Евгений Рахимкулов. О людях и о животных

О ЛЮДЯХ И О ЖИВОТНЫХ

 

ЖИЗНЕННЫЙ ОПЫТ

 

 

Рамсес, сенбернар из второго подъезда, сказал бы, наверное, что виною всему либидо. Но он старый и мудрый. А я молодой и таких умных слов ещё не знаю. Поэтому я думаю, что во всем виноват все-таки Трезорка.

Это случилось в воскресенье. А может быть, и во вторник. Нет, скорее, всё же в пятницу, потому что было холодно. Ночью я вылакал полную миску воды и к утру весь извёлся. Прижало, знаете ли, не по-детски. А хозяин, как назло, делал вид, будто не замечает, как я скулю и лижу ему нос. Наконец, я стянул с него одеяло, и ему пришлось проснуться. Я помнил, что хозяин с вечера тоже выпил много чаю, и поразился тому, как странно устроены люди. Мне казалось, что ему должно было приспичить ещё раньше, чем мне. Но почему-то, когда мы выскочили на улицу, хозяин даже не задрал лапы, а достал свои вонючие палочки и стал пускать дым.

Я побежал и помочился на коврик, который тётя Зина зачем-то расстелила возле дерева на свежем снегу. Тётя Зина завизжала и, когда я удрал, накинулась с хлопушкой на хозяина. Я в очередной раз подивился человеческой глупости. Причём здесь хозяин, если на коврик помочился я, а не он?

Я нашёл большую палку и предложил хозяину поиграть. Он бросил палку, а я сбегал за ней и принёс. Теперь была очередь хозяина бежать за палкой, но он почему-то опять хотел заставить меня. Я обиделся, залаял и заявил, что такая игра не по правилам. Он пожал плечами и сделал вид, что не понял меня. Тогда я решил поиграть в прятки.

Пока хозяин, отвернувшись, пускал дым из своей палочки, я спрятался от него за сугроб. И вот здесь-то я увидел Трезорку. Я, конечно, тогда ещё не знал, что он Трезорка, а просто видел перед собой чёрную лохматую собаку, у которой одно ухо висело, как у пуделя, а второе торчало, как у овчарки.

Я подошёл к Трезорке и осторожно понюхал у него меж задних лап. Он тоже обнюхал меня под хвостом. Тут настал момент истины, когда два кобеля решают, подраться им, или поладить. Обычно в таких случаях выбор делается в пользу драки. Но Трезорка был меньше меня и драться, похоже, побаивался. А я драться не хотел. Поэтому мы решили поладить.

Мы разговорились, и Трезорка, узнав, что я живу с хозяином, посмеялся надо мной и обозвал слюнтяем. Он, в отличие от меня, жил самостоятельно и сам был себе хозяином. Увидев, что от обиды и зависти я вот-вот разревусь, как кутёнок, Трезорка пожалел меня и, вильнув хвостом, попытался утешить.

– Ну, ладно, не хнычь. Всякое в жизни бывает. Кому-то приходится и с хозяином жить. Ты, это, жрать хочешь?

Я ещё ничего не ел в это утро и сказал, что, конечно же, хочу.

– Я здесь неподалёку нормальную тошниловку знаю, – похвастался Трезорка. – Жратвы – хоть удавись, и главное, всё нахаляву.

Тут из-за сугроба появился хозяин и, увидев рядом со мной Трезорку, кинул в него снежком, а меня строго позвал к себе. Я уже хотел по привычке послушаться, но тут увидел, что Трезорка смеётся надо мной. Мне стало стыдно, и я отбежал от хозяина. Хозяин погрозил мне поводком. Хвост у меня поджался, я знал, что получить поводком – очень больно. Но я хотел показать Трезорке, что если захочу, могу и не слушаться хозяина, поэтому отбежал ещё дальше.

– Ну, что, погнали? – весело крикнул Трезорка, уворачиваясь от очередного снежка.

И мы погнали. Хозяин гнался за нами, крича и размахивая поводком. Трезорка смеялся над ним и от радости заливисто лаял. Я, время от времени оглядываясь через плечо, думал, что мне, наверное, потом крепко влетит. Наконец, хозяин отстал, и я забыл о нём.

Тошниловка и в самом деле оказалась что надо. Разогнав собравшихся было позавтракать котов, мы оккупировали все баки. Чего тут только не было! Море костей, самых лучших объедков и колбасных шкурок! Я вновь позавидовал Трезорке, который каждый день мог здесь нажираться от пуза, а не ждать, когда хозяин соизволит наложить тебе в миску какой-нибудь каши.

Мы пировали на славу. Вдруг, когда я смаковал куриную косточку, Трезорка испуганно крикнул:

– Текаем!

Он-то успел текануть, а я нет. Меня рванули зубами за ухо, за плечо, сбили с ног и швырнули к забору. С трудом поднявшись, я жалобно заскулил.

Передо мной стояли несколько здоровенных псов.

– Слышь, ты кто такой? Откуда взялся вообще, а? – надвинулся на меня поджарый кобель с плешивым боком.

– Я так, сам по себе, – попятился я назад. – А что?

– А то, что это наша помойка. Мы её держим. Ты с какого двора? Под кем ходишь?

– Ни под кем. Мы с хозяином живём, – я испуганно поджал хвост.

– Э-э-э! Да вы разве не видите, пацаны! – крикнул рыжий пёс с обрубленной лапой. – Это ж домашненький! Чё с ним церемониться?!

– Ишь, щенок! Хозяйский он!.. – меня окружили со всех сторон.

– И что с ним делать?

– Да отпетушить и в колодец скинуть!

Предложение всем понравилось. Я не знал, как это – отпетушить, но узнав, что меня хотят скинуть в колодец, очень испугался.

Я сжался в комок, перепрыгнул через одного и псов и бросился бежать со всех сил. Они с лаем и визгом помчались за мной.

Рамсес, сенбернар из второго подъезда, не раз поучал меня, что негоже уважающей себя породистой собаке убегать от дворняг. Эх, хорошо говорить так, когда ты старый сенбернар и тебя все боятся! А вот когда ты молодой и пудель, тебя почему-то никто не боится.

Летом мы с хозяином ездили на дачу и катались там на велосипеде. Точнее, хозяин катался, а я бегал за ним. Было очень весело, но я считал, что это несправедливо – ему всегда кататься, а мне всегда бегать. Зато я научился бегать быстро и подолгу. Теперь мне это очень пригодилось.

Я пробегал дом за домом, двор за двором, лихо перепрыгивая через ямы и сугробы. Наконец, оглянувшись, увидел, что меня никто не преследует. Я остановился, высунув язык и тяжело дыша.

Спустя минуту вдруг откуда-то выскочил запыхавшийся Трезорка.

– Ништяк! – крикнул он. – Здорово ты их обставил! Я бы так не смог. Где натренировался?

– На велосипеде надо по утрам кататься! – гордо выпятив грудь, заявил я.

– Кру-у-уто! – завистливо протянул Трезорка. Уж ему-то велосипед наверняка и не снился даже.

Я был безумно рад тому, что теперь тоже могу хоть чем-то похвастаться перед товарищем. Но Трезорка быстро охладил мою радость, спросив:

– А хочешь, тёлок снимем?

У меня аж челюсть отвисла.

– А ты можешь такое устроить?

– Фи, да для меня это как два пальца… – задрав хвост, заявил Трезорка.

Я почувствовал, как чёрная зависть вновь сдавила моё сердце. У меня ещё никогда не было самки, и я лишь мечтал, что когда-нибудь всё-таки рискну познакомиться с очаровашкой колли из соседнего дома. А Трезорка, оказывается, хоть каждый вечер мог проводить в женском обществе.

Заприметив привязанную возле магазина симпатичную беленькую самочку, Трезорка подбоченился, выпятил грудь и, подмигнув мне, снисходительно фыркнул: учись, мол, студент, пока я жив.

Походкой благородного скакуна он подплыл к беленькой, осторожно втянул ноздрями её запах и вдруг, припав перед ней на передние лапы, игриво тявкнул и бешено завилял хвостом. Беленькой это, может быть, и понравилось, но она сделала вид, будто Трезорка не произвёл на неё впечатления, и даже демонстративно отвернулась. «Та ещё кукла», – подумал я, с сочувствием наблюдая за товарищем.

Решив продемонстрировать беленькой свою удаль, Трезорка принял грозный вид и с лаем накинулся на толстую тётку с нагруженными авоськами в руках. Тётка испуганно вскрикнула, выронила сетки, поскользнулась и шлёпнулась на спину посреди тротуара. Было очень весело, и я хохотал до упада, и беленькая тоже смеялась, хотя и не так громко.

Довольный Трезорка широко улыбался: вот он я какой храбрый! Беленькая уже сделала в его сторону пару шажков, но тут какой-то мужик, проходивший мимо, от души приложил Трезорке сапогом за его проказу. Трезорка, жалко взвизгнув, перекувыркнулся в воздухе и шлёпнулся в грязную талую жижу на обочине дороги. Мужик помог толстой тётке подняться, а из магазина вышла хозяйка беленькой и увела её с собой. Обнюхивая пакет у хозяйки в руках, беленькая убежала, даже не взглянув в нашу сторону.

Трезорка тяжело поднялся, отплёвываясь от грязи.

– Ох уж эти мне породистые! – злобно проворчал он. – Фифра стриженая! Знавали мы таких. Гонору, словно у королевы, а как до дела дойдёт – и пощупать-то нечего, шерсть да кости одни.

Потерпев первую неудачу, Трезорка не потерял надежды заполучить самку на ночь.

– Не дрейфь! Сейчас всё устроим, – бормотал он, ведя меня каким-то тёмным вонючим переулком.

На канализационном люке возле гаража отогревалась немолодая уже серая шавка с грязной свалявшейся шерстью. Трезорка толкнул меня плечом.

– Видал? С этой-то проще будет. Уж поверь мне.

Переваливаясь с боку на бок, он подкатился к шавке и небрежно обнюхал её. Потом, перекинувшись с ней парой слов, кивнул мне, чтобы я тоже подошёл. Шавка презрительно смерила меня взглядом и устало зевнула.

Трезорка начал с ней торговаться. Они долго спорили и, наконец, сошлись на восьми куриных костях с остатками мяса втроём на всю ночь у Трезорки на хате. Трезорка хотел скинуть ещё на пару костей, но шавка предложила нам за такую цену скакать друг на друге.

Уже совсем стемнело и мороз больно щипал лапы и хвост, когда мы добрались до трезоркиного жилища. Хата у него оказалась что надо: тепло, просторно, а главное – никаких хозяев.

– Люди – дураки, – прокомментировал Трезорка, знакомя меня со своими хороминами, – не догадываются, что под первым этажом есть ещё один.

Шавка развалилась на песочке возле какой-то трубы и потребовала, чтобы с ней рассчитались заранее. Трезорка вырыл из тайника обещанные кости и выложил перед ней. Увидев кости, шавка успокоилась, погрызла одну-другую, а потом призывно вильнула Трезорке хвостом. Трезорка ловко запрыгнул на неё сзади, обхватил передними лапами и ритмично заработал тазом. Он поскуливал от удовольствия, а она, высунув язык, тяжело дышала. Наконец, Трезорка, обмякнув, сполз с неё и, повалившись на спину, кивнул мне: «Валяй, что ли!»

Я осторожно приблизился к шавке. Рамсес, сенбернар из второго подъезда, не раз говорил мне, что уважающая себя породистая собака должна избегать случайных связей, особенно с дворнягами. Рамсес, конечно, очень умный, но удержаться уже было невмоготу, и я, изловчившись, запрыгнул на шавку. Но с первого раза сделать это правильно у меня не получилось. Запрыгнул я как-то сбоку, и меж задних лап у меня оказалась её голова. Шавка больно боднула меня в живот, возмущённо огрызнулась и заявила, что так мы не договаривались. Трезорка засмеялся, а я от стыда чуть не задохнулся.

Со второго раза у меня получилось запрыгнуть как положено, но, видимо, я попал не совсем туда, куда следует, потому что шавка, зарычала и, обернувшись, злобно цапнула меня за плечо.

Не успел я прицелиться ещё раз, как услышал уже знакомое мне трезоркино «Текаем!» Помня, что за этим может последовать, я пулей вылетел вслед за Трезоркой на улицу и, обернувшись, успел краем глаза заметить, как какой-то бородатый человек схватил замешкавшуюся шавку и засунул её в мешок.

– Кто это был? Хозяин её? – спросил я у Трезорки, когда мы оказались в безопасности.

– Какой ещё хозяин?! Бомж!

Чтобы не выглядеть полным тупицей, я не стал уточнять, кто такой бомж, а Трезорка сам, по-видимому, был не в духе объяснять.

Поджимая озябшие лапы, мы угрюмо брели ночными дворами. Я очень устал и проголодался, в животе тоскливо урчало.

– Ну и куда теперь? – спросил я у Трезорки.

Он присел на снег и почесал за ухом.

– Да есть тут одно местечко… У кореша заночую. Ты со мной или как?

Я виновато поджал хвост.

– Нет уж, к хозяину пойду.

– Смотри, как знаешь. Влетит же тебе…

– Да уж, – при мысли о предстоящем наказании у меня всё похолодело внутри, хотя и без того было очень холодно.

– Ну, здесь тебе недалеко, сам дорогу найдёшь. Бывай, что ли! – Трезорка вильнул мне на прощание хвостом.

– Бывай! – и мы разбрелись в разные стороны.

Влетело мне действительно нешуточно: и поводком, и ремнём, и тапочками. Жалобно скуля, я забился под кровать и долго оттуда не вылезал. Мне, конечно, за дело досталось от хозяина, но хуже всего оказалось то, что он оставил меня без ужина, и от этого было вдвойне тоскливее.

Когда хозяин задремал на диване, я осторожно прокрался на кухню. Там всегда царят божественные запахи, а царица этих запахов – самка хозяина. Она очень добрая и всегда жалеет меня, когда хозяин наказывает. Вот и сейчас я ткнул её в руку влажным носом и поскулил, а она погладила меня и дала мне котлетку.

Котлетка была очень вкусной, но маленькой. Я съел и попросил ещё. Получив вторую котлетку, я утащил её в комнату. Половинку съел, а половинку спрятал под коврик, чтобы съесть ночью, когда вдруг очень захочется.

Устроившись поуютнее на коврике возле батареи, я сладко зевнул и, прикрыв глаза, подумал, что жизнь всё же очень приятная штука, а жизнь с хозяином приятна вдвойне. Но все-таки интересно, что бы сказал обо всем случившемся Рамсес, сенбернар из второго подъезда?

 

2008 г.

 

© Евгений Рахимкулов, текст, 2008

© Книжный ларёк, публикация, 2016

 

КУРНИК

 

 

«Пожалуй, ещё один выйдет», – подумал повар, глядя на жиденькую кучку начинки. Подхватив вывалянный в муке кругляш теста, он ловким движением запечатал последний на это утро курник и отправил к его старшим братьям, которые и старше-то были всего на несколько минут.

Полчаса в духовочном пекле. Ещё столько же тряски по сколиозной дороге, и вот уже грузчик подхватывает поддон с курниками и несёт в буфет университетской столовой. Возле самой двери он поскользнулся на обледенелой ступеньке, и курник, лежавший поверх остальных, полетел в снег. Но не долетел. Буфетчица поймала его и бросила обратно на поддон.

– Раззява! – брюзгливо, но без злобы прикрикнула она на грузчика.

Народу в буфете было много, и курники быстро расхватали. Остался лишь один. Он сиротливо лежал в витрине и ждал, кто же его съест. Он был такой же румяный, как и его старшие братья, и наверняка такой же вкусный.

– Дайте-ка мне сочень с творогом и курник, – попросила девушка с аккуратной родинкой на шее.

Буфетчица потянулась за курником.

– Ой, нет, лучше пирожное, вон то, с розочкой.

Рука буфетчицы так и не коснулась курника.

– То одно ей, то другое… – проворчала она, протягивая пирожное.

– Мне чай и курник, пожалуйста, – сказал вскоре солидный мужчина в тёмном пальто. – Ах, у вас последний! Нет, с витрины не надо.

И курник остался лежать один-одинёшенек. Он уже давно остыл, но выглядел по-прежнему очень аппетитно.

Толпа схлынула, и буфетчица сама решила перекусить. Она пристроилась возле кассы с чашкой кофе и хотела съесть курник. Но тут зашёл ещё один посетитель. Славке очень уж не хотелось идти на лекцию Васильева, и он специально забрёл в буфет, не столько, чтобы поесть, сколько, чтобы потянуть время и опоздать.

Курник стоил дорого, и Славка взял пирожок с капустой и чай без сахара. Он присел за столик у окна и задумчиво стал купать пакетик с заваркой в стакане кипятка. Пакетик, словно убегающий спрут, выпустил чернильное облако, от которого вода обрела сперва лимонный, а потом и благородный бурый цвет.

Буфетчица думала, что никто уже не помешает ей пить кофе, но тут дверь хлопнула снова. Славка не взглянул на вошедшего. Он вздрогнул лишь через минуту, когда за его столик плюхнулся профессор Васильев.

– Позволите, молодой человек?

Надо было бы сказать: «Конечно, Валентин Егорович!» Но Славка так растерялся, что лишь икнул в ответ.

Васильев поставил перед собой два блюдца. На одном были три беляша, на другом – курник. Профессор покосился на одинокий пирожок, лежавший перед Славкой, и поднял брови кверху. Потом он быстро умял беляши, запивая кофе, и вытер жирные губы.

– Ну-с, а это вам. Бонус, так сказать, – он подвинул блюдце с курником Славке. – Студент должен хорошо питаться. Да побыстрее жуй! Через три минуты лекцию начинаем!

И чтобы Славка не успел отказаться, Васильев быстро встал и вышел из буфета.

Славка тяжело вздохнул. Опоздать или прогулять теперь вряд ли получится. Неловко как-то. Он с досадой посмотрел на курник. И что с ним делать? Ну, не оставлять же здесь и не выбрасывать. Он завернул курник в салфетку и сунул в карман, решив съесть позже.

Славка поплёлся на лекцию, как на виселицу. В дверях аудитории он столкнулся с одним из однокурсников и чуть не упал. Курник выпал у него из кармана и покатился по полу.

Мля! И кому он теперь нужен?! Славка не то что был очень уж брезгливым, но с пола есть все же не хотел.

«А, ладно, Биму отдам», – подумал Славка и, подобрав курник, снова сунул в карман. Бим был вислоухим спаниелем, который каждый вечер встречал Славку дома, даря ему море своей собачьей радости и такое же море шерсти, оседавшей на славкиных брюках. И если бы кто-нибудь спросил Бима, то он ответил бы, что курники с пола ему нравятся ничем не меньше курников с витрины.

Морозный вечер выдавливал из города последние лучи солнца. Возле остановки сидел пёс Бобик. Впрочем, его звали не Бобик. Его вообще никак не звали, потому что у него не было хозяина, и некому было дать ему имя. Так вот, тот, у которого не было имени, сидел и провожал смешной обросшей сосульками мордой автобусы, пробегавшие, виляя хвостами выхлопных газов, словно большие собаки. Он бы и сам с радостью побегал за ними и повилял хвостом, если б было чуточку, хоть чуточку теплее.

Славка, торопившийся домой, пробежал мимо, даже не взглянув в его сторону. Но автобус ушёл, и Славка, выругавшись, остался на остановке. Взгляд его, успокоившись, остановился на том, у которого не было имени. Он вспомнил Бима. Лежит, наверное, сейчас возле дивана, дожидается хозяина, ловит запахи с кухни, где мама готовит борщ. И ещё Славка подумал, что Биму не будет особой разницы, что съесть – миску супа или курник. А тот, у которого не было имени, глядел так тоскливо.

Славка поманил его и сунул руку в карман. Пёс недоверчиво посмотрел на него, потом почуял курник и, вяло вильнув хвостом, подошёл поближе. Но взять с рук не решался. Славка бросил ему курник.

Тот, у которого не было имени, подхватил холодный курник зубами и отбежал с ним в сторону. Убедившись, что на таком расстоянии Славка, если передумает, уже не сможет отнять у него курник, он стал есть. Он разгрыз хрустящую румяную корочку и жадно глотал начинку. Тот, у которого не было имени, не верил в случайности. И он уж точно не мог верить в бога. Он верил в то, что этот курник, лучший в мире курник, тот, в кого он не мог верить, изначально предназначил именно для него.

 

2014 г.

 

© Евгений Рахимкулов, текст, 2014

© Книжный ларёк, публикация, 2016

 

ТЕЛЕЖКА С ЯБЛОКАМИ

 

 

Петухов возвращался с работы в приподнятом настроении. Когда он подошёл к своему дому, то увидел возле соседнего подъезда старуху с тележкой, нагруженной яблоками.

– Молодой человек! – заголосила бабка, заметив Петухова. – Помогите, пожалуйста! На рынок ходила, привезла кое-как, а поднять – сил нет.

Петухов, будучи человеком отзывчивым, занёс тележку на третий этаж.

– Ой, спасибо, сыночек! Ой, спасибо! – бабка осыпала его благодарностями и дала сочное спелое яблоко.

Петухов сунул яблоко в карман и, попрощавшись со старушкой, отправился к себе.

Едва переступив порог, он почуял витавший в квартире удивительно аппетитный запах. Жена, громыхая кастрюлями, суетилась на кухне. Петухов подкрался к ней сзади и, обняв за талию, чмокнул в щёчку.

– Не сейчас! Суп убегает! – высвободившись из его объятий, жена поспешно сняла крышку с кастрюли и убавила огонь. – Руки помой! – велела она, увидев, что Петухов уже усаживается за стол.

Петухов помрачнел. «Ишь, раскомандовалась», – подумал он. «Нет чтоб мужа поцеловать. С работы как-никак пришёл, уставший». Помыв руки, он вернулся на кухню. Ему вдруг захотелось как-нибудь поддеть жену.

– Дорогая, – начал он, поудобнее устроившись на табуретке, – представляешь, иду я домой и вдруг встречаю возле соседнего подъезда удивительно красивую девушку с тележкой яблок.

– Ну-ну. И что?

– Ну, и я в неё тут же влюбился. – Петухов умолк, наблюдая за реакцией жены.

– Ну-ну. И что с того? – жена невозмутимо помешивала лук на сковородке.

– Мне захотелось с ней познакомиться, вот я и говорю: «А хотите, я помогу занести вам тележку?» Она очень обрадовалась. Я занёс ей яблоки, а она пригласила меня к себе в гости.

Жена вытащила из духовки курицу и окинула её обеспокоенным взглядом – не подгорела ли.

– Ты слышишь меня, милая?

– Да-да, конечно, дорогой, – жена засунула курицу обратно в духовку и закинула поджарившийся лук в суп.

Петухов подпёр подбородок кулаком и возвёл глаза к потолку.

– Так вот, значит. Она пригласила меня в гости, я зашёл, мы немного поболтали, а потом, потом… – Петухов суетливо заёрзал на табуретке. – Потом она предложила мне принять ванну… Ты слышала?

– Да-да, милый. И дальше что? – жена одной рукой помешивала суп, а другой крошила помидоры в салат.

– Вот мы приняли ванну и отправились в спальню. О, это было восхитительно! У неё такая нежная кожа! А грудь – такая упругая, такая спелая! А как она постанывала от удовольствия!.. – Петухов замер, ожидая извержения вулкана. Но вулкан молчал. – Ты слушаешь или нет?

– Ну-ну. И дальше что? – жена заправила салат, достала курицу из духовки и разливала суп по тарелкам.

– А дальше? – разочарованный Петухов пожал плечами. – Дальше я поужинал у неё пловом с острым соусом и пошёл домой, прихватив на десерт яблоко из тележки, – Петухов выложил из кармана на стол большое красное яблоко с листиком на черенке и вздохнул – поддеть жену не удалось.

– Мерзавец! Подлец! Гадина! – жена вдруг с поварёшкой накинулась на Петухова. – Я весь день кувыркаюсь у плиты! Готовлю ему жрать! А он, сволочь, ужинает чёрт знает где каким-то дрянным пловом! Вот тебе! Получай! Дрянь такая! Будешь знать, как есть не дома! У-у-у, скотина!

Разбрызгивая по стенам капли супа, поварёшка вновь и вновь опускалась на голову Петухова.

 

2008 г.

 

© Евгений Рахимкулов, текст, 2008

 

© Книжный ларёк, публикация, 2016

 

ЦЫГАНКА

 

 

Холодный ветер, чавканье гнилых листьев под ногами, затянутые корочкой льда лужи на тротуарах. Снега ещё нет, но сегодня утром столбик термометра опускался на пару градусов ниже нуля. Думаю, через несколько дней установится зима.

Засунув руки в карманы и ёжась, торопливо шагаю домой. Не раз уже мне пришлось пожалеть о том, что не надел шарф. Прохожу мимо рынка. Замечаю, как впереди в толпе прохожих мелькнуло что-то маленькое, юркое, цветастое. Цыганка! Обычно в это время года их не часто встретишь на улице. Ближе к зиме почти все они куда-то пропадают. Куда – неизвестно. Может быть, как птицы, на юг улетают. Зато летом в оживлённых местах, особенно возле рынков и подземных переходов, нет от них спасенья. Не раз я наблюдал такую картину. Идёт себе человек беззаботно, ни о чем не подозревает, возможно, даже по делам торопится, как вдруг подскакивает к нему цыганка и начинает его «обрабатывать». Не знаю точно, что в таких случаях говорится. Наверное, приблизительно следующее: «Ой, ты, мои красавец, ты мне ручку позолоти, я тебе всю-всю правду расскажу...» И пошло-поехало. Хочешь не хочешь, а придётся слушать её болтовню. Погадает, наврёт с три короба, а главное ни за что не отвяжется, пока не раскошелишься.

Чтобы не столкнуться с цыганкой, перехожу на другую сторону улицы. Не люблю я цыган. Не подумайте, не националист я никакой, а просто неприятны они мне. Я стараюсь избегать встреч с ними, особенно с гадалками. До сих пор удача сопутствовала мне в этом. Надеюсь, так будет и впредь. Очень уж мне не хочется, чтобы однажды цыганка предсказала мне что-нибудь – неважно, хорошее, дурное ли, правду ли, выдумку ль. Если такое все-таки случится, я, разумеется, не поверю предсказанию, но кто знает, всякое в жизни бывает... Не хочу, чтобы мне гадали.

Есть среди моих знакомых такие, которым наоборот нравятся предсказания цыганок. Они даже специально ради этого на рынок ходят. Потом рассказывают: «Вот ведь предсказала, и не сбылось». Или: «Представляешь, как мне цыганка нагадала, так все и вышло! Оказывается, иногда и правду говорят». Я обычно на это отвечаю следующее: «Из сотни предсказаний хоть одно да верным окажется. Так бы и я гадать мог». А вообще я к предсказаниям скептически отношусь.

Несколько лет назад я работал дилером в казино. Работёнка была не ахти какая. Другим, может, и нравится, а по мне так скукотища, и отношение к тебе там не как к человеку, а как к мебели. Но кормиться надо было чем-то.

Работал вместе со мной один паренёк. Звали его Динар, а может быть, и Дамир – сейчас уже точно не помню. Был он рыжий, с красным прыщавым лицом, нахальный и не дурак выпить. Но вместе с тем он был большой шутник, благодаря чему пользовался успехом у слабого пола. Однажды он рассказал о том, как две цыганки предсказали ему два совершенно разных варианта его судьбы. «Одна, – говорил Динар, – молодая, красивая, нагадала, что я скоро разбогатею, машину куплю, женюсь, трое детей у меня будет, а умру я от старости в восемьдесят лет. Другая, старуха беззубая, сказала, что в восемнадцать лет я погибну в автокатастрофе. Я этой стерве даже денег не дал. Через три недели мне уже девятнадцать будет. Как видите, пока жив ещё», – Динар от души расхохотался. Многие засмеялись вместе с ним. Кто-то отпустил пару крепких словечек в адрес гадалок и вообще всякой хиромантии. Вскоре этот разговор забылся.

Через некоторое время мы играли между собой в покер на пиво. Динару несказанно везло. В итоге остальные оказались должны ему целых пятьдесят бутылок. Когда подошли к ларьку, у продавца аж глаза на лоб полезли. Видимо, не каждый день пиво в таком количестве расходится. Динар весело потирал руки и по своему обыкновению шутил. Изо рта его валил густой пар – холодно было, середина декабря. Нам же было не до шуток – проигрывать всегда неприятно.

После этого Динар три дня не появлялся на работе. На телефонные звонки он не отвечал. Сперва все волновались, а потом кто-то вспомнил о том, что у Динара накануне был день рождения. Ну, ясное дело, загулял, тем более справлять было чем.

Проходит ещё день – Динара нет. А потом, наконец, выяснилось, как все было. Действительно, своё девятнадцатилетие Динар начал отмечать раньше на два дня. Ночью, уже будучи прилично под градусом, он с двумя приятелями взял такси и поехал в баню. Было скользко. Машину вынесло на встречную полосу, и в неё врезался грузовик. Водитель и три пассажира скончались на месте. Да, не ошиблась старуха...

Кто-то схватил меня сзади за локоть. Я вздрогнул и обернулся. Смуглое лицо, длинный заострённый нос, выразительные черные глаза под густыми бровями, десяток разноцветных юбок, пёстрый платок на голове. Хочется убежать, спрятаться, но поздно – цыганка уже начала свою трескотню.

 

Ноябрь, 2004 г.

 

© Евгений Рахимкулов, текст, 2004

© Книжный ларёк, публикация, 2016