжало его горло. Конец пути.

«Хорошо дома! Надо же, оказывается, у меня есть дом. Отвык, однако...».

Он походил по комнатам, открыл окна. Они выходили на залив, слившийся в павших сумерках с пологими сопками. Крупная чайка пролетела мимо, и ее громкий стонущий крик был расценен как приветствие. Почти двухлетнее отсутствие хозяина сказалось на обстановке. Алексу пришлось засучить рукава и устроить небольшую уборку. После того, как жилище приобрело вид человеческого, Спиро набрал номер телефона своего старого знакомого Бага Тауэра. Он был дома, и Алекс отправился в гости, прихватив купленную на последние долбли бутылку сухого вина.

 

42

 

Алекс не любил долго валяться в постели. Едва только солнце заглянуло в комнату, как он уже был на ногах и наводил ревизию в своих закромах. Первым делом он выяснил состояние продуктовых запасов. Их было немного. Все зависело от того, как долго он пробудет в Эгвекитауне, и как пойдут дела.

Дел было не так уж много: закрыть вопрос с декларацией о доходах и получить причитающиеся ему деньги. Вспомнив о делах, Алекс стал думать, с чего ему начать. Решив с самого неприятного, Спиро отправился в налоговую инспекцию. Там он не задержался, потому что нужный отдел был закрыт, и ему ничего не оставалось, как направить свои стопы в мэрию. Как и предполагал Алекс, о нем просто забыли, и на вопрос: «А как с деньгами?» – делали удивленные глаза. Поняв, что несколькими днями не обойтись, Алекс приуныл. Его настроение несколько улучшилось, когда он выяснил, что архив работает, и что сегодня можно будет проверить гипотезу о пребывании блудного сына лейтенанта Шмидта на суровой земле Чумландии.

Идя по центральной улице, которая, естественно, носила имя Линча, Алекс размышлял о том, что над этим городком в действительности витал дух великого комбинатора. К примеру, нелишне будет сказать, что одной из достопримечательностей Эгвекитауна было знаменитое кафе-бар «Рио», к созданию которого непосредственное отношение имел и Спиро. Его старый друг Вик Войт, также помешанный на приключениях Остапа и его братии, и Нико Бержерон – еще один эгвекитаунский приятель Алекса – поддавшись частнособственническим веяниям, организовали товарищество на вере «Рио». Алекс рассчитывал, что таким образом ему окажется проще доносить идеи «Полярного Трека» до широких масс трудящихся. Действительно, под воздействием винных паров посетители этого уютного заведения чувствовали себя братьями не только по Полярному Кругу, но и по разуму, и по крови, и по всему, что только возможно. Ненадолго, правда. Широкие массы трудящихся доводили себя в стенах «Рио» до полного бесчувствия и становились малоудобным объектом для агитации. Поняв, что идти надо другим путем, Алекс, скрепя сердце, вышел из дела.

Еще одним из типично бендеровских проектов, было выкупить кусок тундры в том месте, где Полярный Круг пересекался со стовосьмидесятым меридианом, с тем, чтобы устроить смотровую площадку и памятный знак для туристов. С трудом достав карту местности (тогда все секретили, что нужно и не нужно) и с помощью простого циркуля и линейки вычислив приблизительно место, где находится точка пересечения, Алекс организовал вылазку, чтобы на месте провести рекогносцировку. Вылазка окончилась банальной пьянкой, и, не дойдя десяток киломиль до цели, экспедиция в состоянии тяжелейшего похмелья вернулась на исходные позиции. О проделке с Полярным Кругом и мздой за его пересечение уже говорилось.

Архив находился в здании, собравшем под своей крышей около десятка учреждений и организаций. Раньше здесь размещалась Восточно-Чумландская геоэкспедиция, унесенная бурным потоком реформ и перекроек. От нее остался только огромный плакат с детиной, вооруженным отбойным молотком и свирепо возвещавшим о необходимости дать стране больше угля и прочих полезных ископаемых. На него сыпался дождь из названий особо ценных металлов периодической системы Менделя. Особо выделялся аураум.

Поднявшись на четвертый этаж и преодолев длинный и узкий коридор, Алекс сунул голову в дверь с табличкой «Архив». Два года назад ему уже приходилось работать в нем, выписывая данные о ЧумЛАГе. Спиро узнали как старого знакомого. Объяснив, что он хочет уточнить некоторые сведения, Алекс прошел к стеллажам, на которых хранилась вся история Инсультинского графства.

Потемневшие от времени учетные карточки первых поселенцев и негроссов заполняли каталожные ящички. Найдя литеру «Б», Алекс стал лихорадочно перебирать кусочки картона. Бабель. Бац. Белль.

Бендер! Даже целых три! Вытащив три карты, Спиро две из них одну за другой отложил в сторону. Третья оказалась той, в существование которой он верил с трудом. Но надпись в графе «заключенный» гласила: Бендер Берта Мария, год рождения 1900.

Алекс не знал, что ему делать: смеяться или плакать.

«Удивительное совпадение... Но почему Берта Мария? С другой стороны, почему нет? А вдруг это женщина? Тоже возможно... Графа «пол». Так и есть – «жен.»! И что мы имеем? Ни то ни се, думай, как хочешь... Да-а, задачку вы мне задали, товарищ Бендер... Последнее место работы ни о чем не говорит... Молочноконсервная фабрика им. Шварца «МиС». Год рождения вроде совпадает. Надо снять копию. Но в архиве нет серокопа. Так не дадут... Что же делать?».

Мысль о том, что можно просто сунуть карточку в карман, даже не пришла Алексу в голову. Он решил повременить со снятием копии до лучших времен. Которые, несомненно, скоро настанут. С этой мыслью он отправился назад.

 

43

 

Гастона дома не оказалось, и Алекс решил наведаться в коллективную мастерскую эгвекитаунских художников «Кашалот». Она располагалась в подвальном помещении на одной из двух центральных улиц города – улице Трынтравина, упиравшейся одним концом в распадок, а вторым выходившей к морскому порту.

Спустившись по лестнице, пропахшей кошками, Спиро толкнул массивную дверь, обитую железом. Взору открылось просторное помещение, уставленное всем тем, без чего не могут обходиться творческие натуры, начиная от вечных гипсов, заканчивая связкой донельзя засушенной рыбы из натюрмортного фонда. На одной из стен красовались изделия «кашалотцев» с ценниками, очевидно, вывешенные для продажи.

Одно время их брали нарасхват – сказалось то, что выполнены они были из позвонков давно умерших настоящих китов и кашалотов, останки коих в изобилии усеивали побережье. Этот биоресурс не попадал под действие Указа. Покидающие северную колонию жители метрополии брали изделия, вырезанные из пористой, тонированной кости пачками, благо, цены были умеренными. Зачастившие иностранные туристы, большей частью из Меркании, тоже не брезговали сувенирами из бросового материала: причудливой формы подсвечники, маски, письменные приборы. Еще до поправки к Указу хорошо шли изделия из кости пениса моржа с резьбой и расцветкой. Делались попытки возродить костодувное искусство, но без особых результатов.

Из небольшой комнатки доносился шум двигателя вытяжной вентиляции и визгливые трели бормашинки. По подвалу распространялся запах горелой кости. Алекс поморщился – он не любил этот запах.

– Есть кто живой? – окликнул Спиро.

Жужжание прекратилось, и на пороге появился Гастон де Бри, в спецовке, засыпанной костной пылью.

– Привет, привет, ханадырскому бродяге!

Сделав несколько движений из катайской древней борьбы, он протянул руку. Они поздоровались. Гастон, коренастый и крепко сбитый парень, в своих затемненных очках, берете и пятнистом пуловере, выглядывающем из-под спецовки, был похож на экзотического медведя панду.

– Чай будешь пить?

Не дожидаясь ответа, Гастон вразвалку пошел в темноту коридора.

У «кашалотцев», людей довольно практичных и иногда склонных к расслаблению от дел земных, был устроен свой маленький бар с мебелью из мореного дуба и гигантским самоваром. Гастон закончил во Вродевостоке художественный колледж и безвылазно сидел в Эгвекитауне, чередуя работу в пожарной команде с оформительской.

В Левую Эпоху художники были завалены работой по наглядной агитации и пропаганде, живописуя замечательные достижения сосилизма и преимущества перед упадническим капутализмом. Основным его преимуществом (если это можно было назвать преимуществом) было то, что с самого рождения каждый гражданин получал персональную государственную соску, что, собственно, и послужило названием всему строю. Это гарантировало каждому индивидууму спокойную и довольно беззаботную жизнь до самой могилы. Посасывая молочко, пусть и не самой высокой жирности и калорийности, юное теляти вырастало в дойную корову, которую, в свою очередь, доило уже само государство, что образовывало замкнутый цикл, устраивавший всех. Тех, кого не устраивало, соски лишали и переводили на лагерную баланду или инъекции психушек. Чтобы поголовье было более покладистым, иногда подавалось молочко «из-под бешеной коровки». Не за горами был и обещанный рай колунизма.

Словом, все шло как полагается до тех пор, пока не случился Правый Поворот, и весь этот розовый уклад с прокисшими молочными реками и кисельными берегами полетел к чертям собачьим. Травоядным тяжело перековываться в хищников, но пришлось. Звериный оскал капуталистической действительности (со вставными клыками) был бы, наверное, основным образом в агитации новой. Но, увы. Времена отделов пропаганды райколов и обколов канули в Лету, а с ними – относительно легкие деньги для «кашалотцев». Сам Алекс не входил в эту группу, по привычке держась особняком от любых коллективов, но иногда общался с Гастоном.

Гастон был своего рода уникум. Начать с того, что в нем сочеталось несочетаемое: древний род чумок и не менее древний род кингушей соединились в начале века, дав жизнь целому клану де Бри, хорошо известному в Чумландии. Его прадед еще в начале века, преследуемый суровыми законами гор – кровной местью, покинул Кингушетию и из Гроссии подался в Мерканию. Исколесив полстраны, добрался до Хохляски, где была немногочисленная колония кингушей. Но после Левого Поворота, затосковав, пересек пролив и бросил якорь, уже окончательно, в бухте Продувания. Потомки были разбросаны по всей Чумландии, некоторые достигли степеней известных. Правда, сам Гастон жил скромно и не распространялся на этот счет.

Когда неожиданно возник спрос на национальные виды прикладного искусства, Гастон на время перебрался в Амальгаму – национальное село, расположенное на полпути к Инсультину. Его брат возглавлял там бригаду резчиков по кости мамонта. Набив руку в изготовлении сувениров и приобретя первоклассное оборудование, де Бри вернулся в Эгвекитаун. Его поиски нового не ограничились областью сувенирного производства. Гастона неудержимо влек к себе Восток. Философия, медицина, религия, культура и искусство – все это стало для него предметом изучения. Даже в тех работах, что выходили из-под его рук, явственно звучала восточная тема, что делало их чрезвычайно оригинальными. Его мнение было интересно Спиро еще и потому, что Гастон был значительно ближе по духу и по крови к земле Чумландии, и именно он мог дать ответ на вопрос, с некоторых пор возникавший перед Алексом: «Не вторгается ли он на заповедную территорию, насколько допустима его возня с «Полярным Треком» и «Умкой»?». Но как узнать это? Сам де Бри, насколько мог судить Спиро, до последнего времени настороженно относился ко всем экспериментам Алекса.

Вот и сейчас, прихлебывая крепкий чай из миниатюрной чашечки с восточным рисунком, Гастон, выслушав об успехах Спиро на поле брани за Полярный Круг, неожиданно заявил:

– Натащил с собой демонов! – и, коротко хохотнув, добавил: – Ханадырь, он и есть Ханадырь... Но ты не переживай, я консультировался кое с кем. Дорога правильная, но мало кто пойдет за тобой: слишком сложно понять все, что ты пытаешься сделать.

– Можно подумать, что ты мысли читаешь, – произнес несколько смущенный Алекс. – А я и не знал, что ты проявляешь интерес к моей персоне.

– Ну, как же, интересно все-таки. Я не пророк и не могу заглядывать в будущее, – тут он помолчал и добавил многозначительно. – В отличие от некоторых людей. Сказано только одно: тот, кто идет, тот знает путь.

– Весь вопрос – куда...

– Сомнение вещь хорошая, но тебе-то что сомневаться? Путь Умки.

– А ты откуда знаешь? Вуд?

– Да, он мне показал то, что взял у тебя. По-моему, тут все ясно.

– Спасибо, коли не шутишь.

 

44

 

Поняв, что в Эгвекитауне придется пробыть неизвестно сколько, Алекс решил продолжить свои эксперименты с детскими газетами. Собственно, газетами он их и не считал. По его разумению, это было своеобразное зеркало, в котором отражалось текущее состояние, в данном случае, детского коллектива. То, что выходило из-под перьев «журналистов», Алексом практически не исправлялось, оставаясь первозданным, а посему и необычайно трогательным.

Как он и предполагал, проблем с учителями не возникло, не возражало и начальство в лице директоров школ Эгвекитауна и Озириса. С удивлением он обнаружил, что кое-кто из них даже слышал об «Умке-Пресс», несмотря на то, что приема телевизионных передач из Ханадыря здесь не было – одним из ураганов снесло трансляционную вышку с вершины громадной сопки, к подножью которой приткнулся городок. Видимо, «Радио Чумландиии» и газета «Конец света» донесли и до этого медвежьего угла информацию о работе детского агентства. Кстати подвернулся и начинающий телевизионный журналист – студент третьего курса Мозговской Академии тележурналистики Осман Крыж, ввиду временной неплатежеспособности засевший на диком бреге Залива Хлыста* (* – Недоразумения с названиями, к сожалению, вне компетенции автора текста.) и подрабатывающий организатором внеклассной работы в одной из школ. Как узнал Алекс, было подготовлено несколько передач из школьной жизни, и они с успехом демонстрировались по каналу городской телестудии. Телестудией ее можно было назвать условно, все, что ежедневно демонстрировалось, это очередная пара боевиков мерканского производства вперемежку с рекламой, объявлениями и поздравлениями.

Школа имела полупрофессиональную видеокамеру, с помощью которой и снимал Осман свои бесхитростные сюжеты. Но этого могло вполне хватить для начала. Главное, решил Алекс, выявить потенциально пишущих, потому как именно они должны стать опорой будущей студии. Алекс был оснащен комплектом детских газет Ханадыря, видеокассетой с записями телепередач «Меридиан-180», аудиокассетой с радиопередачами «Час Умки» и книжицей Асты Зер. Все это ему пригодилось для того, чтобы развернуть блестящие перспективы и для будущих эгвекитаунских журналистов в коротком деловом разговоре с руководителем народного образования графства, закончившимся подписанием протокола о намерениях между ним и «Умкой».

Дав под занавес учебного года тринадцать уроков в трех школах Эгвекитауна и Озириса, Алекс стал обладателем разбухшей папки с ребячьими заметками тринадцати газет. Возрастной диапазон колебался между пятой и девятой ступенями. Названия газет были самыми неожиданными: «Крутизна», «Горячая десятка», «Конура», «Рваный башмак» и тому подобное. Под стать им были и материалы. Многие писали о своих любимцах – собаках и кошках – братьях меньших. Здесь было все: и разгул стихии в виде землетрясения и цунами, и визит белого медведя в Озирис, пожары и ремонты, любимые учителя и ненавистные предметы. Нешуточные страсти бушевали в этом микромире, обнаружившем себя взору Алекса. Набирая на компьютере, арендованном на время у знакомого, он, посмеиваясь, представлял, какую реакцию вызовут эти откровения в школах.

Через пару недель, сняв копии в редакции «Залива Хлыста», Спиро устроил газетную выставку в коридоре одной из школ. Итогом стало получасовое интервью для ханадырского радио, в котором Алекс определил то, что он делает на уроках, – «мгновенный слепок коллективного сознания». Именно тогда в мыслях у Спиро возникла идея, которая (рукопись обрывается).

 

(Главы с 49 по 52 пока не найдены).

 

53

 

Вуд встретил Алекса в своей мастерской, уставленной, как на лесной делянке, чурбаками и полубревнами. В ней пахло стружками, клеем, лаками и трубочным табаком «Лесоповал». Генри сидел на табуретке и держал в руках какое-то полено.

На звонок в дверь, которая днем никогда не запиралась, он крикнул: «Войдите!» – и теперь смотрел поверх очков в позолоченной оправе на гостя.

– Привет, папа Карло! – Спиро не мог удержаться от улыбки.

– О! Какие люди! И без охраны, – загудел Вуд и показал жестом на стул. – Садись. Рассказывай. Каким ветром?

Через полчаса, выудив из Алекса все новости и отложив в сторону полено, превратившееся не в деревянного человечка с длинным носом, а в резной подлокотник кресла, Генри отправился на кухню.

– Давай обедать. На голодное брюхо не поговоришь толком. У меня, правда, разносолов нет, но ты ведь не привередлив, как я помню. Чем Бог послал. Просвета не видно, и еще долго нам из этой болотины выбираться. Здесь в Озирисе и Эгвекитауне совсем худо. А про свои деньги забудь, не видать тебе их, как своих ушей.

Здесь Генри добавил пару отборных выражений в адрес властей, которые довели страну до ручки.

Алекс хлебал уху и благоразумно помалкивал. Он знал, что перечить Вуду – это только раздуть костер, который может перерасти в лесной пожар. Любовь к крепким словечкам вкупе с постоянным вниманием к быстротекущим политическим событиям создавали поистине гремучую смесь. Спиро вдруг подумал, что если бы Генри оказался среди пикейных жилетов, то от бедных стариков осталась бы одна труха.

Пропустив по рюмке спирта, настоянного на «золотом клубне», как называли местные жители редкий вид кустарника, обладающего чудодейственными свойствами, Генри и Алекс взялись обсуждать свои дальнейшие планы. Собственно, все обсуждение сводилось к тому, что воздушные замки вариантов нахождения денег, которые возводил Спиро, подвергались уничтожающему огню тяжелой артиллерии критики Вуда, не оставлявшей от них камня на камне. Сходства с артобстрелом добавляли клубы ядовитого дыма, которыми методично окутывался Вуд пыхая своей трубкой размером с самоварную трубу. Поняв, что спастись не удастся, Алекс тоже закурил.

– Тебя послушать, так лучше сразу взять и утопиться. Хлопот меньше. Ты здесь совсем очумеешь среди бревен, превращаешься в какого-то мизантропа.

Генри замолчал, нахмурил брови и, видимо, поняв, что перегнул палку, вздохнув, сказал:

– Я ведь тоже еще в детстве братство организовал.

– Ты?

Алекс не поверил своим ушам.

Но то, что рассказал Генри, вдруг перевернуло в его глазах образ заматерелого, ничему и никому не верящего волка-одиночки, каким казался Вуд.

– ...А она предпочла другого. И все братство кончилось. Так-то вот, – закончил он свое повествование.

– Да-а, – протянул Алекс, внимательно вглядываясь в Генри, – бывают же совпадения. Видно, не зря у тебя к «Умке» такой интерес. А я и не знал...

В это время раздался звонок. Пришел заказчик, и подлокотник к креслу перекочевал в объемистую сумку, из которой уже доставалась бутылка «Христофорыча».

Алекс, наскоро поблагодарив Генри, засобирался на обратный автобус. Вуд молча достал с одной из многочисленных полок какой-то предмет и дал Алексу.

– Для Кэти. Хорошая девочка. Вообще, твои умки мне понравились. Может, из них выйдет толк. На них только и надежда в этой стране дураков.

 

54

 

– Проклятый ящик! – Алекс с раздражением ткнул в панель небольшого переносного телевизора. Экран вспыхнул и погас, унеся с собой скороговорку ведущего, вымученные ответы на нелепые вопросы, бодрые аплодисменты зрителей в студии. Шла очередная шоу-программа «Страна чудес», где счастливчикам время от времени выпадала удача в виде кофемолок, пылесосов и вставных челюстей на батарейках. Телевидение усердно окучивало свое поле, готовя обильный урожай.

Спиро поймал себя на том, что битый час пялится на экран, и лист бумаги, приготовленный для очередной главы «Золотого Умки» так и остался нетронутым. Подогревая в себе злость, Алекс сходил за куском брезентовой ткани и бельевой веревки. Выдернув из розетки шнур и вогнав антенну внутрь пластиковой коробки, он, обернув аппарат тканью, положил его на диван и спеленал, как младенца. Завязав морским узлом получившийся куль, Спиро отнес поверженного врага в соседнюю комнату, выполнявшую роль хранилища книг, бумаг, красок и магнитофонных лент. Затолкав свою жертву в угол и придавив чертежной доской, Алекс задел ногой другой ящик, издавший характерный бутылочный звон.

– Вот еще напасть! – обернувшись, он с досадой пнул его, отодвигая вглубь письменного стола. Это был спирт.

Два ящика питьевого спирта, которым рассчиталась фабрика «Пищеглот» за рекламные щиты для нового пивного бара, стояли без толку, вызывая у Спиро тихий стон, когда они попадались ему на глаза. Сам он не был любителем выпить, а выгодно реализовать этот товар не представлялось возможным. Спирт был у всех: фабрика приторговывала сама, да и своим и чужим работникам отпускала «огненную воду» вместо зарплаты.

«Вот кому бы это «сокровище», – подумал Алекс, вспомнив о Майкле. Тот уже раз наведался к Спиро, видимо, где-то разузнав о его сделке. Но Алекс с порога твердо заявил, что спирт продал по дешевке, а деньги ушли на оплату квартиры. Майкл был вынужден ретироваться ни с чем.

«Кстати, не мешало бы навестить Михаила Грачева, так, кажется, он назвал свой персонаж. Если он на работе, конечно...».

Накинув куртку, Спиро вышел на улицу. Редакция была в двух шагах. Рача, под честное благородное слово, взяли обратно, и он держался. Чувствовалось, держался из последних сил, потому что вид его был не самый лучший. Он долго перекладывал свои бумаги на столе, копался в портфеле, раскладывал всякие блокноты, несессеры, ежедневники, придавая этим орудиям труда газетчика упорядоченность и гармонию. Пряча взгляд, он что-то бубнил о заевшей текучке, безденежье, навязавшемся на его голову тундровом поэте-пастухе Грее Тер-Гине.

Услышав его имя, Алекс понял – дело труба. Грей был из того же племени змеепоклонников и время от времени оказывался в наркологии.

– Кончай ты свою икебану, – прервал Спиро его священнодействия с журналистской атрибуцией. – Ты скажи прямо, будешь продолжать?

– Конечно! – немного испуганно ответил Майкл. – Но сейчас не могу, извини. Дай срок, выйду из клинча и тогда.

Алекс вздохнул.

– Значит так. Никакого буриме на пару не будет, и на титульном листе не будут красоваться две фамилии, как ты мечтал. А будет просто – народный роман-игра «Золотой Умка». Авторы – все желающие. Правила – вот они.

Что-то вроде тени ужаса мелькнуло на лице Рача.

– Ты с ума сошел! Ведь это значит, что полезут все: и чистые, и нечистые. Чумазые всякие, дилетанты. Кошмар!

– Если хочешь, можешь выйти из игры, забрать свои главы.

– Нет, нет, – пробормотал Майкл, просматривая лист с правилами участия в игре. – Но это безумие...

– Странно, чего ты боишься? Ведь и я дилетант, но не побрезговал же.

– Ну, ты! У тебя есть мысль, идея.

– Хорошо, будем считать, что вопрос закрыт. Сроку тебе – две недели. Я на «угольщике» ухожу в Ханадырь. Да, можешь Грея подключить для компании. А что, он местный, как говорится, ближе к земле и все такое.

– Подключи... Его к капельнице подключать надо, а не к «Золотому Умке».

Пожимая на прощанье руку, Алекс спросил:

– А твой побег случайно не связан с «Умкой»?

Что-то изменилось в лице Майкла, но, пересилив себя, он ответил, натянуто улыбаясь:

– Да нет, что ты! Так, старые грешки.

 

55

 

Алекс стоял на палубе углевоза и с любопытством наблюдал за процессом отшвартовки. Ему никогда еще не приходилось быть пассажиром большого морского судна, и все было в диковинку. С севера задувал холодный ветер, и пришлось натянуть капюшон куртки, но он не уходил. Из походной сумки был извлечен альбомчик, и несколько набросков карандашом запечатлели причал, городские постройки, мрачные сопки, окружающие Залив с трех сторон.

«Прощай, Эгвекитаун, опять прощай... Как видно, судьба не хочет, чтобы мы расстались навсегда. Прошел год, и я снова покидаю тебя. Что изменилось? А ведь изменилось. Изменилось главное: то, что год назад было интуитивным зовом двигаться неважно куда, теперь превратилось в уверенность наконец-то выбранного пути. И в сумке как-никак тридцать глав «Золотого Умки». Жалко, что Рач отпал. Из него, словно из бутылки, вырвался последний пузырь воздуха, и посудина пошла на дно. «Умка» поддержал его в Ханадыре, но недолго. Жаль. И Гастон тоже не захотел или побоялся. А ведь мог бы, рассказчик он замечательный. Ладно, еще не вечер, глядишь, и он включится».

– Ну, что, готовь денежку, – раздался за спиной голос Генри.

Он так же, как и Спиро, отбывал в столицу Чумландии, но не в сам Ханадырь, а в расположенный на другой стороне лимана поселок горняков Дурановые Копи. В отличие от Алекса Вуд собирался вернуться через пару дней обратно. В Дурановых Копях он получил заказ на целый комплект разного зверья и теперь вез немаленький ящик, доверху набитый резными мордами волков, росомах и медведей: горняки получили расчет и отбывали на историческую родину.

– Старпом сказал, что с носа сто пятьдесят долблей. Без кормежки и постели. Это ничего. Лишь бы угол какой найти, приткнуться, а завтра уже и Ханадырь. Я тут разведал, где мое место. С майором, что давеча приехал на броневике.

Незадолго до отправки к судну подкатил броневичок, и полицейские перетащили на борт несколько упакованных в брезент свертков, перехваченных пластиковыми жгутами. Весу они были изрядного и при погрузке издавали металлический лязг.

– Стволы, – с видом знатока пояснил Вуд в ответ на немой вопрос Алекса, – конфискованные.

Заплатив за проезд, Спиро двинулся за Генри, который уже неплохо ориентировался во внутренних помещениях «угольщика», спущенного на воду где-то в Биспании, а потому и пестрящего на всех углах иностранными надписями. Судно было вполне современное и по гроссийским меркам даже комфортабельное. Оставив Алекса в пустующей в этот час кают-компании, Генри исчез. Какое-то время Спиро глазел в иллюминатор, за которым расстилался серый асфальт моря Брейна, уходящие все дальше отроги хребта Иска. Рисовать не хотелось. Хотелось есть и спать: полночи ушло на сборы. Одиноко пылающий глаз телевизора горел под потолком, с каждой киломилей покрываясь сеточкой помех – судно уходило из зоны действия спутника, – пока не залился сплошным бельмом.

– Черт их разберет, не могут каюту тебе найти, все занято уже. Айда к нам, майор вроде ничего, мы там и втроем поместимся, закуска уже готова.

Гастон оказался мудр вдвойне, надоумив Алекса захватить с собой несколько бутылок спирта. Коп оказался действительно неплохим мужиком, примерно одного с ними возраста, охотно поддержавшим идею Генри о небольшом сабантуе.

Все переживания по поводу «возьмут – не возьмут» (количество пассажиров было ограничено) были позади, у их попутчика появилась надежда, что Алекс и Генри помогут ему с доставкой груза в Управление Дел (в чем оба, побожившись, дали твердое обещание), впереди расстилался Лихой океан, на столике был расстелен лист ватмана из сумки Алекса, на нем по мановению руки Вуда возникла копченая лососина, хлеб, майор извлек прихваченное сало. Жизнь снова казалась прекрасной и удивительной.

Спиро вспоминал позже, как они втроем, уже изрядно навеселе, фотографировались на фоне пароходной трубы, как Вуд, проявляя несвойственную ему мальчишескую прыть, тащил их на самый нос гигантского углевоза, где они, заглядывая вниз, с восторгом наблюдали рассекаемые форштевнем волны. Генри, вспомнив молодость, проведенную на судоверфях Вродевостока, выглядел старым морским волком, которому ничего не стоило запросто взойти на капитанский мостик, куда его попутчикам и в голову бы не пришло заглянуть. Вахтенным было скучно, и они с удовольствием слушали треп Вуда, анекдоты майора и позировали Алексу, когда он делал наброски.

Уже в каюте, обнявшись, все трое готовы были хоть сейчас отправиться на защиту Полярного Круга от супостатов, и казалось, что да, действительно, все люди – братья. Хотя бы на время. Но уже под утро, внезапно посуровев, майор, прижав палец к губам, поведал приглушенным голосом:

– А ведь тут, парни, – и он мотнул головой в сторону каюты, где за опечатанной дверью находился его секретный груз, – не охотничье оружие, а армейское. Уже второй склад находим. Что-то готовится на побережье. Нечисто там, убей меня Бог.

 

56

 

Прибыв в Ханадырь, Алекс оказался перед выбором: ждать деньги на билет, которые, по уверениям его должников, вот-вот будут, и тогда он мог бы сразу лететь в Мозгву на поиски средств для «Умки», либо продлить свой контракт с Дворцом, и тогда отъезд неизбежно отодвигался. Поразмыслив, Спиро пришел к выводу, что собственно выбора-то у него и нет. В любом случае он теряет время, а ждать и просто сидеть сложа руки Алекс не мог. Поэтому первым делом он двинулся во Дворец.

Все было по-прежнему, еще продолжались обычные для этой поры ремонтные работы. До начала учебного года оставался месяц. Директор фрау Лец осторожно прощупала наводящими вопросами дальнейшие намерения Спиро. Намерения были простыми – продолжать начатое дело. Продлив контракт, Алекс погрузился в привычный круг забот. Надвигались крупные даты – двадцатипятилетие Дворца и двухсотлетие великого гроссийского поэта Алехандро Пунша. Готовились информационные брошюры, буклеты, работы было невпроворот.

Хуже обстояло дело с жильем. Инструктор по плаванью Уолт Пол, коллега по работе, который сдавал ему квартиру, еще не вернулся из отпуска. Помыкавшись по разным местам и за месяц сменив три адреса, Алекс очутился в общежитии туземного ансамбля «Арканон». Его музыкальный руководитель Сим Вильес, сам живший в этом общежитии с семьей, устроил жильца на некоторое время в комнатке с обшарпанными обоями и еле горящей лампочкой. Но главное – там был душ, и холодные водные процедуры, к которым Алекс привык настолько, что уже не представлял себя без них, можно было возобновить. В них он видел хорошую профилактику против простудных заболеваний, которым был всегда подвержен, да к тому же денег на лекарства не было. Те, что были, закончились, и ему пришлось менять продукты на спирт. Это позволило продержаться какое-то время.

Разглядывая себя в зеркале, Спиро с неудовольствием отмечал, что он еще больше осунулся и похудел. «Мое положение стало хуже, чем в прошлом году, – думал Алекс. – Ощущение такое, что начинаю с нового захода, только на этот раз вообще без копенса». Так бедно Спиро еще никогда не жил. Порой он сидел неделями без хлеба на одной каше и чае. «Эдак и ноги протянуть можно. Впору, как Киса Воробьянинов, начать просить подаяние. Месье, же не манж па сис жур, так что ли?».

Но странное дело, он не ощущал особенного горя по поводу своей отчаянной нужды. Ведь, по сути, так жила почти вся Гроссия. Экономика все больше заваливалась в штопор, забастовки и голодовки в разных углах страны возникали одна за другой. И это чувство, что он – один из многих таких же бедолаг, почему-то было ему важно и дорого, и предложи ему какой-нибудь неведомый волшебник стать «гроссмейстером», раскатывающем на лимузине, Алекс ни за что бы не согласился.

Как-то случайно из разговора с Симом он узнал, что объявлен конкурс на гимн Чумландии и что победителям, авторам текста и музыки, будет вручена премия по четыре тысячи долблей. Алекс тут же предложил Вильесу заняться сочинительством. Сим согласился и попросил написать сначала текст. Алекс, в один из своих обеденных перерывов, поглядывая на варившуюся в большой походной кружке неизменную гречку, за двадцать минут накатал текст и даже намурлыкал какой-то мотивчик. Вильес, найдя этот вариант слишком похожим на песню из кинофильма «Дети капитана Шмидта», посоветовал поработать еще. В порядке утешения он отметил удачные места и порекомендовал делать текст под более короткий размер, взяв за основу детскую песенку «В траве балдел кузнечик». По его реакции Алекс понял, что Вильес не очень горит желанием что-то делать. Но особенно удручающе подействовало его замечание, что все равно пробить через комиссию гимн не удастся.

Тогда в голове у Алекса созрел план.

 

57

 

– Мистер Алекс, вы опять в бритоголовые подались? – на пороге студии стояли и сияли улыбками до ушей Сид Вайс и Вилли Бур.

Алекс был рад снова увидеть своих подопечных: Сида, Вилли, Кэти и загадочное существо по имени Ода. Все они были уверены, что Спиро давно рыщет по улицам Мозгвы в поисках средств для их детища – «Умки-Пресс» – и появление руководителя для них было полной неожиданностью. Тем более что юные телевизионщики осиротели – Душ умотал в столицу Гроссии, и навсегда.

Кэти, получив обещанный Вудом подарок, чуть не бросилась Алексу на шею, но, видно, присутствие ее друга Клэша сдержало этот порыв. Алекс сразу же взял быка за рога – он показал отснятый в Эгвекитауне ребятами Рома Крыжа материал и предложил сделать совместную передачу. Через две недели она увидела свет. По замыслу Спиро, эта была первая ласточка в серии передач, в предполагаемой им системе информационного обмена между аналогичными студиями графств Чумландии. Правда, одно обстоятельство омрачало его планы. Сами ребята, особенно Кэти и Ода, без особого энтузиазма восприняли появление «коллег» из Залива. Им хотелось быть единственными и неповторимыми. Это настораживало. Алекс успокаивал себя мыслью, что со временем ему удастся убедить их в выгодности сотрудничества.

«Умки» потихоньку втягивались в работу над романом. Их истории были бесхитростны и касались событий, происходивших с ними, начиная с первых шагов студии. Сид Вайс решил помимо всего рассказать о приключениях китенка касатки Коськи. Теперь роман решительным образом отличался от того первоначального варианта, который они задумали год назад с Майклом. Алекс окончательно отказался от попытки создать литературное произведение, согласно всем принятым канонам. Дубль-принцип был отвергнут. Роман превратился в игру.

Как раз в это время директриса предложила Спиро принять участие в объявленном Международным фондом Саврасова конкурсе на лучший проект в области дополнительного образования. Не особенно веря в успех, скорее для «отмазки», Алекс отправил конверт с программой создания в Чумландии детского информационного агентства «Умка-Пресс». Отправил в последний день истекающего срока проведения конкурса и благополучно забыл о нем. Результаты должны были стать известны в конце года. Но он был уверен, что до конца года сам успеет отбыть в Мозгву и там уж обязательно что-нибудь найдет. А пока Алекс решил провести в жизнь свой хитроумный план.

По его мнению, победа в конкурсе на лучший гимн была бы обеспечена, если бы авторами стали сами «умки». Чтобы это не выглядело как обман, он решил подарить им свое авторство. Правда, с одним условием: в случае удачи деньги должны были поступить в детскую организацию. То есть в саму «Умку».

Кэти и Ода – предполагаемые авторы – согласились. Ода взялась за музыку, и из мотивчика, который насвистел Алекс, должна была сделать нотную запись по всем правилам. Кэти как представительница коренного населения получила задание сделать перевод на чумландский. Алекс уже предвкушал, как строгое жюри, умилившееся от самого факта, что гимн сочинен детьми, будет обезоружено, и дело окажется в шляпе.

Вырученные средства оказались бы очень кстати. Оборудование ветшало и мало-помалу приходило в негодность, помощи ждать было неоткуда. Но вдруг появилась еще одна надежда.

Кен Мирн, съездивший в Хохляску по своим экологическим делам, делал доклад о поездке в «Сайра-клубе». Когда Алекс чисто случайно забрел на их заседание, Мирн, увидев его, воскликнул:

– На ловца и зверь бежит! Тебе нужно пять тысяч рублларов?

Алекс, не задумываясь, ответил:

– Конечно. Но с одним условием – на блюдечке с голубой каемочкой.

 

58

 

Чем больше Спиро вчитывался в толстенный фолиант с документацией, присланной из Мегадауна тамошним филиалом организации «Маховик», тем больше ему казалось, что нечто подобное он уже где-то встречал. Этот раздел всей территории планеты на сектора, объединение живущих там жителей для свершения добрых дел и даже эмблема самой организации напоминали нечто знакомое до боли.

Наконец Алекс хлопнул себя по лбу: «Ну, конечно! Это же Ассоциация «Полярный Трек»! Только под увеличительным стеклом или даже нет, под огромным микроскопом. Оказывается, они там, в Эгвекитауне, изобрели велосипед. Аналогичная структура существует уже почти сто лет! А они ни сном, ни духом! Вот что значит информационная изоляция...

Международная влиятельнейшая организация «Маховик», зародившаяся в Меркании в начале века и насчитывающая в своих рядах полтора миллиона человек, имела десятки тысяч филиалов во всех частях света. Теперь наступила очередь Ханадыря влиться в... Во что? Здесь Алекс задумался.

Паша Хариусов, основатель «Маховика», был неглупым парнем. Он вовремя сообразил, что потребность в делании добрых дел должна стать защитным механизмом для преуспевающего бизнесмена, как, например, слезы у крокодила. Этот хищник, ведя, как и полагается, хищный образ жизни, тем не менее, испытывает постоянный стресс, видя перед глазами муки своих жертв. Чтобы как-то разрядиться, он вынужден плакать. К каким способам прибегают другие хищники, Алекс имел слабое представление, но и примера с этим древним ящером было достаточно.

«Потому, наверное, и древний, что в душе не держал. А те, кто держит да благих дел не делает, рано или поздно вырождаются».

Он еще раз полистал книгу в глянцевой обложке. На ней была изображена эмблема общества всемирных доброделов – огромный маховик. Члены общества изображались в виде шестеренок. «Что ж, механизм справный. Вон как раскрутились. Да и масла, поди, не жалеют, смазывают. Только у нас в Гроссии вся эта механика забуксует. Не тот климат. Обязательно найдется какой-нибудь ушлый малый, желающий посмотреть, будет ли работать заграничная машина, если туда пригоршню-другую песка кинуть. Или лом вставить. Без этого у нас никак невозможно. Уж на что Ося Ласт был крут и то... Не хочет гроссиянин винтиком быть, и шабаш. Так что «Полярный Трек» с его анархией предпочтительней, а посему не быть мне членом этого синедриона. Тем более что по их уставу быть одновременно в двух организациях общественного служения нельзя. Эх, жаль, ребята с Мегадауна поздно документацию прислали, мы уже успели на весь свет прокукарекать, что в Ханадыре «Маховик-Клуб» городим. Теперь надо задний ход давать, однако. Лева Расмусенко из Нома, боюсь, не поймет, надо объяснить человеку, что к чему...».

Алекс походил по комнате, пытаясь собраться с мыслями. Письма с Хохляски и из Мегадауна пришли одновременно, и надо было что-то решать. Спиро покосился на лежащий на столе фолиант.

«Вот это организация, я понимаю. Продумано все до мелочей, даже порядок ведения заседаний, ритуал приема новых членов. Надо будет попробовать представить, как это возможно в нашей Ассоциации».

Спиро взял лист бумаги, ручку и взялся сочинять ритуал вступления:

1. Председательствующий бьет гаечным ключом в рельс.

2. Объявляет заседание открытым.

3. Оглашает повестку дня.

4. Представляет вступающего в Ассоциацию.

5. Вступающего в члены Ассоциации с завязанными глазами выводят на середину.

6. После напутственного слова крутят вокруг своей оси 66 раз (женщин – 33).

7. Сняв повязку, вступающий проходит по отрезку бечевки, символизирующему линию Полярного Круга, ведущего в светлое будущее.

8. Пройдя до конца и не оступившись, получает гимнастический круг и крутит его вокруг своей талии 66 раз (женщины – 33), доказывая готовность ради Ассоциации крутиться как белка в колесе.

9. Выпивает рюмку настойки (66 градусов для мужчин, 33 – для женщин).

10. Закусывает баранкой.

11. Получает кольцо в ноздрю.

12. Вместе со всеми поет гимн Ассоциации.

13. Председательствующий знакомит новообращенного с членами клуба.

14. Объявляется перерыв...

Алекс решил сделать перерыв и себе.

«Тоска. Сходить, что ли, к Кочу? Он просил «Умку» почитать. Заодно над письмом к Максу покумекаем».

Ученый-биолог Энтли Коч, давний знакомый Алекса, неожиданно сорвавшийся с острова Кренделя, был занят подготовкой к изданию в Хиппонии книги о белых медведях.

Лучшего Алекс и пожелать не мог: Коч был просто ходячей энциклопедией и, казалось, знал все, что касалось жизни зверей в дикой природе. Прожив среди них десяток лет, он изучил повадки, психологию умок, вел наблюдения за моржами, китами и прочей фауной северного побережья Чумландии. Он был готов часами рассказывать о том, насколько разумно и целесообразно устроена их жизнь и как человек своим бесцеремонным вторжением в хрупкую природу несет вирус распада и безумия. Налеты браконьеров приводили его в отчаяние и вызывали приступы мизантропии.

«О, человек! Порождение крокодила!» – вспомнилась фраза, часто употребляемая Кочем, и Спиро вдруг представил, что болота чумландской тундры кишат мерзкими рептилиями. «С этим Сдвигом и не такое возможно», – поежившись, подумал Алекс.

И он был абсолютно прав.

 

59

 

Финансовое положение Алекса было безнадежным. Порой ему приходило на ум сравнение с самолетом, каким-нибудь «Финтомом», симулятор которого частенько запускали на компьютерах студии юнжуры, пользуясь либерализмом Спиро. Побывавший в очередной переделке, с пробитыми плоскостями, летящий на последних каплях горючего, аппарат неудержимо тянуло к земле. Выпущены закрылки, сброшен балласт, но все бесполезно – до аэродрома еще пилить и пилить. Вынужденная посадка невозможна, рельеф не позволяет. И вот уже по иссеченному металлическому брюху хлещут ветви кустарника, кажется, что еще немного и придется неизбежно пропахать носом торфяно-песчано-гравийную смесь.

Но, как по волшебству, откуда-то с небес спускается хобот заправщика, и порция топлива дает возможность ожить заглохшему двигателю, набрать высоту и продолжить полет до следующего нырка. Как правило, эти подскоки становились все ниже, и в целом траектория напоминала диаграмму состояния безнадежно больного. Она неуклонно приближалась к земле. Спасти Алекса могло только чудо. И оно свершилось.

В один из промозглых декабрьских дней директриса Дворца, войдя в студию и отдав необходимые указания по подготовке к юбилею Алехандро Пунша, как бы между прочим сказала:

– Звонили вчера из Мозгвы из Фонда Саврасова. Вас, к сожалению, не было. Просили передать информацию о Дворце, о банковском счете.

У Алекса что-то екнуло внутри.

– Как это понимать?

– Надо понимать так, что ваш проект победил в конкурсе и будет финансироваться.

Сид Вайс, сидевший за компьютером и лепивший очередную заставку, повернулся к директрисе:

– А сколько дают?

– Согласно заявленной смете, десять тысяч.

– Долблей?

– Нет, конечно. Рублларов.

– Круто...

На следующий день пришло письмо из Министерства Образования Среднего Разума, свидетельствующее о том, что программа создания в Чумландии детского информационного агентства «Умка-Пресс» стала лауреатом Всегроссийского конкурса «Вне школы». Автор проекта и директор учреждения приглашались на конференцию в рамках международной выставки «Школа-99». Обеспечивался проезд туда и обратно, проживание в гостинице «Гроссия», питание. И все за счет Фонда. Шанс выбраться из Ханадыря на глазах вырастал из ничтожно малой величины в реальную возможность.

Спиро был слегка ошарашен. Уж этого он никак не ожидал. Впечатление было такое, будто он, как какой-нибудь бродячий охотник, идя по лесу, навскидку, чтобы попугать ворон, пальнул в густую крону и пошел себе дальше на поиски действительно крупного зверя. Но что это? Сначала еле-еле, потом все больше, с верхушки дерева раздается треск ломающихся сучьев, сыпется какая-то труха и мусор, говорящие: это далеко не ворона. Внизу же царит оживление, расстилается брезент, чтобы на лету подхватить добычу – трофей ожидается не маленький. Разводятся костры, тащат котлы, точат ножи, гремит посуда. Это событие в коллективе Дворца, давно потерявшего надежды на изменения в лучшую сторону, произвело нечто вроде сенсации. Воодушевленные примером своего удачливого коллеги, преподаватели других кружков и секций кинулись сочинять аналогичные проекты.

Составляя смету предполагаемых расходов, Алекс взял по максимуму. В пересчете на гроссийские долбли это составляло, по меркам ханадырской жизни, астрономическую сумму. Тем более после недавнего очередного обвала национальной валюты. Для того чтобы заработать ее, Алексу пришлось бы на свою зарплату утюжить пятнадцать лет.

Этой новостью он поделился с Энтли Кочем. К своей удаче Алекс отнесся с философским спокойствием, к тому же в глубине души он был уверен, что это рано или поздно произошло бы. В значительно большей степени ему хотелось подключить Энтли к «Золотому Умке», но тот не поддавался.

 

60

 

Коч, так неожиданно появившийся в Ханадыре, был невысоким говорливым бородачом в массивных очках со взглядом удивленного ребенка под высоко взметнувшимися бровями. Он приехал в самый разгар приготовлений Алекса к поездке в Мозгву. По его словам, он был всецело погружен в написание книги о белых медведях. Вернее, текста к фотографиям этих зверей, которые сделал известный хиппонский фотограф. Текста объемного, а посему поглощавшего все его свободное время. Во всяком случае, так он всем говорил. Хиппонский фотограф должен был вот-вот прибыть в Чумландию, чтобы доснять материал об умках.

Это был не первый проект Коча, который просто помешался на белых медведях и, встретив в Алексе благодарного слушателя, часами рассказывал ему о том, как это здорово месяцами жить бок о бок с мишками, узнавать каждого по морде, давать им имена, сродниться с ними настолько, что умки принимают его уже просто за одного из своих.

– Приходилось, конечно, быть все время начеку и не забывать прихватывать с собой палку, к которой прибегал редко. Довольно было простого шипения. Они его смерть как не любят.

– Шипения? Как это? Покажи.

Коч раздул щеки и издал звук, напоминающий фырканье.

– Лучше всего это получается у кошек. Жалко у меня на острове кошек нет.

– Как ни придешь к тебе, все в игрушку играешься. Почему не пишешь?

– Засела, проклятая, как заноза. Пока не добью – не успокоюсь. Да и для отдыха лучше не придумаешь.

– Ты для отдыха «Умку» попиши. Мне как раз пару глав не хватает.

Коч почесал в затылке.

– Не знаю, попозже, может быть. Идея занятная, форма оригинальная, чем-то братьев Страуге напоминает местами. Нет, серьезно. Тебе надо с моим хорошим приятелем из Крутска Эндрю Бурцем состыковаться. Он тоже обожает такие штуки, буриме разные. Меня неоднократно пытался втянуть, но безуспешно. У вас неплохой бы тандем получился.

– Зубы заговариваешь?

– Слушай, а ты знаешь, кто такой Саврасов и что такое его Фонд?

– Примерно знаю, а к чему ты клонишь?

– Вот ты будешь денежки получать от него, мысли никакие не возникают? Слухи-то разные ходят...

Спиро задумался. Слухи действительно ходили разные. Что, дескать, грабит этот Жорж всех подряд, в том числе и Гроссию, а потом занимается филантропией. И что тайной целью имеет превратить Гроссию в Саврасию.

– Черт его знает. И потом я же не себе беру, а детям. Лично мне в этом гранте ни копенса нет.

– Да ладно, это так... Я тоже как-то пару грантов получил от его фонда, и не только его. Вот портативный компьютер на них приобрел.

Уже собираясь уходить, Алекс вдруг сказал:

– Ведь, в конце концов, это тоже человек, возможно, одинокий. Большие деньги никого не сделали счастливым, скорее наоборот. Окружающие видят только их. Простое человеческое тепло и участие за деньги не купишь. И потом кто знает, сейчас он нам поможет, а в будущем мы ему.

– Намек на то, что все мы немного умки?

– А разве нет?

 

61

 

«Макс, привет!

Догадайся с трех раз, кто тебе пишет! Правильно, Папа римский с Алехандро Пуншем, а если серьезно, то Энтли Коч и Алекс Спиро собственными персонами. Я-то здесь уже второй год торчу, все никак не могу выбраться в цивилизованный мир, скажем, второго уровня (если брать точкой отсчета Ханадырь, будь он трижды неладен), а Энтли прибыл на днях вообще из параллельного мира, то бишь острова Кренделя. Был страшно рад лицезреть его физиономию, когда он весь мокрый с головы до ног ввалился во Дворец непомеров (помнишь таких?), в нашу студию, в самый пик дождей и ветров. Видно, умки, которые его изучают (хотя он утверждает, что все наоборот), раскусили сущность главного специалиста по моржовым делам и устроили облаву. Но он хрен угадал, так как здесь – «Э. Коч и ахнуть не успел, как Спиро на него насел». С ходу я предложил ему участие в проекте «Золотой Умка», суть которого, как мне кажется, ты должен знать (письмо с аналогичным предложением я посылал тебе). Въехав в это дело, Энтли заявил, что он лучше сразу же вернется назад. Чем он руководствовался, не знаю, но начинаю догадываться о причине твоего молчания. По-моему они чем-то связаны.

Не виделись мы с ним лет двенадцать, после его кратковременного пребывания в Эгвекитауне, когда он неосмотрительно пообещал принять участие в более раннем проекте – написании фантастического романа-буриме на местной основе. При встрече он, естественно, начал оправдываться тем, что писал и даже написал пять страниц, но зловредные умки погрызли сей бесценный труд. В качестве доказательства показал кипу фотографий, где запечатлена эта безобразная сцена. Пришлось поверить. О своих мытарствах он расскажет сам, а я поведаю о своих.

Пока я сидел здесь и ждал, когда эгвекитаунское народное образование рассчитается за мои трудовые подвиги, совершенные этим летом на ниве детской журналистики, пришел ответ из Фонда Саврасова, куда я отправил, смеха ради, проект создания в Чумландии детского информационного агентства. Судя по всему, проект нашел поддержку и будет финансироваться. Тем самым, вроде как снимается вопрос с поисками денег, которые я хотел ехать искать в Мозгву, а заодно встретиться со своими старыми корешами, как, например, Мак Рупс.

Дай Бог, конечно, чтобы все сложилось таким образом, чтоб и рыбку съесть, и все такое прочее. Не оставляю надежды добраться до столиц и обнять тебя, старче! На этом позволь закончить свою часть письма и передать слово мистеру Кочу.

Наше Вам с кисточкой, господин Рупс!

Спиро писал это письмо, а я валялся на диване и отвлекал его болтовней. Я всегда, когда вырываюсь с Кренделя, очень много болтаю (намолчавшись в тундре, да и в поселке, где осталось 12 смоков и я). На неискушенных людей это производит малоприятное впечатление, но Спиро держится.

Иногда я, правда, занимаюсь полезными вещами, т. е. завариваю чай, делаю бутерброды с кетой и кормлю трудягу Спиро, не забывая, впрочем, использовать эту питательную паузу для болтовни. Но вот Алекс решил в темпе завершить свою «главу» и сбежать, видимо, понял, что меня лучше оставить в одиночестве, иначе я ни черта не напишу.

Если я верно помню, то наша переписка оборвалась сразу после образования суверенных государств Гроссии и Прибалдии. Я пару раз пытался отправить тебе письмецо, но не получил ответа и прекратил попытки. Думаю, это связано с проблемой становления суверенных почтовых служб, а может, и с моей собственной леностью и ненастойчивостью. Я продолжаю топтать бока острова Кренделя, и на днях будет десять лет с момента моего самозаточения в этом медвежьем углу. За это время произошло множество всяких событий, приятных и не очень. Я прекратил попытки писать прозу, следуя мудрому совету «Можешь не писать, не пиши!».

Правда, продолжаю трудиться на ниве науки и ее популяризации. Образчики популярного жанра ты можешь увидеть и оценить в журналах «Вокруг Круга» и «Северные пенаты», если, конечно, они доступны в Халатвии. Карьеры я никакой не сделал и даже не кандидат наук, но, в общем, это и неважно. Не смог обзавестись ни семьей, ни деньгами, зато приобрел брюшко, лысину и пессимистический взгляд на жизнь. В Ханадыре я оказался по многим причинам, одной из которых является отсутствие электричества на родном острове и, как следствие, невозможность работы на компьютере (я, как и Спиро, давно компьютеризировался). А поскольку к концу февраля я обязан, кровь из носу, написать текст для фотоальбома о белых медведях, который хочет выпустить один знакомый хиппонский фотограф, то я самоэвакуировался в Ханадырь. Здесь произошло историческое событие – моя встреча с Алексом Спиро.

Начало этому знакомству, если помнишь, положил ты зимой далекого 87 года, когда в торбазах с лахтачьей подошвой я заявился к тебе в Залив по зимнику из Носа Шмидта (о, где же вы, блаженные времена!). Теперь не знаю, то ли благодарить тебя за это, то ли проклинать, потому что неугомонный оптимист и общественный деятель Спиро тут же загрузил меня (и без того сверх меры загруженного поисками формы своего существования в этом странном мире, именуемом «Гроссия») проектом Ассоциации «Полярный Трек». Наверное, все же надо благодарить тебя, так как само существование спироподобных поднимает в моей душе странное, почти забытое чувство... Сейчас долго раздумывал, как бы назвать это чувство, ничего не надумал, но, в общем, это приятное какое-то чувство.

Я никакого отношения к Полярному Кругу не имею, поскольку живу далеко к северу от того, что когда-то им называлось, и вряд ли стану активным деятелем. Приятнее всего, что Алекс вроде бы особо и не рассчитывает на это. А поиграть в его игру-роман «Золотой Умка», может, и поиграю на досуге, поскольку это не накладывает никаких обязательств. Кроме того, чтение этих литературных упражнений всколыхнуло во мне желание поприкалываться с пером в руке (вернее, с клавиатурой в руках) на уровне студенческих капустников и таким марком расслабиться. Хотя я считаю, что некоторые куски, написанные Спиро (когда его не заносит), очень даже неплохи, и если им придать динамичный сюжет и немного оторвать от реальных событий, то могла бы получиться интересная повесть. Правда, Алекс утверждает, что в одиночку и в расчете на какой-то коммерческий или литературный успех ему писать скучно и неинтересно. И я, в общем-то, его понимаю.

Ладно, хватит об этом, если надо, то Спиро и тебя загрузит Кругами и Умками на все 200% без моего участия. Как ты живешь в независимой Халатвии и, главное, чем? О чем поет твоя Муза? Или молчит? Чем зарабатываешь на жизнь? Как здоровье Уты и детей? Большой им привет от пастуха моржопиков и медвежопиков. Вспоминаю свой приезд в Ковригу и становится грустно при мысли, что вряд ли удастся повторить сей вояж.

Хотел бы послать какие-нибудь фотоснимки своих подопечных, но под рукой ничего нет. А чтобы напечатать, надо выбираться в более цивильные места, чем Ханадырь. Может, позже как-нибудь... Ладно, буду завершать письмо. Напиши как-нибудь по старому крендельскому адресу. Письма до меня теперь идут очень подолгу, так как геликопов с Носа Шмидта в году бывает 2–3. Но, может быть, все же дойдут когда-нибудь. Я, правда, сейчас нахожусь в стадии выбора оптимальной формы своей жизни и работы. Жить постоянно на острове становится не по силам, но жить постоянно в метрополии – не по душе. Вот и в Ханадырь приехал, кроме всего прочего, для поиска возможного варианта примирить душу и силы. Так что, где я, в конце концов, осяду, неясно пока и мне самому. В любом случае весну я собираюсь провести на Кренделе – есть работенка по обеспечению фотосъемок белых медведей того самого хиппонца, с которым мы делаем книгу. А дальше – жизнь покажет...

На сем прощаюсь.

Энтли Коч, вечно недовольный существующим порядком вещей.

P.S.

Мак, если не в тягость, можешь на досуге поиграться в создание злободневных лозунгов и агиток (в том числе и стихотворных) типа: «Умка – честь и совесть нашей эпохи!», «Умка хорошо, а два – лучше!» и т. д. Тем самым ты перейдешь в разряд умок из основной категории (какой – догадайся сам). Но не переусердствуй, иначе попадешь в третью – заумок.

Обнимаю. Алекс».

 

62

 

Спиро выглянул в окно. Здание дурдома было пустым, его обитателей переселили в другое место. По всему фасаду двухэтажного здания тянулась гигантская трещина.

Коварная мерзлота делала свое дело. Завод по выработке жидкого азота работал с перебоями. Денег катастрофически не хватало, и многие дома начали разрушаться. Мерзость запустения царила в бывшей обители душевнобольных. Первым делом мальчишки выбили стекла в окнах, за ними хозяйственные мужички, что кормились со своих тепличек и огородов, взялись за внутренности. Развороченная крыша зияла мокнущей под дождем раной. Весь вид этого несчастного заведения был настолько созвучен нынешнему состоянию дел в самой Гроссии, что Алекс только крякнул.

Да, это не Рио-де-Жанейро, это гораздо хуже. Сколько же мне торчать здесь? Хоть пешком иди. С Фондом тишина полная. Одно утешение – «Золотой Умка». Вот еще и Рост подключился. Эти его записи событий у горы Джей-Пай, как к ним ни относись, а реальную подоплеку имеют. Брехни тоже, наверное, хватает, но как без нее? Но самое невероятное – он видел ПОЛЯРНЫЙ КРУГ, и когда Рост говорил об этом, было ясно – не врет.

Алекс с трудом разыскал Серджио в надежде, что он как человек пишущий, и время от времени публикующий свои опусы, примет участие в их игре. Каково же было удивление Спиро, когда Рост, еще не отошедший от почти месячного запоя, долго читал Правила участия, потом молча вырыл из груды бумаг, географических карт и старых журналов сверток, перевязанный бечевкой и сунул ему в руки.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но все так и было, истинный крест! – и он сделал попытку перекреститься, но только махнул рукой.

Глядя на его опухшее от пьянки лицо, Алекс отчаянно завидовал Росту: он ВИДЕЛ то, что было смыслом существования Спиро. Вытаращив глаза и поминутно вспоминая бога, мать, Едес и всех святых, Рост чуть ли не вопил:

– Это такое, такое!.. Представь, алмазный венец в тысячу киломиль уходящий куда-то в пространство... Тоннель света! Радуга мира! Это такой восторг, что я словами передать не могу! Он есть! Он там!

И, подскакивая к карте, криво висящей на стене, вонзал свой палец в середину какой-то загогулины.

– Врешь!

– Век Едеса не видать!..

Рост, объявившись в Ханадыре, почти нигде не показывался. С работы его уволили, ходили слухи о какой-то трагедии, разыгравшейся в тундре. Там были и мерканские ученые-биологи, и диверсанты, инопланетные чудища и еще много чего. Алекс особенно не придавал значения этим россказням, но, прочтя записи Серджио, понял, что заваривается какая-то нехорошая каша.

Спустя некоторое время Алекс, заинтригованной этой жуткой историей, вновь попытался отыскать Роста. Но тот как сквозь землю провалился.

 

63

 

Правосольный храм в Ханадыре располагался почти на самом берегу лимана, как раз в том самом месте, где в него впадала речка Коза. Алекс шел по пустынным в этот час улицам, чтобы сделать то, что он решил сделать непременно: поставить, наконец, свечку. Не будучи слишком религиозным человеком, Алекс все же решил не дразнить судьбу и совершить этот формальный акт.

Сеял мелкий дождик, и поэтому Спиро пришлось нахлобучить на себя полутюленевый дождевик. Перейдя по деревянному мосту через замызганную речушку, он встретил двух женщин, вышедших из храма. Одна из них была ему знакома. Директор Национального Центра Радости Нинель Карр сделав круглые глаза, словно увидев привидение, спросила Алекса:

– Ты куда?

– В церкву, – бодро ответил Спиро и направился к зеленеющему покатой крышей зданию бывшего плодоовощного магазина, увенчанного небольшой маковкой звонницы.

Только закончилась служба, и отдельные прихожане (в основном прихожанки преклонного возраста) в глубине храма, освещенные горящими свечами, передвигались от одной иконы к другой, кладя на себя крестные знамения.

Алекс подошел к прилавку, где продавалась всякая церковная утварь: свечи, иконки, крестики. Монахиня в черном клобуке строго взглянула на него и отошла к группе одевающихся старушек.

«Надо бы кепку снять, храм как-никак». Подумав так, Алекс тем не менее свой убор не снял, а, вытащив деньги, купил свечку. Рядом со стаканчиком, из которого торчали разнокалиберные свечи, лежали листочки с надписями: «За упокой», «За здравие». Только подойдя к какой-то конструкции, где перед иконой стояло несколько тоненьких горящих свечей, он стащил с головы свою видавшую виды кепку-сбейболку, зажег свою свечу и поставил в предназначенное для этого гнездо. Пройти дальше вглубь он не решился.

«И Христос торговцев из храма выгнал, так что нечего перед торгующим шапку ломать», – оправдывался перед собой Спиро.

Он не знал правил нахождения в подобных местах и поэтому чувствовал себя неловко. Скорее механически произведя все действия, он, немного постояв перед иконами с горящими свечами, вышел из храма.

Алекс шел по улице Линча и странное чувство какой-то потери временами охватывало его. Сеял мелкий дождь, чернели недостроенные корпуса зданий, ветер рвал полутюленевую накидку-дождевик. Спиро не хотелось, чтобы кто-нибудь попался навстречу: в глазах его стояли слезы. Впрочем, их можно было принять за капли дождя.

«Что же это было? Почему такая тяжесть?» – задавал он себе вопросы. Ведь вроде бы ничего не произошло. Но в горле стоял словно комок шерсти, и он никак не мог проглотить его.

Поздно вечером, устав от приготовлений к отъезду, Алекс решил обратиться к своему оракулу.

 

64

 

Надо сказать, что история с появлением оракула была полной неожиданностью для Алекса. После звонка таинственного незнакомца, выдававшего себя за Остапа, Спиро обнаружил в почтовом ящике корреспонденцию в свой адрес. Но не письмо, а извещение о бандероли. И не откуда-нибудь, а из Рио-де-Шифанеро. Получив на почте упакованный в серую бумагу сверток, Алекс с замирающим сердцем принес его домой и, не раздеваясь, распотрошил на своем рабочем столе, чем-то напоминающем хирургический. В свертке оказалась картонная коробка, внутри находился мешок из плотной серой ткани. Нащупав сквозь нее нечто, напоминающее две увесистые пачки, Спиро похолодел: «Неужели деньги?».

Медленно развязав узелок и разломав красную печать, Алекс извлек еще два мешочка, но поменьше, из более плотной ткани, похожей на парчу. Белой и черной. На обоих было золотое тиснение: буквы «ОБ» с вензелями.

«Ну и дела! – Алекс был в восторге. – Если это шутка, то шутка славная. Давно никто так со мной не шутил».

Еще раз ощупав мешочки, Спиро понял, что гипотеза с деньгами отпадает. Освободив горловину одного мешочка, он извлек из него стопку карточек, напоминающих изрядную колоду игральных карт. Сняв резинку, удерживающую карточки вместе, Алекс рассыпал их на поверхности стола. Рубашкой карт служил змеисто-растительный узор, вьющийся вокруг двух букв «ОБ». Взяв одну из твердых, покрытых глянцем карт, Алекс повернул ее лицевой стороной. На месте карточной фигуры красовалась надпись, сделанная золотыми буквами на белом фоне: «Конгениально!»

Начиная догадываться, что лежит перед ним, Спиро вытащил вторую колоду из черного мешочка и уже на черном фоне вспыхнула еще одна коронная фраза великого комбинатора: «Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!». Бегло просмотрев колоду, Алекс обнаружил, что на кусочках картона собраны все известные высказывания неожиданного покровителя. Причем раздельно из «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка». Мысль о том, что их, очень похожие на руны или на своеобразные карты таро, можно использовать как гадальные, настолько понравилась Алексу, что на следующий день он опробовал это на своих подопечных, вызвав бурю восторга.

Вот и сейчас, достав мешок, Спиро, сосредоточившись, задал вопрос о предстоящем авиаперелете. Ответ был довольно противоречивый – из него следовало: погибнет плод большого и добросовестного труда, но вопрошающий доживет до преклонных лет. Это ввело Алекса в состояние глубокой задумчивости. Впрочем, так или иначе, отступать было некуда – впереди была Мозгва.

 

(Конец первой зарубки)

 

© Александр Спиридонов, текст, 2003, 2008

© Книжный ларёк, публикация, 2016