Нина Штадлер. Дачка с сюрпризом

ДАЧКА С СЮРПРИЗОМ

 

Я сидела в черной непроглядной темноте по уши в крапиве и тихо ругалась всеми неприличными словами, которые знала. А поскольку словарный запас в этой области у меня был очень ограничен, то приходилось часто повторяться.

Было душно, сыро и очень противно, потому что недавно прошел сильный дождь. Если бы я была лягушкой… Знаете, такой холодной, скользкой и лупоглазой, то, наверное, такая ситуация мне бы даже понравилась. Сиди себе в родной сырости, квакай, да лови зазевавшихся насекомых…

Но я-то родилась в год Кота! А потому обожала тепло и солнце. Ведь любимое его занятие – греться на солнышке, как вы знаете. Кота, я имею в виду. Ну, или Кошки…

Увы! Вместо этого приходится мне, несчастной, сидеть в засаде и мокнуть, потирая покусанные злой крапивой и комарами все выпуклости и впуклости своего несчастного тела.

А началась эта история, чтобы вы знали, с поездки – будь она трижды неладна! – на тетушкину дачу.

 

*  *  *

 

Тетушка моя, Кларисса Андреевна, или Клара, как она велела всем себя величать, была женщиной судьбы поистине героической. Раз двадцать пыталась она обрести простое женское счастье, бросаясь во все новые и новые объятия Гименея. Но бог этот, как выяснилось, либо тетушку мою слишком любил, чтобы раз и навсегда отдать кому-то другому, либо просто ревновал... Кто ж его знает! Но ни один из богоданных тетушкиных супругов не жил с ней более двух-трех лет.

Они либо тайком сбегали к другим дамочкам, попроще, либо просто тихо уходили в мир иной, оставляя осиротевшей супруге не квартиры, не драгоценности, не сбережения на худой конец, а… дачи.

И дач этих у любимой тетушки скопилось таким образом штук семь. Ну, или восемь... Никто точно не знал, потому что не считали.

Причем, дачки все были не хилые, сытые, расположенные или в элитных поселках, или в районах генеральских дач. Потому что все, как на подбор, тетушкины экс-супруги были либо важными административными работниками, либо военными. А два последних так даже сподобились стать генералами! А вот какими именно – лейтенантами, майорами или кем-то там еще, точно не знаю. Потому что всегда путалась в этих высших воинских званиях со страшной силой. Кажется, самый главный среди генералов – это лейтенант… Или полковник… Путаница сплошная, одним словом!

Продавать эти дачи несчастная вдова решительно не хотела, а что делать с ними – не знала.

И вот как-то однажды, находясь, похоже, в сумеречном состоянии души, а, если точнее, вернувшись из гостей от своей закадычной подруги Симочки в изрядном подпитии, тетушка внезапно поняла, что с ними нужно делать. Можно сказать, на нее снизошло озарение свыше.

Она решила, что все ее многочисленные родственники, включая меня, просто обязаны проводить на ее дачах свое свободное время! И, соответственно, следить там за порядком, поддерживая строения и хозблоки в безупречном состоянии!

Оригинальное решение проблемы, не правда ли? Возьми, Боже, что мне не гоже!

К слову сказать, никакая она мне вовсе не тетушка. Она вообще-то тетя моей мамы. То есть я прихожусь ей всего лишь внучатой племянницей. Но поскольку Бог деток тетушке не дал, справедливо опасаясь за их хрупкое душевное здоровье при таком насыщенном образе жизни мамаши, то отдуваться за всех ее не родившихся крошек пришлось мне.

Почему из всех многочисленных отпрысков племянников и племянниц тетушка положила свой шальной глаз именно на меня и сделала наследницей, я не знаю. Видит Бог, я к этому не только не стремилась, но даже всячески избегала любых разговоров на эту тему!

В данном случае, скорее всего, просто сыграл злую шутку закон противоположностей. Тех самых, которые, как говорят умные люди, притягиваются. Ибо к своим двадцати шести годам я не только ни разу не развелась, но даже – о ужас! – ни разу не сходила замуж! Что приводило тетушку в состояние, близкое к коллапсу. (Кто не знает – коллапс в медицине это внезапная сердечнососудистая недостаточность, с потерей сознания и угрозой смерти.)

 

– Сонечка, дорогая! Как можно! – патетически восклицала она, мертво зажав меня в углу на последнем родственном сборище по поводу рождения очередного ее двоюродного правнука. – Тебе скоро двадцать четыре года! Или нет… Двадцать пять? О, Боже! Уже двадцать шесть!!! Соня! Так ты уже старая дева!

– Да будет вам, Клара! – незлобиво бурчала я, просачиваясь под ее воздетой кверху костлявой дланью с унизанными кольцами артритными пальцами. – Ну, двадцать шесть! И что? В викторианской Англии вообще было принято в тридцать лет замуж выходить, потому что не были еще придуманы качественные средства контрацепции. Вот и берегли, как могли, женское здоровье, ограничивая детородный возраст общепринятыми нормами. И ничего! Не вывелись пока еще англичане! Живут и поныне. И, кстати сказать, очень даже неплохо!

– Так то ж в Англии! – не отступала от меня воинствующая тетушка. – Но мы-то с тобой живем в России! Ты вообще замуж выходить думаешь или нет?!..

О замужестве я, конечно же, подумывала. Причем, не раз. И романы у меня тоже были. Благо, внешностью Бог не обидел. Однажды даже почти вышла замуж. Почти.

Потому что за три дня до свадьбы вдруг так чего-то забоялась, что неожиданно для всех отменила это завлекательное мероприятие, чем страшно разочаровала всю свою многочисленную родню, рассчитывающую на халявное угощение в течение трех дней подряд, и очень расстроила ничего не понимающего жениха.

Но, припав к груди потомственного интеллигента в Бог знает каком поколении и поливая горючими слезами его итальянскую сорочку, я все-таки вымолила прощение, объяснив ранешнее согласие выйти за него замуж исключительно помутнением своего и без того слабого рассудка.

Неудавшийся муж, кстати, страдал очень недолго. И ровно через два месяца благополучно сочетался с моей лучшей подругой, которая все это время героически утешала несчастного отвергнутого жениха. Чему я была очень рада. Не люблю, знаете ли, чувствовать себя виноватой! Очень неприятное чувство… А тут – и волки сыты, и овцы целы, и все подряд счастливы!

Я – от того, что на меня больше никто не сердится.

Подруга – от того, что приобрела себе завидного мужа.

А бывший жених – от того, что все-таки женился!

Видимо, именно это последнее обстоятельство и сподвигло тетушку на горячую родственную любовь и заботу по отношению к сирой и убогой внучатой племяннице. А то, что внучатой племяннице ее добра и даром не нать, как-то Клару совершенно не волновало. Потому как, ежели уж тетушка втемяшила что-нибудь себе в голову (то бишь в данном конкретном случае задалась мыслью облагодетельствовать меня и выдать замуж), то отвлечь ее от этого могла только вселенская катастрофа. Да и то ненадолго. Чтобы только кинуть на нее безразличный взгляд и тут же вернуться к задуманному.

Словом, со свойственным ей одной могучим «энтузазизмом» (как она любила пошутить) тетушка очень скоро начала претворять свое решение в жизнь.

Где уж она откопала такое количество холостых молодых и среднего возраста мужчин, жаждущих сочетаться со мной законным браком, я не знаю. Думаю, что она просто тайком давала в газетах объявления типа: «Подарю роскошную дачу привлекательному мужчине без вредных привычек от 25 до 35 лет, желающему соединить свою жизнь с молодой симпатичной девушкой… Качество дачи гарантирую».

Дачи, как я уже упомянула, у тетеньки были нехилые, не скворечники какие-нибудь на пресловутых шести сотках! Так что никакого обмана с этой стороны не было.

Что же касается меня… То тут Кларисса Андреевна немножечко слукавила, вследствие чего, наверное, мое качество женихам не гарантировала.

Потому что симпатичной я не была. Я была очень красивой. Такой, каких мужчины попроще обычно называют офигенной красоткой и боятся, как огня. А состоятельные и привыкшие получать все и сразу мужчины при одном только ее виде сразу ощущали ярко выраженное собственническое желание подгрести такое чудо к себе поближе.

Но вот только прибрать к рукам эдакое сокровище им мешало одно небольшо-о-ое, но очень досадное обстоятельство. Характер у меня, по общему мнению, был прегадкий. Если, конечно, можно назвать гадким характер независимый и очень своевольный.

Я была девушкой простой и покладистой до тех пор, пока на меня не начинали давить. И тогда я просто расставалась с тем человеком, который по недомыслию или по глупости решил на свое несчастье это сделать.

Дело в том, что я органически не выношу, когда мне начинают диктовать условия или советовать, как следует поступать в той или иной ситуации, как правильно реагировать на события или людей, и даже – о, ужас! – как одеваться!

Помилуйте, господа! Ну с чего это вы взяли, что ВАМ лучше известно, что нужно МНЕ, и что хорошо для МЕНЯ? Ведь никто лучше самого человека знать об этом не может! Я же, простите, не лезу к вам со своими советами!

И воспитывать меня тоже поздно! Я давно уже выросла и стала большой девочкой. Я такая, какая есть. И либо вы принимаете меня, либо нет. Третьего не дано! Потому что переделывать себя в угоду кому-то я вовсе не намерена!

«Полюбите меня черненьким, а беленьким меня всяк полюбит!» – примерно так говорил когда-то один очень ревнивый мавр.

Ревнивой я не была, чес-слово! Но с мавром соглашалась целиком и полностью. Потому, видно, и просидела со своей неземной красотой в девках аж до двадцати шести лет. И – заметьте! Нисколько не сожалела об утерянных возможностях. Нет – и не надо. Значит, не мое. Мое от меня точно никуда не уйдет!

Поднесут на блюдечке с голубой каемочкой, да еще и попросят взять, вежливо шаркнув ножкой!

Ну, а если кому-то не нравится мой образ жизни или мои мысли… Это уже не моя проблема! Выбор-то за вами!

 

*  *  *

 

Но вернемся к женихам…

Некоторые из этих новообращенных моей тетенькой претендентов на гордое звание мужа сразу честно и откровенно признавались в своем шкурном дачном интересе. И потому были отпущены мною на волю целыми и невредимыми с пожеланиями счастья и здоровья исключительно из уважения к их правдивости.

Другие же, пытаясь объяснить резко возникшее у них желание на мне жениться внезапно вспыхнувшей пламенной любовью с первого взгляда, получали великолепную возможность ознакомиться с самыми «приятными» чертами моего характера по полной программе. После чего уже сами поспешно убегали прочь, на ходу отплевываясь и бурча, что никакая крутая дача и ничья неземная красота не стоят таких мук от такой заразы.

О каких муках, правда, шла речь, я так и не поняла… Ну, подумаешь, порезвилась немножко девушка! Зубки свои показала. Акульи.

Я ведь, если очень рассержусь, сразу такая невоздержанная на язык становлюсь! Обидеть сильно могу...

Предупреждала ведь честно и с самого начала каждого, что прегадкий у меня характер! Не верили. Ушки при виде красоты такой сразу растопыривали, крылышки в стороны распускали, перышки яркие на груди веером раскладывали… А я девушка серьезная, положительная. Вранья не люблю. Вот и получали, что хотели.

Один, самый умный, наверное, так вообще решил на мне тренинг психоподавления провести! Наивны-ы-й! Я ж по основам нейролингвистического программирования сама давно мастер-класс проводить могу! Жизнь научила! Словом, получил от меня тот самый умный своим же оружием да по своему же, не очень умному, месту...

Между прочим, я голову имела в виду. А вы что подумали?

Долго он еще потом глазки в кучку собрать не мог и пребывал в большом недоумении. А что? Думать же надо, что палка – то, она же о двух концах!

В общем, заставило меня это невиданное нашествие женихов уйти в глубокое подполье. То есть, сбежать из дома и затаиться на одной из тетушкиных дач, костеря всякими нехорошими словами и сами дачи, и тетушку, и ее горячую родственную любовь ко мне.

Дача эта, ранее принадлежавшая последнему Клариному мужу (кстати, самому настоящему графу с польскими корнями), находилась всего в пяти километрах от города, а по окружной трассе до моей работы ехать оттуда было всего лишь пятнадцать минут.

Дело в том, что я работаю врачом в Областной клинической больнице в терапевтическом отделении. А сама больница располагается за городом, прямо рядышком с элитным дачным поселком, в котором я решила переждать наступившие тяжелые времена.

Но тетушка, подгоняемая еще и бредовым желанием подержать мою «кровиночку на коленях до того, как унесет ее из этой юдоли скорби зловещая смерть», все продолжала конвульсивно подкидывать мне теперь уже на работу смертников. (На работу, потому что точно не знала, на какой именно из ее дач я скрываюсь.)

 

Это я, кстати, ее слова цитировала. Про кровиночку-то… Где уж она нахваталась таких неприличных выражений, даже и не представляю, потому как в доме у тетушки бульварных романов отродясь не водилось, я это точно знаю. Она всегда считала такие романы низкопробным чтивом и никогда их не покупала. На наших глазах, во всяком случае. Ну, если только не прятала их потихоньку под подушкой и не читала по ночам тайком от всех… С такой, как она, станется!

Периодически тетушка мне звонила, чтобы держать ситуацию под контролем и не пропустить момента моей капитуляции.

Ага! Как бы не так! Не дождетесь, Кларисса Андреевна!

Но трубку все же приходилось брать в обязательном порядке. Иначе, не услышав ответа, Клара мигом подняла бы на ноги всю полицию в городе и районе, чтобы меня найти. Благо, старых связей у нее было предостаточно.

– Я огорчена твоим таким несерьезным отношением к браку, Софья! – пела она соловьем, затягиваясь по обыкновению сигаретой с ментолом и так шумно выпуская дым, что это было слышно даже по телефону. – А тебе плевать на свою неустроенность! Я это вижу совершенно ясно!

При этом старая аферистка безуспешно пыталась припустить в голос слезу.

– Ты бы хоть надо мной, старушкой, сжалилась! Уж очень хочется перед смертью на твоего малыша полюбоваться! На родную свою кровиночку! Умерла бы я тогда со спокойной душой!

И когда я представляла себе эту сиротинушку-«старушку» с дымящейся сигаретой в ярко накрашенных губах, гелевыми коготками, дующую в ресторане шампусик со своими такими же, как она, подружками – оторвами далеко «за восемьдесят», то начинала совершенно неприлично хихикать и канючить в трубку противным голосом:

– Неправда ваша, Кларисса Андреевна! Я девушка тихая, смирная, замуж очень хочу! Только нет на примете никого подходящего да свободного! Отбить, что ли, у кого-нибудь? Что вы посоветуете? Вы же прожили такую долгую жизнь! Может, чего подскажете бедной девушке?

Тетушка моя терпеть не могла, когда ее назвали по имени-отчеству, да еще и намекали на весьма преклонный возраст. Поэтому сразу после этих слов, буркнув что-то вроде: «Тьфу на тебя, убогая! Достала же ты меня! Живи, как знаешь!» – быстренько отключалась, чего мне и было надо.

 

*  *  *

 

Таким образом я продержалась почти два месяца. То есть весь май и июнь. А в июле стали твориться на даче какие-то странные вещи. Я стала находить в доме следы чужого пребывания.

Сначала я решила, что все это мне показалось. Дело в то, что родилась я под знаком Рыб. И, как все его представители, часто витаю в облаках, мало обращая внимания на окружающую меня действительность. Рассеянная я очень, в общем!

Тем более что следы те были мало заметными. То книжки не так сложены, то шкатулочки передвинуты, то белье в шкафах не так переложено, как было, то стулья сдвинуты с обычного места…

Вот я и решила поначалу, что это мне просто кажется.

Но когда однажды обнаружила немытую чашку на кухонном столе, то крепко задумалась. Потому что сама такого НИКАК не могла сделать!

 

*  *  *

 

Дело в том, что мытье посуды для меня всегда было сущим наказанием.

Напрягаться по жизни я вообще не очень любила, и по мере возможности всегда старалась прилагать минимум усилий для того, чтобы комфортно существовать в этом мире.

Да! Вы все поняли совершенно правильно! Я была не только рассеянной. Я была еще и ленивой! И что?..

Лень, если уж на то пошло, это всего лишь психосоматический признак исправности выработанного за годы эволюции механизма интуитивного распознавания бессмысленности выполняемой задачи. Ясно?

Так что, если разобраться, я не была ленивой. Я была просто умной! Ведь недаром еще более умные древние китайцы говорили:

– Если есть время ждать, то река пронесет мимо труп твоего врага!

То есть сиди и жди! И рано или поздно ситуация рассосется сама собой!

Вот так, по возможности, я всегда и поступала.

А родители почему-то никак не хотели соглашаться с древними китайцами и открыто называли меня лентяйкой!

Несправедливо, согласитесь? И даже немножечко обидно, когда твоих лучших устремлений не понимают даже самые близкие люди!

Лень во мне, однако, самым причудливым образом сочеталась с почти маниакальным стремлением к чистоте. В этом точно были виноваты непреодолимо тяжелые гены немецких предков. И оставить немытую чашку я просто не могла физически!!! Потому что при одном только взгляде на горку немытой посуды моя природная лень сразу начинала упираться и громко вопить: «Наплюй! Вымоешь завтра!» А врожденное немецкое стремление к чистоте и порядку сердито тянуло за шиворот на кухню, укоризненно шепча по пути занудным Клариным голосом:

– Morgen, Morgen, nur nicht heute! – sagen alle faulen Leute!

– Завтра, завтра! Не сегодня! – так лентяи говорят! – покорно бубнила я себе под нос перевод и нехотя тащилась на кухню, страдая от двойственности собственной натуры, причудливо сочетающей в себе русский пофигизм, унаследованный со стороны отца, и немецкую страсть к порядку, полученную с генами от мамы.

– Вот так всю жизнь! – сердито сетовала я при этом, яростно отдраивая посуду мягкой губкой. – Трудно-то как быть полукровкой!

Была бы я только русской – наплевала на всё и легла себе преспокойненько спать! А была бы чисто немкой – просто помыла посуду, не страдая, и все дела!

А тут… Не помоешь – совесть заест! А мыть-то совсемне хочется!

Нет! Все-таки очень трудно существовать бедной девушке с таким раздвоением личности!

Так что посуду мыть я хоть и не любила, но ВСЕГДА аккуратно перемывала ее сразу же после использования. И немытая чашка, найденная на кухне, однозначно говорила о том, что в доме был ЧУЖОЙ!!!

Выпив с расстройства сразу три чашки кофе и получив после этого некоторое просветление в мозгах, я решила взять на завтра отгул, чтобы узнать наконец, кто же бывает здесь в мое отсутствие.

 

*  *  *

 

И вот уже третий час я безрезультатно сидела в мокрых кустах за высокой решетчатой оградой дачи, страдая от укусов крапивы и комаров и ругаясь про себя самыми черными словами из тех, которые знала.

Время шло. Еще немного – и начнет смеркаться. А освещение я не включила, надеясь на то, что долго мне ждать не придется.

«Да, уж… Заманчивая перспектива остаться в темноте один на один с… А с кем, собственно говоря? – вдруг озадачилась я. – Если это грабитель, то почему тогда ничего не украл? Да еще и кофеёк пил, словно у себя дома? И даже немытую чашку оставил, наглец! Или его просто кто-нибудь спугнул?»

Если маньяк… Так маньяки по пустому дому экскурсий не устраивают! Они умные. Свою жертву тщательно выслеживают, высчитывают и вовремя застают!

Что-то мне в этой ситуации совсем ничего не понятно…

Пожалуй, посижу еще с полчасика и пойду домой сушиться! И будь, что будет! – сердито решила я наконец и успокоилась.

Честно отсидев полчаса и окончательно промокнув, я закопошилась в кустах, уже собираясь оттуда выползать, как вдруг уловила боковым зрением темный, быстро приближающийся силуэт, и снова плюхнулась в мокрые кусты.

Ворота у забора, кстати, не имели никакой сигнализации и открывались обыкновенным ключом, потому что тетушка моя была фаталисткой. Она говорила, что, если уж кому-то взбредет в голову влезть в чужой дом, то его никакая сигнализация не остановит, а если не судьба быть ограбленным – и в открытую дверь никто не войдет. Я, кстати, в этом была с ней полностью согласна.

К тому же звуковые сигналы тетушку раздражали. Точно так же, как и утомительная обязанность всякий раз отзваниваться охране.

Вот и замыкали мы кружевные чугунные ворота по старинке – ключиком.

Скоро темный силуэт поравнялся с воротами, задержался ненадолго около них, и я с изумлением услышала, как щелкнул, открываясь, замок!

Пока я изо всех сил выпучивала глаза, пытаясь рассмотреть в темноте, кто бы это мог быть, злодей легко скользнул внутрь и, совершенно не таясь, открыто двинулся прямо к дому!

Приблизившись к парадному входу, он внезапно остановился. Потом подошел к окну и стал всматриваться в глубину помещения.

На фоне освещенного изнутри фонарем окна четко проявилась стройная, высокая, широкоплечая мужская фигура. Лицо и волосы незнакомца рассмотреть не представлялось возможным, потому что он был в капюшоне.

 

Порывшись в карманах, человек едва слышно чертыхнулся, потом, немного помедлил и, к моему величайшему удивлению, нажал на кнопку звонка!

Я так удивилась, что даже немного привстала.

И зачем он это делает? Может, подстраховывается? Проверяет, нет ли кого-нибудь дома?

А потом незнакомец повел себя еще более странно! Повертевшись немного у дверей, он пару раз обошел вокруг дачи и так же быстро направился к выходу.

Когда темная фигура исчезла за углом соседнего коттеджа, я поднялась, не обращая внимания на льющуюся за шиворот воду, и задумалась.

Мои долгие мучения все же не были бесполезными. Я ЕГО увидела. Он действительно существует. Незнакомец, непонятно с какой целью проникающий в чужие дома и ведущий себя более чем странно, судя по моим сегодняшним наблюдениям.

И что же мне теперь делать? Сообщить охране, чтобы усилили патруль? Но тогда уж я точно никогда не узнаю, что было нужно этому человеку на тетушкиной даче! Я же такого не выдержу! Я просто умру от распирающего меня любопытства!

Нет, тайна обязательно должна быть раскрыта! И я сделаю для этого все возможное!

Чихая от попавшей в нос водяной пыли, я добралась до кухни, заварила себе крепкого чаю и добавила в него для профилактики простуды немного «Биттнера». Лето летом, а просидеть столько времени в мокрой одежде было все-таки опасно.

 

Уютно устроившись с чашкой горячего чая в плетеном кресле-качалке и укрывшись шерстяным клетчатым пледом, я задумалась.

Одной мне, конечно, с этим типом точно не разобраться...

Нет, решимости-то у меня хватает! А вот физической силы явно маловато для того, чтобы в одиночку ловить злодеев! Как же быть…

Блестящая идея, как всегда, явилась неожиданно. И решение было так очевидно, что я даже удивилась, отчего не подумала об этом раньше!

О чем я вообще страдаю?! У меня же есть Маня! Лучшая в мире подруга и моя палочка-выручалочка во всех делах!

 

*  *  *

 

С Маней я познакомилась в свой первый рабочий день при довольно интересных обстоятельствах. Она, можно сказать, меня спасла. Ну, если не от смерти, то, во всяком случае, от не очень приятной ситуации. А, если быть точнее, то от домогательств весьма нетрезвого мужика, приехавшего откуда-то из района навестить своего родственника в больнице и с пьяни воспылавшего ко мне пылкой страстью.

Сначала я спокойно пыталась объяснить совершенно невменяемому типу, что находиться в больнице в таком состоянии нельзя.

Он меня, естественно, не услышал. И продолжал хватать за руки, постепенно переходя к другим частям тела. Я, тихо шипя, отдиралась и начинала закипать. Но, помня, что нахожусь сейчас при выполнении служебных обязанностей, сдерживала ярко выраженное желание треснуть придурка чем-нибудь тяжелым в лоб, чтобы наконец отстал.

 

Мужик всё не унимался. Я тихо зверела. И от жестокого членовредительства меня удерживало только осознание того, что лечить потом этого прилипалу придется здесь же и мне.

И в этот кульминационный момент протянувшаяся у меня откуда-то из-за спины крепкая рука ухватила бузотера за шиворот, встряхнула так, что выскочившие у него на лоб глазки сразу приобрели осмысленное выражение, и повлекла к выходу из отделения.

Рука эта принадлежала довольно высокому худощавому человеку в белом халате и шапочке и бирюзовых брюках от хирургического костюма.

Вздохнув с облегчением, я последовала за своим спасителем, чтобы душевно его поблагодарить.

Начинать первый рабочий день с разборок мне как-то не очень хотелось, и я была очень рада неожиданной помощи.

Твердой рукой спустив пьянчугу на первый этаж и сдав секьюрити, человек повернулся, и я открыла рот.

Мой спаситель оказался девушкой! Причем, очень симпатичной! С белокурыми кудрявыми волосами, аккуратно заправленными под шапочку, яркими голубыми глазами, прямым хорошеньким носиком и аккуратным ртом с губками бантиком! Прямо вылитая Барби!

Но смотрела-то я на эту Барби снизу вверх! Хотя сама Дюймовочкой отнюдь не была. У меня был вполне нормальный рост для девушки! Метр шестьдесят восемь! Какой же тогда у нее?!

Видя мое изумление, незнакомка располагающе улыбнулась и пояснила:

– Вы, наверное, с этим впервые сталкиваетесь, доктор? А мы давно ко всему привычные! Тут еще и не такое увидишь! Ничего, справляемся!

И, улыбнувшись еще шире, добавила:

– Кстати, а меня Маней зовут! Я работаю в терапевтическом отделении процедурной медсестрой. А вы, наверное, новенькая?

Я кивнула головой в ответ и тоже улыбнулась.

– Да. Тоже в терапевтическом. С сегодняшнего дня!

После чего мы дружно расхохотались.

Такого человека, как Маня, я никогда раньше не встречала. Слова вылетали из ее хорошенького ротика пулеметными очередями почти беспрерывно. Она замолкала лишь только для того, чтобы сделать глубокий вдох, и неслась дальше.

Мысль, пришедшая в голову, мгновенно облекалась у нее в слова и выпархивала наружу словно выпущенный из силков воробей. Фильтровать мысли, прежде чем их озвучить, Маня просто не умела.

Поток подсознательного. Вот как можно было охарактеризовать ее речь. Она сразу выпаливала буквально все, что приходило ей в голову, совершенно не задумываясь о возможных последствиях.

В начале нашего с ней знакомства я честно пыталась вникнуть в смысл Маниных речей, но потом поняла, что это физически невозможно и кротко смирилась с неизбежным. И скоро уже спокойно могла думать о своем, не особо вслушиваясь в смысл того, что тараторила подруга. Потому что особо важные для нее мысли Маня озвучивала несколько раз. Да так, что не услышать их было просто невозможно!

Иногда даже с применением силы.

Вообще, девушка она была довольно крупная. Росту высокого. Один метр восемьдесят три сантиметра. Не на глазок. Специально ходили с ней, измеряли!

И мышцы у Мани тоже были развиты очень хорошо. В свое время она активно занималась самыми разными видами спорта, начиная от баскетбола и заканчивая тяжелой атлетикой.

Так что сами понимаете, усмирить хилого бузотера ей было раз плюнуть!

Муж у Мани был почти на голову ниже своей супруги и работал водителем на дальних перевозках. Отсутствовал он по нескольку недель и привозил любимой жене из Европы подарки и сувениры.

Тогда Маня, принарядившись и гордо подцепив супруга под ручку, гуляла с ним по своему микрорайону с высоко поднятой головой, радостно здороваясь со всеми встречающимися по пути знакомыми.

Мужа своего Маня уважала и очень боялась. Причем, боялась не за физическую силу, которой невысокий крепыш по имени Василий обладал в полной мере. Нет! Она очень боялась мужу не соответствовать! Потому что при всей своей красоте Маня сильно комплексовала по поводу своего роста.

Издержки того босоногого детства, когда ее называли «дылдой» и «вешалкой», сказывались на моей подруге до сих пор.

И хотя все вокруг, включая меня, убеждали девушку, что она писаная красавица, и что ее рост считается даже маленьким для супермодели, мнения своего так и не изменила. А поэтому делала всё возможное для того, чтобы не давать мужу никаких оснований для недовольства.

Маня была просто идеальной женой!

Вообще, девушка она была очень добрая, отзывчивая и бесхитростная. И, несмотря на свою болтливость, – очень надежный человек. Чужую тайну из Мани нельзя было вытянуть даже клещами!

А еще она всегда давала хорошие советы. Потому что думала сердцем.

И именно Маня была тем человеком, который мог мне помочь в сложившейся ситуации.

 

*  *  *

 

Когда на следующий день я открыла дверь в подсобку, где мы переодевались, то застыла, как соляной столб.

Мурлыча под нос свой любимый романс «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала, В расплавленных свечах мерцают зеркала…», Маня сидела на стуле и производила странные манипуляции, так меня удивившие.

Она то старательно таращила глаза на стенку, изредка взмахивая длинными накрашенными ресницами, то стыдливо опускала их книзу, а потом снова смотрела в верхний угол подсобки.

– Ты чем это занимаешься, подруга? – удивленно спросила я, делая осторожный шажок вперед.

Маня вздрогнула от неожиданности, посмотрела на меня и со вздохом призналась:

– Не хочу терять квалификацию, пока Василька дома нет! Сижу вот тут и тренируюсь! Строю глазки стене!

– Стоящее занятие, ничего не скажешь! – похвалила я. – Ты как, будешь продолжать тренироваться или я могу уже говорить?

Маня тут же бросила придуряться и принялась старательно пялиться на меня, чтобы показать, как внимательно она слушает.

Когда я коротко рассказала подруге обо всем, что со мной случилось, та пришла в неимоверное возбуждение. В результате слова посыпались из нее с удвоенной скоростью, и я совершенно перестала улавливать даже их звучание. Обреченно подождав, пока подруга выговорится, я осторожно уточнила:

– Так ты мне поможешь или нет? Я не поняла!

– Ты что?! Не слышала, что ли?! – обиделась Маня. – Я же только что сказала, что приеду обязательно! Василька не будет три недели. Так что всё это время я целиком к твоим услугам! Уж неужели мы с тобой вдвоем супостата не одолеем? Не впервой, чай!

И, засмеявшись, она так выразительно сунула мне под нос свой внушительных размеров крепкий кулачок, что я сразу вспомнила, как в первый рабочий день Маня спасла меня от пьянчуги и захохотала.

Мы хохотали с ней долго, то затихая, то начиная смеяться с новой силой, пока на шум в подсобку не заглянула нянечка со шваброй и не сказала нам сердито:

– Вы шо, девки, сказились совсем? Це ж вам больница, а не гулянка! Глушите давайте смех!

После чего мы с Маней хором хрюкнули, но смех все-таки «заглушили».

Когда за суровой нянечкой захлопнулась дверь, подруга подсела ко мне поближе и наклонилась. Я тоже придвинулась.

Лицо у Мани сразу стало серьезным.

– И что ты думаешь по этому поводу? – поинтересовалась я.

– Думаю, что просто кто-то решил тебе напакостить и выбрал козой отпущения, – предположила подруга.

– Козлом, ты хотела сказать? – осторожно поправила я ее.

– Это, если мужик, то козел! – на удивление спокойно возразила Маня, подняв тщательно подрисованные с помощью теней бровки. – А ты же женского рода! Значит, коза!

– А-а-а! – понимающе протянула я, невольно соглашаясь с железной логикой. – И кто там меня этой… женского рода… хочет сделать, интересно?

– Знала бы я, так мы бы сейчас с тобой давно уже действовали! – пригорюнилась подруга. – Я вот что думаю, Сонечка! Может, это тебе кто из отвергнутых женихов замстить решил и напугать до колик в животе? Вызнал, где ты сейчас живешь, и пугает!

Я посмотрела на Маню с глубоким уважением, в котором проскальзывало восхищение ее внезапно прорезавшимися мыслительными способностями. Нет! Ну, какая умная у меня подруга, оказывается! Я даже и не предполагала! Такая изумительно простая мысль никогда не приходила мне в голову!

– А ведь и правда! – удивленно подумала я вслух. – Это, если хотя бы треть из них решит мне гадость какую сделать… мало ведь не покажется! Много ошибок было у меня в личной жизни!

– Ладно, чего там, не горюй! Прорвемся! – дружески подтолкнула меня крепким плечом Маня, чтобы поддержать упавший воинственный дух.

Я покосилась на могучие Манины бицепсы и сразу воспрянула духом. С такой подругой, как она, мне не страшен даже Терминатор!

Договорившись обо всем, мы вскоре расстались. Я поехала домой, а она осталась на ночное дежурство.

Завтра была суббота. Самый любимый мной день. Впереди целых два выходных! Можно успеть решить все проблемы!

 

*  *  *

 

Зная, что подруга обожает поесть и приедет ко мне сразу после ночного дежурства и голодная, я с утра затеялась печь пироги.

Получились они у меня просто загляденье! Пышные, румяные, ароматные. Я даже слопала один, самый здоровенный, не дождавшись подруги, с пылу, с жару. И кота соседского приблудного тоже угостила. Он тут у меня за это время уже успел освоиться и прикормиться.

Маня явилась ровно через полчаса. До икоты перепугав мирно доедавшего у крылечка свое угощение котяру, подруга ураганом пронеслась на веранду и с ходу кинулась к накрытому столу.

– Куда?! – рявкнула я, когда она нахально ухватила самый румяный пирожок и целиком запихала его в рот, замычав от удовольствия. – А кто руки с дороги будет мыть?! Медработник, называется! Тьфу! Съешь еще какую-нибудь заразу, и мучайся потом с тобой и твоим поносом на пару! А у нас на повестке дня, то есть ночи, поимка и обезвреживание супостата, если ты еще помнишь!

– Фефяс… – пропыхтела Маня, торопливо дожевывая выпечку, хватая следом следующий пирожок и умоляюще скашивая на меня плутовские глазки. – Офень куфать хофефся! К тебе фпешива, не поева даже! Пвоговодавась я! Офень!

Глядя на Маню, уплетающую пирожки со скоростью света, я захохотала, окончательно успокоилась, и всё произошедшее позавчера вечером показалось мне вдруг совсем не страшным. Уж вместе-то с Маней мы во всем разберемся! Можете не сомневаться! Вместе мы страшная сила!

Следующие несколько часов мы готовились к засаде.

Место, которое я выбрала для этой цели, Маня забраковала сразу и безоговорочно, популярно объяснив, что здесь при свете фонарей мы с ней будем видны, как на ладони.

– Я же девушка рослая… – стеснительно проговорила она. – Меня на ровном месте издаля видно будет. Надо бы за чем-нибудь спрятаться!

– Беседка подойдет? – деловито осведомилась я, признав Манины аргументы весьма убедительными.

– Вполне! – обрадовалась та. – Пойдем туда лежку устраивать!

– Чего устраивать? – озадачилась я.

– Лежку! – важно повторила Маня. – Ну, то место, где мы с тобой лежать будем! А то, если долго сидеть, то устанем и выдадим себя!

Нет, в Мане точно пропал когда-то великий стратег!

В десять часов, когда уже начинало темнеть, мы с подругой пошли на дело.

Устроившись со всеми удобствами на мягком пледе и положив рядом прихваченную в качестве оружия тяжелую чугунную сковородку, найденную на чердаке, Маня, забывшись, замурлыкала себе под нос любимый романс:

 

У Вашего крыльца не вздрогнет колокольчик,

Не спутает следов мой торопливый шаг…

 

Я зажала певице рот рукой и злобно прошипела:

– Это я сама тебе сейчас чего-нибудь спутаю, если немедленно не замолчишь!

Подруга испуганно вытаращила глаза, выплюнула мою ладонь и взволнованно зашептала:

– Прости! Уж больно тут хорошо у тебя! Благостно так! Прямо душа сама поет!

– Вот и пусть поет! Про себя! – буркнула я, вытирая выплюнутую Маней руку о джинсы. – А то точно нашего супостата спугнем! Забыла ты, что ли, зачем мы с тобой здесь сидим?

Подруга тут же прониклась важностью момента и активно закивала головой, соглашаясь. Я тоже замолчала, тараща глаза на дорожку.

 

Сидели мы с Маней, надо сказать, не очень долго. Около часа, наверное. Или чуть больше. Точнее сказать не могу, потому как часов с нами не было, а мобильники мы оставили дома, чтобы они случайно не выдали нас сигналом, ежели кто не вовремя позвонит.

Устав от лежания, я решила потянуться, потому что затекла рука, на которую я опиралась. И только начала приподниматься, как где-то неподалеку от нас, за забором, громко треснула ветка.

Маня с такой силой дернула меня вниз, что я буквально плюхнулась на землю, больно ударившись при этом коленом о какой-то некстати подвернувшийся камень.

От стона я удержалась только потому, что чувство самосохранения требовало полной тишины.

Ошарашенно моргнув, я повернула голову к воротам, и в полном изумлении уставилась на внезапно возникшую в саду фигуру.

Злодей, которого мы подстерегали, появился так быстро и неожиданно, что Мане пришлось резко податься назад всем телом, чтобы не быть обнаруженной им раньше времени.

Надо сказать, что место для дислокации мы выбрали очень удачно.

Садовые фонари, хорошо освещая парадное крыльцо и дорожку, оставляли в тени беседку, за которой затаилась наша группа захвата.

Я смотрела во все глаза и, признаюсь, фигура эта меня очень впечатлила!

По дорожке, ведущей к дому, быстро шел высокий, великолепно сложенный и явно очень сильный мужчина. Судя по той стремительности, с которой он передвигался, злоумышленник был довольно молод.

Подойдя к дому, он на минуту остановился. Потом достал из кармана связку ключей и стал открывать двери.

Мы с Маней от такой наглости просто оторопели и растерянно переглянулись.

Я-то ждала, что грабитель предварительно походит вокруг дачи, как в прошлый раз, разведает обстановку, а уж потом… А он… Каков наглец, а?! Сразу в дом полез!

Первой из нас сообразила, что нужно делать, конечно Маня. Указав на фонарь, она выразительно сделала пальцами такой жест, словно выключала свет.

Кивнув головой, я нащупала на стене кнопку выключателя и нажала на нее. Раздался легкий щелчок, и нас накрыла спасительная темнота.

Маня шепнула мне на ухо:

– Ну, что? Будем брать супостата, пока его глаза к темноте не привыкли?

Я согласно кивнула и нервным жестом подвинула ей орудие нападения.

Слившись со стеной, Маня словно ниндзя просочилась за беседкой и, резко бросившись вперед, изо всех сил треснула злодея сковородкой, которую сжимала в руках.

Глухо охнув, тот рухнул на землю.

– Двери быстрей открывай! – скомандовала подруга, подхватывая под руки потерявшего сознание злоумышленника. – Я затащу, и мы с тобой быстренько его свяжем! Потому что даже вдвоем не справимся, когда в себя придет! Вон какой бугай! И тяжелы-ы-ый! – кряхтя, добавила она.

Затащив мужчину в дом и включив свет, мы быстренько его связали и, только почувствовав себя в безопасности, смогли рассмотреть добычу. А когда рассмотрели, то ошалело переглянулись и снова уставились на нее. На добычу, то есть…

– О-бал-деть! – с каким-то легким придыханием по слогам проговорила Маня срывающимся голосом. – Это если такие красавцы в грабители идут… Куда ж тогда мир катится, а?!

– Ты бы поменьше на красивых мужиков пялилась! – прошелестела я в ответ, в изумлении разглядывая поверженного Маниной рукой незнакомца. – Ты у нас женщина замужняя! У тебя Вася вон есть!

– Так это же не мешает мне эстетически оценивать такой великолепный мужской экземпляр! – спонтанно выдала Маня, и я поняла, что когда-то явно недооценила уровень ее интеллекта! Таких слов Маня при мне никогда раньше не произносила…

Вот ведь как благотворно красота на людей-то действует!

Он лежал перед нами на ковре в прихожей. Рослый, смуглокожий, широкоплечий, молодой брюнет с идеальной стрижкой, четко вылепленным красивым подбородком, высоким лбом, широкими прямыми бровями и аристократическим орлиным носом с небольшой горбинкой.

Изящный рот с прихотливо изогнутой верхней губой был крепко сжат, а длинные, густые и такие чуждые на этом мужественно-красивом лице ресницы, бросали таинственные тени на аскетические щеки.

Кого-то он мне напоминал… Но вот только кого, я никак не могла вспомнить… Мешало странное стеснение в груди и учащенное сердцебиение.

 

И мне почему-то вдруг стало очень страшно, что этот красавец никогда не очнется…

Но уже в следующее мгновение пушистые ресницы дрогнули, и на меня в упор глянули удивительной синевы глаза, еще немного туманные после мощного Маниного удара.

– Простите...

Мужчина сделал попытку подняться, и его удивленный вид, когда он понял, что связан, поразил меня в самое сердце. Ну, не может быть, чтобы человек ТАК играл! Он действительно очень удивлен и не понимает, что происходит! Похоже, мы с Маней крупно ошиблись!

Но тогда зачем он пытался проникнуть в чужой дом?!

И вдруг недоумение на красивом мужском лице сменилось понимающей и такой невероятно обаятельной улыбкой, что я перестала дышать и на мгновенье выпала из реальности. Потом сердце дрогнуло и слабо заныло.

Янервно сглотнула и уставилась на Маню в поисках поддержки, а Маня точно так же уставилась на меня.

В этот момент раздался приятный, слегка севший голос:

– Софья! Вы меня не узнаете? Я Владислав Замойский, родной внук покойного супруга вашей тети, Феликса Эдуардовича! Мы с вами встречались на похоронах моего деда…

Он пошевелился, невольно сморщился и добавил:

– Нас тогда не успели представить друг другу, потому что вы ушли сразу после отпевания. Вы еще стояли справа от Клариссы Андреевны. Помните?

Чувство огромного облегчения охватило меня, когда я поняла, что произошла досадная ошибка.

Не дожидаясь моего сигнала, Маня резво кинулась развязывать пленника с такой же скоростью, с которой его связывала.

Когда путы наконец были сняты, и Владислав размял покрасневшие кисти рук (а сноровка у Мани, однако, оказалась что надо!), мы прошли в гостиную, чтобы наконец объясниться.

Пока подруга заваривала на кухне чай и накрывала на стол, то и дело бросая на Владислава очумелые взгляды, я оказывала первую помощь.

Шишку ему Маня посадила, конечно, знатную, но сотрясения мозга, к счастью, не было.

Внимательно осмотрев потерпевшего и с некоторым удивлением обнаружив, что руки почему-то дрожат у меня, а не у него, я приложила к ушибленному затылку Владислава лед из холодильника и приготовилась слушать его историю.

Все оказалось до безобразия просто. А нам с Маней в детстве нужно было поменьше читать детективов. Тогда бы и в мокрых кустах прятаться не пришлось, и жилось бы намного спокойнее…

Ночной гость поведал, что в последнюю встречу, буквально за несколько дней до смерти, Феликс Эдуардович подарил ему фамильный перстень.

– Мы с дедом – единственные потомки мужского рода младшей ветви польских графов Замойских, – рассказывал он. – Род наш восходит к пятнадцатому веку. Отец, к сожалению, умер, когда я был совсем маленьким. Меня назвали Владиславом в честь Владислава Замойского, известного польского государственного деятеля, дипломата и участника польского восстания в ноябре 1830 года.

При этих словах он пожал плечами и обаятельно улыбнулся.

– Что делать! Мой двоюродный пра-прадед действительно был мятежником и участвовал в национально-освободительном восстании против власти Российской империи на территории Царства Польского! А после подавления восстания эмигрировал в Париж. Свобода Польши так и осталась его хрустальной мечтой! Тот Владислав приходился старшим братом моему пра-прадеду, который жил и служил в России.

Этот фамильный перстень-печатку старший Замойский передал моему прадеду, когда тот был у него в гостях в Париже, потому что сам не оставил потомков мужского рода. А перстень передается из поколения в поколение только по мужской линии. После смерти прадеда перстень по наследству перешел к Феликсу, моему деду, с которым вы, Софья, были хорошо знакомы.

Я согласно кивнула головой. Да, с Феликсом Эдуардовичем мы действительно были дружны. Удивительный был человек! Таких сейчас нет. Умный, интеллигентный, ироничный и до последних дней – галантный мужчина.

И еще я поняла, почему лицо Владислава показалось мне знакомым. Он был очень похож на своего деда.

Увидев мою реакцию, тот удовлетворенно кивнул и продолжал:

– И в мой последний приезд сюда дед в присутствии Клариссы Андреевны торжественно вручил перстень мне как единственному отпрыску мужского рода нашей фамилии.

– А что за перстень-то? – не выдержала все-таки Маня. – Как он хоть выглядит?

При этих словах Владислав посмотрел почему-то на меня своими таинственно мерцающими синими глазами и ответил:

– Это перстень-печатка с изображением графского герба рода Замойских. Хотите, я его нарисую?

Мы с Маней синхронно кивнули.

Владислав достал из кармана ручку и стал быстро набрасывать на салфетке эскиз герба, одновременно объясняя нам, что это значит.

– В расчетверённом щите накинут щиток, в красном поле которого расположены звездообразно три золотых копья, причем, среднее – острием вниз. В полях щита голубое и золотое накрест. В первом – золотой лев влево, а в четвёртом – такой же лев вправо; во втором же и третьем по каменной башне.

Внимательно выслушав эту часть, Маня несильно пихнула меня в бок локтем, а когда я вопросительно посмотрела на нее, дурашливо свела глазки к переносице.

Я укоризненно покачала головой, и подруга, виновато пожав плечами, тут же сделала вид, что внимательно слушает.

А Владислав, не заметив наших манипуляций, продолжал объяснять.

– Щит накрыт графской короной, над которой четыре шлема с золотыми решетками и такими же медалями на золотых цепях, все увенчанные дворянскими коронами.

Как вы поняли из моего рассказа, – располагающе улыбнулся он, закончив рисовать, – для нас это не просто драгоценность! Это семейная реликвия. И именно из-за меня она пропала. Я же не смогу спокойно жить до тех пор, пока не найду пропавший перстень!

– А как случилось, что он потерялся? – снова подала голос любопытная Маня. – И почему вы ищете его здесь?

Владислав отложил салфетку с эскизом в сторону.

– Так я его в тот раз не забрал! – пояснил он, пряча ручку в карман. – Прямо отсюда я должен был ехать в аэропорт. Уезжал в командировку на неделю, вот и побоялся взять его с собой. Поэтому попросил позволения у деда забрать его чуть позже. Дед, конечно же, согласился, и Кларисса Андреевна убрала его в письменный стол.

Но когда вернулся... – тут он грустно вздохнул. – Попал как раз на дедовы похороны. Не до перстня как-то было, сами понимаете… А на прошлой неделе позвонил Клариссе Андреевне, и она мне сказала, что не трогала перстень с того самого дня, как дед отдал его мне. Попросила приехать, вручила ключи от дачи, чтобы я смог его забрать.

Он пожал широкими плечами и добавил:

– Но перстня, к моему удивлению, в столе не оказалось. Я сообщил об этом вашей тетушке. Она сказала, что никуда его не перекладывала, и попросила меня поискать получше. Может, предположила она, он завалился куда-нибудь, или дед переложил в другое место, не предупредив. Вот я и искал его здесь все это время!

Владислав посмотрел на меня и виновато добавил:

– Кларисса Андреевна заверила меня, что дача пустует, и я никого не побеспокою! Она, вероятно, не знала, что вы тут живете, иначе обязательно бы меня предупредила, и я не попал бы в такую дурацкую ситуацию! Вы уж простите, Бога ради, Софья, за то, что так напугал вас!

И добавил с непередаваемой интонацией, от которой у меня внутри все сладко сжалось:

– Один плюс во всем этом все-таки есть! Я очень счастлив познакомиться с вами!

– Ага! – смешливо буркнула Маня из-за моего плеча. – Особенно с моей сковородкой!

Мы с подругой смущенно переглянулись и… засмеялись. Владислав присоединился к нам.

Мы сидели втроем в гостиной, глядя друг на друга, и уже хохотали, хохотали до слез, пока не ушло напряжение, вызванное всеми предыдущими событиями.

«И как же хорошо, – думала я при этом, – что нет никакого злоумышленника! А была просто случайность, которая привела сюда такого приятного во всех отношениях мужчину!»

– А хотите, мы с Маней поможем вам в поисках раритета? – отсмеявшись, предложила я. – Только сначала выпьем чаю с плюшками! А то у меня на нервной почве всегда аппетит прорезается!

После веселого чаепития мы еще часа полтора дружно ползали по всем углам в поисках перстня, но так ничего и не нашли. Перекусили еще раз, уже в час ночи, и, разбежавшись по своим комнатам, мгновенно уснули.

Утром, сразу же после завтрака, Маня уехала домой, сославшись на какие-то появившиеся у нее неотложные дела, а мы с Владом, как он просил себя называть, стали просматривать дачу метр за метром.

Потом немного погуляли у речки и вернулись к поискам перстня уже после обеда, который я приготовила на скорую руку.

Вечером он уехал, предварительно испросив у меня позволения вернуться сюда в понедельник, чтобы продолжить поиски.

Словом, искали мы с Владом перстень таким образом больше двух с половиной недель. Тщательно перебрали все старые вещи, шкафы, книжные полки и ящики, досконально просмотрели чердак, но так и не нашли.

Зато я очень с ним сблизилась. И скоро мы поняли, что не можем жить друг без друга.

 

Спустя еще три недели Владислав сделал мне предложение. Его глаза светились такой нежностью и любовью, что мое сердце сладко таяло, как шоколадка на солнце...

Конечно же, я ответила «да»!

Когда отгуляла веселая свадьба и счастливый новобрачный пошел провожать последних гостей, ко мне подошла Клара и молча протянула бархатную коробочку.

 

– Как? Еще один подарок?! – невольно удивилась я, принимая ее.

– Ты посмотри сначала, – хмыкнув, посоветовала тетушка.

Я открыла коробочку и остолбенела. На бархате цвета бургундской вишни покоился старинный массивный перстень, с красным эмалевым полем, на котором звездообразно пересекались три золотых копья, среднее острием вниз. В полях щита голубых и золотых были изображены золотые львы и каменные башни…

От жуткой догадки у меня пересохло во рту.

Я подняла глаза и ошеломленно посмотрела на спокойно стоявшую передо мной старую интриганку.

– А что мне еще оставалось делать? – спокойно подтвердила тетушка, пожимая плечами и осторожно выдыхая в сторону тонкую струйку дыма, пахнущую ментолом. – Замуж ты идти никак не хотела! А я долго ждать не могу. Возраст подпирает, я же все-таки не вечная! Могла бы совсем не дождаться…

И довольно ухмыльнулась.

– Зато как славненько все получилось, верно? Несколько молодых симпатичных мужчин из брачного агентства… Куча заманчивых объявлений… И под самый занавес – десяток нанятых мной молодых актеров местного театра! И всё! Готово! Ты сама сделала то, что мне было нужно!

Удрала из дома, поселилась здесь. Ты же всегда любила эту дачу больше всех остальных, я знала это! Ну, а появление Владислава всего лишь дело техники. Я всегда была уверена, что вы с ним просто созданы друг для друга, да только никак не получалось у меня вас познакомить!

Вот я и сделала так, чтобы ваша встреча состоялась. И – вуаля! Вы вместе и счастливы. А я теперь могу умирать со спокойной совестью!

И тетушка выразительно повела вокруг рукой с дымящейся сигаретой.

Меня просто затрясло от возмущения.

Эта… Не знаю даже, как ее назвать… Аферистка! Интриганка! Самым бессовестным образом манипулировала окружающими ее людьми и с потрясающей наглостью открыто в этом признавалась!

А тетушка, понимая, что со мной происходит, со вздохом пояснила:

– Владислав мне всегда очень нравился! Мальчик из прекрасной семьи. Умен, красив, хорошо воспитан! Да и характер у парня золотой. Вот и пришлось немного подсуетиться, ты уж меня прости!

И, глядя на мое ошеломленное лицо, снова ухмыльнулась:

– Перстень-то отдать не забудь! Скажешь, что нашла. Случайно. Вот муж-то обрадуется! Фамильная драгоценность все-таки!

С этими словами любимая тетушка небрежным щелчком ловко выбила из пачки еще одну сигарету и достала из сумочки зажигалку.

 

Я глубоко вздохнула. Потом медленно выдохнула. Посмотрела еще раз на кольцо. Потом на Клару…

И, шагнув вперед, с чувством глубокой любви и благодарности нежно обняла за хрупкие птичьи плечики эту совершенно невыносимую, отвратительно эгоистичную, лишенную всяких нравственных принципов бессовестную старуху.

Персонального ангела-Хранителя, посланного мне Богом…

 

© Нина Штадлер, текст, 2017

© Книжный ларёк, публикация, 2017