Галина Шестакова-Букреева. Под дождём

ПОД ДОЖДЕМ

– Эй, поэтесса! Беги скорее сюда! Вымокнешь ведь!

Поздно! Она и так вся мокрая. Зонт под порывами ветра гнулся, гнулся и сломался. В босоножках хлюпало, с волос противно капало за шиворот. Дождь – первый в этом году – из мощного ливня превратился в мелкий нудный дождик и уже сеял с неба не переставая. По мостовой бежали потоки воды. Как-то вдруг разом прекратилось городское движение, встали автобусы и маршрутки, а трамваи вообще потерялись в городском пространстве.

– Садись, подвезу! – снова окликнули Юлю из огромного джипа, притормозившего возле неё. Кроме нее на остановке никого и не было – люди сидели по домам. Кто тут может быть поэтессой, кроме нее? Юля, перескакивая через бурлящие потоки, устремилась к машине. Заглянула в кабину и не сразу поняла, кто ее окликнул:

– Вы меня знаете?

– Садись, хватит под дождем мокнуть! – голос был знакомый.

Дверь в коварное тепло открылась. Помедлив, Юля вскарабкалась в машину.

– По размерам это автобус, – заметила она, усаживаясь на заднее сиденье.

– Ну что, – весело сказал водитель, глядя в зеркало заднего вида, – узнаешь?

– Не-ет, – помедлив, сказала Юля.

Водитель повернулся к ней:

– А так? – видно было, что водителя эта ситуация забавляет.

– Дюша! – всплыла в памяти школьная кличка бывшего одноклассника. – Ой, прости, Олег! Вот не узнала, богатым будешь!

– Уже! – хохотнул бывший Дюша. – Ну так куда тебе? Подброшу не глядя!

– Мне тут до Дома культуры горняков, здесь недалеко!

– Сто лет про тебя не слышал! Как живешь? – Ловко лавируя между машинами, поинтересовался Дюша. – Ты же со школы стихи писала. Мы тебя так и звали – поэтесса!

– Пишу! Что мне делать остается, – улыбнулась Юля и пошутила, – а ты прямо олигарх на такой тачке-то, удивительно, что ты меня узнал – столько лет прошло!

– Да как тебя не узнать – бывших одноклассников ведь не бывает! – веселился Дюша. – Да и на остановке ты одна была!

Дюша-Олег ловко рулил, вливаясь в откуда-то взявшийся к концу дождя поток машин. Из-под колес то и дело вырывались настоящие фонтаны воды.

– Стихи-то кормят? – между тем спросил водитель.

– Да как сказать, – уклончиво ответила Юля.

Это была больная мозоль, и наступил на нее Дюша, как показалось Юле, намеренно.

– Ты сам как? Я смотрю, олигарх вылитый судя по машине, – улыбнулась Юля, переводя разговор с себя на собеседника.

– Да, упакован что надо, – самодовольно сказал Дюша. – Недавно вот от дел отошел, а то в пять утра вставал и до двенадцати ночи пахал, денежки, знаешь, так просто не даются, – график бешеный.

Он сделал паузу, потом продолжил.

– Теперь вот осел в садоводческом обществе. Торгую участками под дачи – работа не пыльная и спокойная, не сравнить с тем, как на рынке вкалывал. Могу себе позволить задницу не рвать, – он не извинился за грубость, но поймал ее взгляд в зеркале.

Юля засмеялась:

– Вспомнила тебя в школе, как ты на баяне играл. На новогоднем концерте в восьмом классе – «Танец с саблями», кажется. Или нет, «Турецкий марш». Помнишь?

– Да когда это было, – отмахнулся Дюша, – я и баян продал вместе с родительским домом, когда отец с матерью умерли.

– Ты здорово играл! Вдохновенно!

– Ты это помнишь?!.. – изумился Дюша, а через мгновение усмехнулся, – А я сейчас бы уже не смог, пузо мешает…

Он действительно растолстел.

– Юлька, а ты кого-нибудь из одноклассников видела? – сменил он растревожившую его тему.

– Нет, почти никого.

– Слушай, как считаешь, может собраться надо? Столько лет ведь уже прошло.

– Ну не знаю, – сказала Юлька, – вообще-то можно. Вот тут останови, Олег. Тут перекопано, дальше я сама добегу.

– Ничего. Я в объезд, довезу тебя до самого порога, – Дюша лихо зарулил в нужную сторону.

– А знаешь, ты вот спросила, как я тебя узнал на остановке, ведь столько лет не виделись. Пожалуй, около тридцати, а ты ничуть не изменилась, все такая же хрупкая, маленькая. Я тебя сразу узнал. Знаешь, почему? Помнишь восьмой класс, выпускной? Весна. Май. Сирень цвела. И первый дождь. Ты еще выскочила из школы и стала под водосточную трубу. На тебя потоки воды льются, а ты стоишь и смеешься… И мы из школы выбежали вслед за тобой, тоже хохочем. Молодость! Помню, на тебе еще такая кофта была белая и юбка… Кофточка вымокла, облепила тебя всю, стала прозрачная. – Теперь он смотрел пристально на нее в зеркало. – Помнишь? Под водосточной трубой?

– Нет. Ничего такого не помню, – улыбнулась Юлька, – а ты даже эту кофточку запомнил.

– Я на всю жизнь запомнил, как ты стояла под дождем и смеялась! И за эти годы ты не изменилась ничуть. Стоишь на остановке мокрая, худенькая, дрожишь. Вот только прозрачной кофты на тебе нет.

– Кофты нет, – усмехнулась Юлька. – А ты женат?

– Был, – коротко ответил Олег, – и торопливо добавил, – но я в полном порядке. Любовница есть. Блондинка. Ноги от ушей – все как надо!

– Да что мы все про меня и про меня, – перебил он сам себя, – ты-то как? Замужем?

– Блондинки у меня нет, – печально отшутилась Юлька. – А вот и приехали. Спасибо, Олег, что подвез, выручил. Ведь опаздывала уже.

– Так что, может, встретимся? Как бывшие одноклассники, – неожиданно робко спросил Олег.

– Всенепременно, – откликнулась Юлька, выскальзывая из машины.

Дождь уже закончился.

В Дом культуры она вбежала рысью. Не останавливаясь у зеркал, поднялась на второй этаж, в волнении распахнула дверь кабинета. Ребята из литотделения ее уже ждали.

– О, светлоокая дева, воспой нам поэзию, нашу священную лиру, – встретили ее в литературном объединении. Фразу произнес Андреев, его стихи отличались тонким лиризмом.

Кто-то сдержанно засмеялся.

– За светлоокую деву отдельное спасибо, – улыбнулась Юля.

– Вот шестистопный гекзаметр точно не твое, – дурачась, хохотнул Парфенов, обращаясь к Андрееву. Стихи Парфенова были ярко гражданственными, наш второй Маяковский – шутили ребята про него. Юля улыбалась. Она была в родной стихии. Можно считать, что занятия начались, ребята пришли, дождь не помешал.

В конце вечера, когда юные поэты стали расходиться, к ней подошла Люба. Она была отличницей в школе, ее поэтический дар отличался ясностью и прямотой выражений.

– Юлия Юрьевна, – обратилась она к Юле, – подпишите на память, – с этими словами девочка протянула Юле недавно выпущенный поэтический сборник стихов.

– С удовольствием, Любанечка, – она занесла руку над книгой и вдруг вспомнила встречу с Олегом.

«Странно, как странно», – подумала она, и на душе на мгновение стало пусто и грустно. Впрочем, это было минутное состояние. Она вскинула голову, обвела взглядом аудиторию, вспомнила не к месту строки: «В одну упряжку впрячь не можно Коня и трепетную лань». И как сказал бы один ее знакомый, тоже в своем роде поэт: «А, впрочем, к чему эти метафоры? Мы не на уроке биологии!»

© Галина Шестакова-Букреева, текст, 2017

© Книжный ларёк, публикация, 2018