Ренарт Шарипов. О двух стилях жизни

О ДВУХ СТИЛЯХ ЖИЗНИ,

или МИНУС НА МИНУС НЕ МОЖЕТ ДАТЬ ПЛЮС

Запад – есть Запад,

Восток – есть Восток,

Они никогда не сойдутся…

Р. Киплинг

Не могу не сравнивать – причём ежедневно, свою жизнь в «Совке» и современную. С тех пор жизнь изменилась весьма серьёзно и, во многом, далеко не в лучшую сторону.

Мы утратили веру в будущее, уверенность в завтрашнем дне. Мы просыпаемся с тревогой – что-то будет завтра? Чем нас порадуют власти? Очередным законом, запрещающим нам то-то и то-то, или указом, предписывающим нам уплатить в казну ещё больше из нашей и без того скудной зарплаты? В советское время человек подходил к своему почтовому ящику с затаённой радостью, с ожиданием приятного сюрприза. Знал – там должно лежать письмо от родителей, или открытка к празднику. Телеграмма с поздравлением. Если пришло уведомление с почты – значит, надо идти за посылкой: из Средней Азии родня прислала обещанные виноград и дыни.

Сейчас я подхожу к ящику с чувством тоски и уныния. Знаю – ничего хорошего там не ждёт. Родственников в Средней Азии уже нет. С родителями и друзьями я поговорю по сотовому, и договорюсь о встрече. Стало быть, в ящике ничего хорошего не лежит. Разве что очередная квитанция об уплате квартплаты, растущей в геометрической прогрессии к размеру заработной платы, уведомление с почты – значит, у тебя нашлись некие неизвестные тебе долги и судебные приставы призывают тебя к ответу. Может, ты ничего и не должен, но надо это ещё доказать, побегать, потратить нервы и время... Кровь из тебя выпьют по любому. Вокруг – вампиры. Когда ящик пуст – это уже повод для радости. В наше время отсутствие новостей – это уже хорошая новость. А это означает, что мы уже радуемся пустоте, которая всё нарастает в наших душах, ибо нет больше сил терпеть вал негатива и зла, который так и прёт на тебя со всех сторон… Лучше пустота, чем зло.

Впрочем, может не всё так уж и плохо в нашей жизни? Мы, конечно, многое утратили, но ведь должна же быть за это какая-то компенсация?

В качестве компенсации за утраченный духовный комфорт, в сознание людей наконец вошло понятие бытового комфорта. В советское время для большинства людей это было чем-то незнакомым. В нашу жизнь вошли прочно прокладки, памперсы, средства для мытья посуды, сотовые телефоны, компьютеры, стиральные машины-автоматы и многое другое, о чем человек советский или не имел представления вообще, либо же для него это представлялось предметом роскоши. Помню, как мама и папа вздыхая мечтали о стиральной машине «Вятка», утирая пот со лба во время воскресных стирок. Они, эти стирки, порой, превращались в настоящую каторгу. Помните ещё те цилиндрические адские машины? Пар от них стоял столбом по всей квартире, и отжим был ручной, надо было с натугой вращать рукоятку… к тому же эти цилиндры со стальным пропеллером внутри, как у истребителя времен войны, часто ломались, и тогда приходилось стирать вручную. Но «Вятка-автомат» была практически недоступной мечтой – её можно было видеть только в газетах или рекламных роликах в кинотеатрах. Да-да, и в советское время была реклама. Обычно перед сеансом в кино прокручивали ролик – нахваливали ту самую «Вятку», какой-нибудь фотоаппарат «Ломо-компакт», или горячо призывали покупать облигации государственного займа. Последний ролик, надо сказать, был сделан вполне в настоящем западном рекламном стиле. Бедная молодая семья приобретала облигацию (или, кажется, родители дарили её на свадьбу) – и в одночасье молодожёны оказывались в шикарной трёхкомнатной квартире со «стенкой», хрусталём, коврами, а под окнами призывно бибикали «Жигули»… Слюнки у людей текли на такой коммунизм! Но это было только кино. Это было так же виртуально для простого советского человека, как баллада о доблестном рыцаре Айвенго или сказка об Электронике – мальчике из чемодана.

Не было в продаже элементарных вещей, но в ту пору, казалось, никто и не страдал особо от их отсутствия. Помню, в детстве, гостя у бабушки с дедушкой в райцентре, наткнулся на очень солидные запасы пластилина. Был я находке крайне рад, налепил себе разных зверушек и с наслаждением играл. Лишь позже выяснилось, что дедушка был этим недоволен, поскольку берёг пластилин не для моей игры, а на зиму – замазывать окна. Знать, замазки в местном хозмаге не было, а детского пластилина – хоть пруд пруди! Так что, когда я, наконец, уехал в Уфу, моих зебр, гиппопотамов, львов и слонов – плоды детского творчества, собрали и всё-таки пустили на законопачивание окон. Победила не молодость, а – грубая реальность…

В Уфе она, то есть замазка, кстати, была. А в Москве, говорят, даже и туалетная бумага имелась, но мы не имели о ней представления вплоть до начала ельцинских реформ. Люди подтирались ватой, газетой «Правда» с портретами официальных лиц, салфетками, стыренными из заводской столовой – чем угодно. В одной, весьма и весьма обеспеченной, даже «блатной» семье, у которой в просторной сталинской (а стало быть – элитной по тем временам для Уфы) квартире, я впервые в начале восьмидесятых увидел на полу немецкий линолеум и финскую сантехнику в ванной, – вообще был в этом плане абсурд. У роскошного финского компакт-бачка, на фоне ослепительно-белого кафеля, висела на гвоздике… старая майка! Её использовали в качестве подтирки. Зловонная майка, хаотично и прихотливо испещренная коричневыми мазками, будто картина художника абстракциониста, однако отнюдь не пробуждала эстетических чувств и, надо сказать, весьма портила впечатление от действительно шикарной по советским временам ванной комнаты, да и о самих людях создавала нелестное впечатление… О древнем мусульманском элементарном способе соблюдать гигиену без помощи бумаги – теплой водой из кумгана – большинство советских людей как-то не догадывалось. А способ, при наличии горячей воды в квартире, самый удобный, чистый и даже экологичный – нет нужды переводить древесину на говно. И майка чистой остаётся…

Младенцы, как водится, ссали в пелёнки и эти тряпки приходилось без конца стирать, что тоже не добавляло особой свежести советскому быту. Детский матрасик, в жёлтых и коричневых разводах, вывешенный на просушку на балконе или во дворе – привычная примета советского времени. А представьте, что творилось, если в доме был немощный старик или неподвижный инвалид? Но о такой вещи как памперсы, советская промышленность даже и не помышляла. Она решала более крупные задачи. Нужно было летать в космос и догонять-перегонять Америку… Мы вечно играли в эти догонялки, если нам не надо было думать о своём хлебе насущном. А тогда надо было идти в простой советский гастроном.

Советские гастрономы… Ох, да, гастрономы. С одной стороны – вожделенная вещь для советского человека, а с другой стороны, как и любой объект страсти – настоящий бич. Начав ходить по магазинам довольно рано, – сначала с мамой, а потом и самостоятельно, я уже тогда смутно догадывался, почему в них не хватает продуктов. Бабушки! Ретивые, энергичные советские бабки, обеспеченные государством бесплатным здравоохранением и неплохой пенсией, ни фига не беспомощные, сметали всё с прилавков, пока люди трудоспособного возраста находились на работе. Сметали жадно, алчно, будто завтра война, будто завтра в поход. Потом видимо стратегические запасы гнили, сохли, плесневели по кладовкам и чуланам, а кому-то (у кого в семье не было такой хозяйственно-воинственной бабули) не хватало элементарных вещей. Так, мне кажется, и возникал дефицит.

Очереди за разными видами мясопродуктов (каждый из них завозили в магазин в своё определённое время) создавали всё те же бабушки-старушки. Видимо, им это заменяло клуб или работу. Чувствовали, во всяком случае, они себя в этой склочной, затхлой, ими же и создаваемой атмосфере, как рыбы в воде. В очередях они с истинным наслаждением общались, переругивались между собой и хаяли Советскую власть. Хаяли это точно, помню, и весьма часто, громко, не боясь никакого КГБ. За что хаяли? За то, что продукты были слишком дёшевы, что их можно было сметать с прилавков подчистую? Или за бесплатную медицину и систему здравниц, позволившую им, выйдя на пенсию, безболезненно простаивать в магазинах многие часы, ругаться, расталкивать всех многопудовыми телесами в общественном транспорте? И бабки-то какие были все могутные! Стоит, бывало, в магазине, трамвае, на почте, вокзале эдакая палеолитическая венерища в зелёном или лиловом драповом пальто, почти лопающемся на десятиведерной груди, необъятной спинище и неохватном заду, горластая, уверенная в своих правах, расставив чугунные локти и железобетонные ноги – и не обойти её и не объехать! Прола из романа Оруэлла – да и только! Не чета нынешним старушенциям, тихим, еле ноги волочащим… Весьма жизнеспособное было поколение. Богатыри, не мы!

Сейчас самые жизнестойкие пенсионерки из магазинов, где всё стало дорого, переместили свои стихийные женсоветы в поликлиники, ибо медицина осталась номинально бесплатной. Помню, однажды реально приспичило пойти за больничным – скрутил неожиданный и острейший приступ остеохондроза. Вот тут-то я и припомнил свои детские магазинные эпопеи! Только бабки стали пожиже и потише. Но ухватки стояния в очередях своих богатырок-предшественниц не утратили – отнюдь! Когда я, после нескончаемого потока бабок, наконец, попал на приём – в аккурат к концу рабочего дня, – врачиха тихо выругалась, выписывая мне лекарства и процедуры: «Болеют – не болеют, а с шести-семи утра приходят, как на вахту – работающих людей с больничными из-за них обслуживать не успеваем…». Может, уже пора делать отдельные социальные больницы для пенсионеров? Почему бы и нет? Ведь для детей существуют отдельные поликлиники. А пожилой человек – это уже определённая возрастная категория. У него и психика другая. Или устройте уже, наконец, альтернативную службу в армии, наберите из тех, кто сейчас «косит армейку», волонтёров и обслуживайте пенсионеров на дому! Ведь пенсионерам надо не столько, чтобы их лечили (от старости и хронических заболеваний уже не вылечат, а скорее залечат!), а чтобы их выслушали, оказали им внимание, уважение. В конце концов, они это заслужили! Пусть волонтёры приходят к ним на дом в белых халатах, слушают их, кивают согласно в ответ, приносят им лекарства и продукты. И сколько проблем сразу решится! В вузы перестанут идти разные субпассионарии, не желающие учиться, тупо просиживающие студенческую скамью и коптящие небо митрофанушки – лишь бы не служить в армии. Больницы для людей трудоспособного возраста тут же разгрузятся, и пожилые люди перестанут всех раздражать…

Была ещё одна проблема в советских универсамах – аналогах нынешних супермаркетов – очереди создавались не только за определёнными видами мясопродуктов (бабки знали досконально, до минуты, когда привезут кур, когда колбасу, пельмени, фарш, котлеты, а когда рагу), а ещё и в кассу. Но бабушки здесь уже не при делах. К вечернему часу пик в магазине их уже не бывает – нагорланившись всласть, навоевавшись и набив авоськи под завязку – курами, пельменями, фаршем, рагу, колбасой, котлетами, вразвалку, как сытые гусыни, идут они на заслуженный отдых. За то время, которое было ими потрачено на стояние за полуфабрикатами, вполне можно было приготовить полноценный обед из натурального мяса…

Итак, универсам на улице Зорге, в Уфе… Восемьдесят четвёртый год – тот самый, оруэлловский. Семь часов вечера. До закрытия магазина остался всего один час. Как раз в это время хлынул, наконец, рабочий люд. Но… на прилавках кроме хлеба и молочных продуктов, путного уже ничего нет. Не берёзовый же сок на ночь пить? Что ж делать? Ладно, с «молочкой», вроде бы проблем нет, её привозят исправно и бесперебойно – и с утра и с вечера: свежее молоко, сметану, кефир, ряженку, творог, копеечные, но вкуснейшие сырки… Среднестатистический советский рабочий человек потреблял очень большое количество хлеба и молочных продуктов – видно в качестве компенсации за дефицит мяса. Мясное в изобилии жрут в тех счастливых семьях, где есть боевые бабки. Но такие кадры есть далеко не у всех – они сосредоточены в потомственных рабочих городских семьях. А в Уфе уже больше половины населения – приезжие в первом поколении, у которых бабушки-колхозницы остались жить по деревням. Они держат кур и телят, но до них ещё ведь добраться нужно. А белок-то нужен всем и сейчас…

Этот товар взять не проблема. Но тут другая беда. У кассы скапливаются толпы злых, орущих, уставших после работы покупателей. Касс в магазине шесть. Но работает только одна кассирша, да и та явно не торопится с обслуживанием. Остальные кассы наглухо заперты. В ответ на вопли усталых людей, измотанных работой, изнурительными поездками в общественном транспорте, голодных, желающих поскорее добраться домой, тучная кассирша в неопрятном халате, лишь поводит дебелой грудью и пренебрежительно фыркает. Ей-то спешить некуда, она живёт рядышком, и всё что нужно к столу, у неё уже – есть. И она – всегда сытая. Служба у неё такая, понимаете? Но голодные, усталые люди этого понимать не хотят, они кричат и возмущаются всё громче. Из недр служебных помещений на истошные вопли выглядывает товаровед – ещё более дородная и пышная, не спеша, вальяжно подпиливает наманикюренные ногти на пухлых, как сосиски (которых уже лет пять в магазин не завозят) пальцах, пожимает округлыми плечами и вновь величественно удаляется в святая святых… А до директора магазина вообще не достучишься. Да и кто его вообще своими глазами видел, это недоступное простым смертным божество? Ну а где же кассирши? А кто где… У всех свои неотложные дела. Кто делает маникюр, кто – педикюр… Вроде все официально на работе, а кассы – заперты…

И во Дворце спорта после хоккейного матча, и в цирке после представления, и в кинотеатре «Искра» после кассового фильма – одна и та же картина – толпа народа давит друг друга у единственной открытой двери, хотя их предусмотрено или пять, или шесть, или, как минимум, четыре… В трамвае, троллейбусе или автобусе, даже в самый час пик задняя и передняя двери никогда – видимо из принципа, не открываются водителем – и озверевшая толпа прёт в две единственно открытые двери посередине. Люди лезут друг другу по головам, матерятся, задыхаются… истошно плачут маленькие дети, задышливо стонут беременные женщины… у молодых мужиков доходит до мордобоя. Наконец транспорт, не спеша, будто тоже делает маникюр, трогается, унизанный гроздьями висящих на подножках людей…

Счастливы только обладатели личного автомобиля – но их единицы, – да начальство, едущее на работу и с работы на персональных «Волгах». Дороги-то полупустые… – ехали с ветерком. Сейчас автомобили – и не какие-то там древние «Волги», а суперсовременные иномарки, – есть у подавляющего большинства населения, но легче на дорогах не стало. Бесконечные пробки, аварии… Тот же отчаянный, с детства знакомый мат слышится на уфимских улицах – только уже из уст водителей. В супермаркетах, банках и многих других общественных местах незыблемо хранится старая традиция – работает одна касса из всех имеющихся в наличии, открыта одна дверь из пяти… Зайдите в банк или кассу – очереди. Раньше стояли за дешёвой колбасой, теперь – чтобы оплатить весьма недешёвые кредиты «Хоумбанку» за грошовые в сущности, наспех стачанные в Китае, электронные побрякушки… Ну, видимо, любит наш народ давку и очереди, и избавляться от них, по всей видимости, не собирается. И чего мы возмущаемся Ходынке? Царь-то и не был, собственно, в ней виноват! Хотел как лучше – подарить людям пряники на коронацию. А получилось как обычно. Наш народ, как говорится в пословице, без п….лей, как без пряников. А пряники – только повод их получить…

Мордовать людей, калечить людям психику – это видимо настолько въевшаяся в поры души традиция, что из поколения в поколение это продолжается, как сказал бы Бушков, «со всем усердием». Из поколения в поколение, наши люди сами себя мучают, сами создают себе неудобства в быту и жизни. А ведь всё можно решить элементарно…

А почему сейчас стоит мат на дорогах, и откуда пробки, порой даже на пустом месте? Конечно, дороги сейчас перегружены – не рассчитаны на такое количество машин (даже и при наступлении полного коммунизма, оказывается, по советским проектам Госплана столько не полагалось!). Но при разумном подходе это можно решать. Ан нет! Встали на перекрёстке, где и без того работают исправные светофоры, бравые регулировщики, стали нервно махать заветными палочками – и всё, затор обеспечен… Прямо как в старом советском детском фильме про потерянное время. Там, помнится, мальчик-неуч, завладел палкой регулировщика и стал с ней играться. И у нас, похоже, такое происходит. Прямо басня про мартышку и очки. Аварии сейчас – в основном из-за блондинок за рулём, и это не миф. Анекдот вторичен. Перефразируя Маркса, можно выразиться: «Бытие рождает анекдот».

А главная беда в том, что вроде мы перестроили свою жизнь, уверенно говорим о старом советском образе жизни и новом, российском. В юбилейной рекламе «Сникерса» даже добродушно похохатывают над наивными мечтами мальчика начала девяностых – мол, он мечтал о «Жигулях-шестёрке» и видеомагнитофоне. Шестёрки почти все сдали в утиль, магнитофоны и видики уже давно стали не нужны, вся музыка и все фильмы уже переведены «в цифру», это правда. А стало ли с тех пор легче жить? Можем ли мы сказать как Сталин, что жить стало лучше, жить стало веселей? Увы…

Жить, несмотря на все приобретённые за продажу Родины глобалистам мелкие и никчёмные удобства – сникерсы, памперсы, тампаксы, айфоны, инеты, скайпы и социальные сети, стало гаже и дряннее. Потому что из советской действительности всё бытовое дерьмо перекочевало в нашу современную жизнь, как в своё время оно перекочевало в СССР из царской России. То, что впитано с молоком матери, как говорится. Да, те самые «свинцовые мерзости русской жизни», о которых сокрушался ещё Горький. О которых вопил Маяковский – «Страшнее Врангеля мещанский быт!». А в нынешней, благодатной для этого почве они, эти мещанские мерзости, ещё и расцвели таким пышным цветом, как никогда. Ещё бы! Ведь капитализм взывает к животному началу в человеке. Коммунизм – к истинно человеческому. И всё хорошее, истинно человеческое, что было в советской жизни – твёрдая вера в завтрашний счастливый день, трудовой бескорыстный энтузиазм, беззаветная готовность отдать жизнь за идею грядущего коммунизма, верность и преданность друг другу близких людей – мы безвозвратно утратили. То, что есть на самом деле хорошего на Западе – уважение к личности, чувство собственного достоинства, умение самим решать свою судьбу, мы так и не переняли. Взяли только самую мерзость – расчётливый разврат, цинизм, продажность, беспредельное стремление к наживе, равнодушие к ближнему, непомерный эгоизм, социальный дарвинизм, и помножили на своё извечное дерьмо. Минус на минус дать плюс никак не может. По определению.

© Ренарт Шарипов, текст, 2011

© Книжный ларёк, публикация, 2015