Евгения Козловская. Состав на втором пути

СОСТАВ НА ВТОРОМ ПУТИ

Димка уже занес было ногу над нижней ступенькой вагона. Оставалось всего ничего – взбежать по ступенькам, найти свое место среди прочих, уже обустраиваемых своими преходящими – каждый раз согласно купленному билету – владельцами и, сунув дорожную сумку под полку, ждать отправления. Так чего же он ждет?

Стрелка на вокзальных часах словно завязла в плотном жарком мареве, явно раздумав отсчитывать бег этого неутомимого торопыги – Времени.

– Всё торопится, торопится. И других торопит, – ворчала она, пыхтя от натуги. – А вот возьму и…

Шур – шшш! Воздух перед циферблатом всколыхнулся, точно круги на воде, спасающиеся от грубияна-камня. Шур – шшш! Огромные песочные часы довольно поблескивали стеклами в свете солнца.

– Вот, другое дело! – верхняя колба довольно улыбнулась. – Теперь хорошо, теперь очень хорошо. Наглядно!

Она отловила пару солнечных зайчиков и подбросила их парню, застывшему на нижней ступеньке вагона.

– Смотри, смотри, дурашка!

Димка зажмурился. Кто-то точно игрался с зеркальцем. Перед глазами плыли разноцветные пятна. Парень протер глаза и охнул. Перрон даже не замер, он точно вымер. Ни души. Полная, гулкая тишина. В которой гасли все звуки. Кроме… Шур – шшш! Огромные песочные часы на месте старых, механических, искрились медленно падающими вниз – по одной! – песчинками.

– Интересно девки пляшут…

Он поставил сумку на землю и обошел часы кругом. Так и есть – ровно по одной песчинке и с какой-то непонятной заторможенностью.

– Тебе только это непонятно, да? – обиженно проворчал кто-то. – Шур – шшш! Стараешься тут стараешься, а он… Сам ты с заторможенностью!

Нечто вздохнуло.

– Сумку-то с земли подбери. И челюсть, к слову, тоже. И вообще – у тебя осталось… полчаса.

– Что?!

– Экий ты! – солнечный луч отразился от верхней колбы часов и запрыгал по асфальту, оставляя светящийся след, складывающийся в… равенства.

– Полчаса – сиречь 30 минут. В минуте 60 секунд. Что в итоге?

– Что? – повторил обалдевший Дмитрий.

– Что? С сумкой дурачье! Прости меня Хронос! А еще инженер. 30 помножить на 60 не может!

– Могу я. 1800 секунд.

– 1800 песчинко-секунд. Точнее, уже – шур – шшш! – 1795. Итого – 1795 песчинок тебе на размышления и принятие решения.

– Какого решения?

Часы снова вздохнули.

– Люди… Что, подумать и вовсе не о чем? Али нечем? – ехидно проскрипела верхняя колба еще двумя упавшими вниз песчинками. – 1793… Не тяни резину-то, думай.

Димка почесал в затылке, прошелся по перрону туда-сюда. То ли и правда проблемы не было, то ли от всей приключившейся чудесатости его просто переклинило. А песчинки все падали и падали…

Парень снова вернулся к часам, сел на корточки и посмотрел туда, где по здравому (и не очень) размышлению должны были находиться глаза собеседника.

– Слушай, может, хватит уже загадками говорить? Время-то действительно идет.

Колба скрипнула недовольно.

– Это тебе что, ток-шоу? «Беру подсказку зала»… и так, считай, повезло – настроение у меня сегодня благожелательное. Шур – шшш! Решила доброе дело сделать. У Хроноса полчаса межвременья выпросила.

Димка молчал и не отводил взгляда.

– Ладно, недалекий ты мой, попрошу и у Пространства. Но только смотри внимательно. Не упусти. Шур – шшш, шур – шшш…

Песчинки словно потекли быстрее, а их шорох смешивался со звуком подходящего на соседний путь состава. Вагоны дрогнули и встали. В окнах замелькали тени. В его поезде тоже.

Димка вскочил с места и пошел вдоль вагонов. Глядя то направо, то налево. Справа, в его поезде, в полнейшей тишине по аллеям Петергофа прогуливались люди, знойные летние облака стояли над самыми каналами, осенние туманы сменялись зимой всмятку. Мелькали аудитории Университета, высились стеллажи библиотек.

Слева же… В окнах показался знакомый старый парк, усыпанный шуршащими под ногами листьями. По аллее шли двое. Малыш смешно оттопыривал нижнюю губку и тянул молодую женщину к скамейке. В озорных детских глазенках нет-нет да и показывалась грустинка – мама опять задумалась.

Шур – шшш… С клена плавно спланировал огромный пятипалый лист.

– Мама, солнышко!

И громкий рев. В попытке поймать «солнышко» малыш запнулся.

– Степка! – женщина подхватила ребенка на руки. – Летчик ты мой! Где болит?

Она опустилась на скамейку и быстро осмотрела сына. Цел, только перемазался.

– Эх ты, летчик! Теперь придется домой идти.

Малыш насупился:

– На ручки!

Женщина рассмеялась:

– Только до следующей скамейки. Ты уже большой.

– Бойсой, – согласился Степка и вздохнул.

И они пошли прочь по аллее. Листья испуганно разбегались из-под ног, и, вторя им, всё быстрее шуршали песчинки в часах. Шур – шшш, шур – шшш, шур – шшш…

Еще немного – и фигурки скроются вдали…

Дмитрий не выдержал. Рванулся в открытую дверь вагона и…

Шшш… Упала последняя песчинка.

– Ну вот, – облегченно пробормотала пустая верхняя колба песочных часов, – сообразил-таки, тугодум!

*  *  *

– Папка, – хохотал малыш, ерзая у мужчины на плечах, – я бойсой, пусти!

– Как бы не так! И вообще… Летчик Степка, приготовиться к взлету! – Дмитрий покрепче обхватил маленькие ножки в сапожках и побежал.

Женщина, минуту улыбаясь, смотрела на них и побежала следом.

– Стойте, летчики, меня забыли!

*  *  *

Состав на втором пути растворился в воздухе, перрон ожил, и время привычно торопило стрелку вокзальных часов.

© Евгения Козловская, 2014

© Книжный ларёк, публикация, 2017