Тимур Савченко. Артист в России больше, чем артист

АРТИСТ В РОССИИ БОЛЬШЕ, ЧЕМ АРТИСТ

Думаю, не ошибусь, высказав предположение, что у большинства россиян отношение к поэзии напоминает сегодня отношение к заслуженному, старому родственнику. Родственнику, которому выражают почтение в глаза, но про себя думают: «Ох, опять старый развыступался… Когда же ты умолкнешь?..»

Так и у меня возникло некоторое опасение. Неужели народ пойдет на спектакль Безрукова, слушать стихи Пушкина, де Бержерака, Есенина, Высоцкого… Это при том, что ейский зритель весьма искушен и избалован тем «звездным дождем», что льется на него почти каждый день во время курортного сезона. Однако, уже на подступах к Дому культуры, где должен был проходить спектакль, убедился, что опасения мои были напрасными. Люди стекались по одному и целыми группами, а цветов несли столько, что задумай Сергей открыть в Ейске цветочный магазин – товара хватило бы ему на неделю!

И вот, в переполненном зале погасли огни, а сцена ярко осветилась. Невысокий, но подтянутый и стройный, в ослепительно белой сорочке, на ней появился Безруков. Началось таинство перевоплощения. Перед зрителем возникает легендарный дуэлянт и поэт Сирано де Бержерак. Строки из «Ростана», под музыкальный аккомпанемент, будоражат зал. И как-то незаметно словно бы переносишься в далекий век плащей и шпаг, ощущаешь запахи и звуки Парижа…

Но, внезапно, наваждение исчезает, понимаешь, что уже не Сирано стоит на сцене, а молодой Пушкин. Сложно было проследить, когда Безруков сделал переход к другой эпохе, но его Пушкин тоже совершенно живой и человечный. Белозубо улыбается, потягивается, зевает. При этом актер не исполнял заученную роль, – устремив невидящий взор в никуда, весело и дружелюбно он общался со зрителями: приглашал на танец девушек из зрительного зала, смеясь, разбрасывал мячики. И хотя Сергей и вел себя при этом чуть лукаво и озорно, в его отношении к своему зрителю не промелькнуло ни капли пошлости или высокомерия.

Не знаю, как у окружающих, а у меня возникло впечатление, что я встретился со старым другом, которого не видел много лет и с удовольствием слушаю его рассказы. Очевидно, нечто подобное ощущали и остальные зрители – за все время спектакля не прозвучало ни одного выкрика из зала, никто не отвечал громко на телефонные звонки – зал целиком втянулся в игру. А когда в середине представления вдруг отключили электричество, и сцена погасла, раздался такой недовольный гул, что электрик, скорее всего, втянул голову в плечи и судорожно принялся исправлять неполадки.

Единственный, кто ничуть не смутился в эту минуту, был Безруков. «Вы меня видите?» – прозвучал из темноты его бодрый голос, и замелькала рука в белой сорочке. – «Да»! – дружно, как на новогоднем утреннике, отозвался зал. – «Тогда, если в зале будет тихо, я вам спою, как на Грушенке, возле костра под гитару. Не против?». – «Нет»! – также дружно проскандировали зрители, и наступила тишина. В этой тишине зазвенели струны гитары, и полилась песня. Тут, очевидно, электрики совладали-таки с оборудованием. Вспыхнул свет и под бурю аплодисментов артист вернулся к микрофону. Началось новое перевоплощение. На сцене уже не Александр Сергеевич, а бузотер и повеса Сергей Есенин. В руках у артиста появляется залихватская гармошка, а белая сорочка сменяется кургузым пиджачком с революционной гвоздикой в петлице…

Неожиданно над залом раздался удар гонга:

– Вы слышали? – завершая песню, на этот раз Владимира Высоцкого, с легкой грустью спросил Сергей. – Это значит, что уже одиннадцать и нам с вами пора прощаться…

Слова эти прозвучали настолько неожиданно, что я даже не понял, как незаметно пронеслись три часа спектакля. Словно Золушка, которая оказавшись на балу, совершенно забыла о времени. Стало немного грустно. Столько еще хотелось услышать, впитать в себя, осмыслить… И на тебе – конец спектакля!

По дороге домой улыбался про себя, вспоминая остроумные ответы Сергея на вопросы зрителей: «Что такое женщина»? – «Гмм… Женщина – это жизнь. Конечно мы, мужчины, гораздо значительнее и самостоятельнее, но беда в том, что заметно это лишь на фоне женщины…»

Спать в ту ночь совершенно не хотелось. Хотелось чего-то слегка забытого и удивительного. Сообразив, наконец – чего именно, я снял с книжной полки потрепанный томик Пушкина, который не брал в руки долгие годы, и открыл его на Евгении Онегине.

«Мой дядя самых честных правил...»

© Тимур Савченко, текст, 2013

© Книжный ларёк, публикация, 2016