Любовь Селезнева. Буран. Самая длинная ночь

Буран 1. Самая длинная ночь

Это была самая длинная ночь в моей жизни – она длилась целых 7 суток!

Маленький мамин домишко так занесло снегом, что даже труба не была видна – дымок вился из-под огромного сугроба. Двери на улицу открывались наружу: подходы к ним намертво запрессовал плотный снег.

Такое впечатление, что мы оказались на Северном полюсе среди бесконечно белого ледяного безмолвия.

Моя мама на зиму уехала к родственникам, оставив нас домовничать, а супруг был в командировке.

Я и двое моих маленьких детей сидели в кромешной темноте без электричества, без телевизора и радио, без воды, без хлеба и запаса продуктов.

В подполе при огарке свечи я нашла немного картошки, кусок соленого сала, чашку квашеной капусты. В столе «затерялись» пачка макарон, немного круп, зато в кладовке стоял мешок пшеницы! (Ура! Выживем!) Пришлось её мыть, запаривать и есть вместо хлеба...

Сделала из ваты фитильки, помакнув их в блюдечки с растительным маслом: получила скудное коптящееся освещение. Когда масло выгорело, растопила сало.

Дети не отпускали меня ни на минутку, буквально прилепились к моей юбке. Им в темноте было непривычно и страшно, они хныкали или ревели при малейшем моём отходе от них. Я еле убегала в сарай за топливом, – он был под одной крышей с домом. В щели надувало немного снега, и это тоже было богатство – дети часто просили пить...

Сколько ни топи печку, а сумасшедший ветер выдувает из неё тепло тут же. Я с ужасом видела, как быстро тает запас топлива, ветер продувал наш домик насквозь. Мы спали в валенках и в пальтишках под всеми одеялами, что нашлись в доме. И всё равно было холодно.

Когда кончились дрова и уголь, я разбила закрома в подполе, сожгла обеденный стол, потом принялась за венские стулья. Всё. Дерево кончилось. Что может ещё гореть? Одежда? Книги? При этой мысли я похолодела. Конечно, сначала тряпки, может, до книг очередь не дойдёт? Как же я могу сжечь эту святыню? С ними связано столько историй и воспоминаний...

...Мама стирала замурзанное бельё шахтёров в надежде заработать. Стирала вручную мылом на стиральной доске, в кровь истирая свои пальцы. Я, девчушка, гладила подштанники и сорочки, затем разносила их по комнатам общежития. Пропившиеся холостяки платили нам... книгами и толстыми журналами...

Я жадно читала всё, что они давали, поэтому рано узнала Твена, Гюго, Доде, По, Мопассана и Дюма, Мамина-Сибиряка, толстые тома Л. Толстого... Особенно любила фантастику Лема, Ал. Толстого и Леонова. Обычно я сидела у духовки и под завывания ветра за окном ела мамины пирожки и читала чуть не до утра.

Тогда я любила бураны. Конечно, не такие злые, как сейчас. Скорее всего, вьюгу или лёгкую пургу. С детства запомнилось Пушкинское:

Вьюга мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя,

То как зверь она завоет,

То заплачет, как дитя...

В ласковую вьюгу хорошо сидеть в тёплом доме у камина или лежать на русской печке. В лучшем случае, лежать на диване, при уютном свете торшера читать сказки. Ноги заботливо укрыты пледом, на плечах пушистая мамина шаль, под головою – мягонькая думочка. Тепло, уютно...

Еще лучше под вьюжные песни сочинять стихи, когда ветер за окном словно бы нашёптывает тебе строфы и даже напевает мелодии к ним...

Но мне пришлось сочинять деткам сказки, петь песенки и, чтобы не замёрзнуть, организовывать подвижные игры в этих диких условиях. Мы даже смеялись...

Я всё тревожней задумывалась – что же дальше? Чем ещё топить мигом выдуваемую ветром печку? Почему к нам никто не приходит? Могли бы давно откопать. Ведь мы в снежном плену уже неделю!.. Сотовой связи в конце 60-х ещё не было, так что сообщить о своей беде было некому...

На седьмые сутки затарахтели военные бронетранспортёры, загудели бульдозеры – солдаты прочищали дороги, везли продукты, откапывали дома. Под утро ударил сильный мороз, сырой снег так уплотнился и смёрзся, что его приходилось откалывать ломами.

Зять Фёдор разбил в своем доме окно, откопал выход, организовал раскопку соседних домов и привёл бригаду к нам. Нашли место, где должна быть дверь, пробили там колодец. Зашли уже без надежд увидеть нас живыми. Мы в шубенках и валенках, даже в рукавичках сидели под ватными одеялами на кровати, замурзанные от копоти коптилок. Умываться было нечем...

– Эй, есть тут кто живой? – с тревогой крикнул Федор.

Мы мячиками подкатили к нему, радостно обнимая своего спасителя. Он принес хлеба! Наверное, со времён голодного 1947 года я не ела вкуснее хлеба! А дети! Дети буквально давились, уплетая горбушки!

Тем временем мужчины откопали углярку во дворе, в печку, сверху тлеющих тряпок, насыпали топливо. Огонь весело запылал, плита раскраснелась, и мы смогли снять верхнюю одежду. Вошедшие солдаты принесли сгущёнку, консервы, колбасу...

В связи с небывалым бураном в Караганде было объявлено чрезвычайное положение, всё население мобилизовали на расчистку железнодорожных вагонов и сугробов.

Мы с детьми, наконец-то, выбрались на улицу и зажмурили глаза от белизны снега, сверкающего под ярким солнцем. Мы хохотали и играли в снежки. Наша долгая и трудная ночь закончилась!..

19 января, 2012 г.

© Любовь Селезнева, текст, 2015

© Книжный ларёк, публикация, 2015