Вазген Авагян. Арарат - святыня всех индоевропейцев

ВАЗГЕН АВАГЯН

 

 

АРАРАТ:

СВЯТЫНЯ ВСЕХ ИНДОЕВРОПЕЙЦЕВ

 

 

Каждый человек имеет предков. Но не каждый знает их историю до глубокой седой древности. Одни ведут отсчет от пирамид и зиккуратов многие тысячелетия, другим предложено довольствоваться началом письменной истории с VIII–IX веков нашей эры. Конечно, для кого-то такой поздний исторический старт есть неизбежность, продиктованная отсутствием письменных источников об их народе, но для кого-то – просто идеологический, политический выверт геополитического противника: мол, лишим их истории – лишим и прав…

Выводы, которые следуют из данной книги – в высшей степени неожиданны и парадоксальны. Этногенез славян, русских и армян до определенного этапа проходил общий, и лишь много позже началось деление этих народов на два этнических рукава единого индоевропейского потока. Русская и армянская государственность сложились под воздействием мощнейшего враждебного давления с юга, запада и востока на обширную территорию проживания нескольких первичных индоарийских народов в Анатолии (Хетты, Митанни, Хайясы, Мушки, Арматанцы и др.).

Здесь, в Анатолии XVII–XVI вв. до н. э. найдём мы предков всех будущих индоевропейских народов. Вот будущие галлы – французы – на анатолийской реке Галис. Вот будущие испанцы-иберы в районах южнее Грузии, в древности – Иберии. Вот будущие персы-парсы в городе Парсу-Ханда. О греках-ахейцах напомнит царское имя Ахиява, а Трою здесь называли совсем по-русски: Тарусса [1].

О прародине в горах, лежащих за двумя великими реками (Дунаем и Днепром, Танаисом и Ра) расскажут легенды древних германцев и скандинавов. Вот предводитель древних руссов – царь Руса (самое популярное царское имя в Урарту).

Быт наших далеких предков-солнцепоклонников в XVII–XIII вв. до н. э. был дик и ужасен. Они совершали гигантские переходы, грабили инородцев и своих собственных собратьев, вели полукочевой образ жизни на Армянском нагорье. Не просвещенные светом христианского учения, древние индоарии пребывали в розни и разделении, до тех пор, пока мощные поршни иноземных завоевателей в VII–VI вв. до н. э. не спрессовали их в единый субстрат и не сдавили их в узкий северо-восточный угол Армянского нагорья [2]. Те, кто под ударами врагов отступил в высокогорья – стали в итоге, после многих веков этногенеза, современными армянами.

Ведь исконный, исходный армянский антропологический тип – это люди светловолосые (часто – рыжеволосые) и светлоглазые. Именно такими застали армян персы и римляне, именно такие армяне до наших дней живут в сёлах армянского высокогорья, куда труднее всего было добраться завоевателю, и где менее всего осмугляет скупое, холодное солнце гор. В формировании армян, безусловно, приняли участие несколько арийских племен, прежде враждовавших друг с другом, а по мере оттеснения в горы породнившиеся: это мушки, хетты, хайясы, арматанцы и др., каждый из которых внес свое в армянский язык и в армянский древний генофонд.

Те же из протоармян-индоариев, кто в поисках лучшей доли ушел через Кавказ в район Тамани и Сочи – стали после многих исторических перипетий и драматических поворотов судьбы славянами и русскими.

Собственно, давно уже и не нами сказано, что историю русского народа было бы справедливо начинать, конечно же, не от Рюрика и Олега, а от первых индоевропейских, индорарийских племенных субстратов и сгустков, тех ареалов индоарийского происхождения, откуда и вышли как Россия, так и современная Европа. Поэтому вопрос «откуда есть пошла Русь?» невозможен без другого, более общего вопроса: откуда пришли первые индоевропейцы – арии? Традиционно первыми ариями считают жителей Хатту – Хеттского царства. Однако это свидетельствует о том, что как историю русских в частности, так и историю индоарийцев в целом весьма и весьма укоротили в определенных политических целях.

Первые арийцы, по всей видимости, были современниками древних шумер у самых истоков письменной истории, о чем имеются и исторические убедительные свидетельства. Но их нужно рассматривать не зашоренными глазами…

Самое полное и достоверное исследование по Шумеру на сегодняшний день – это книга Гуляева В. И. «Шумер. Вавилон. Ассирия: 5000 лет истории» [3]. Валерий Иванович Гуляев — доктор исторических наук, профессор, заведующий Отделом теории и методики Института археологии РАН. Профессиональный археолог, участник многих археологических экспедиций в нашей стране и за рубежом (Ирак, Куба, Мексика). Занимается проблемами древних цивилизаций Ближнего Востока и Мезоамерики, а также археологией скифов Северного Причерноморья. Последние 15 лет возглавляет археологическую экспедицию, ведущую раскопки скифских древностей на Среднем Дону. В цитируемой книге использованы и фотографии, предоставленные автором.

Гуляев – автор 14 книг и монографий, в том числе «Древнейшие цивилизации Мезоамерики», «Кто открыл Америку?», «В стране первых цивилизаций (Древний Ирак)», «Первые города», «По следам конкистадоров».

Именно поэтому свидетельства Гуляева так ценны для нас и избранной нами теме. Процитируем страницы 108–109 в его фундаментальном фолианте по истории Шумера.

Гуляев рассказывает здесь о судьбе «…правителей I династии Урука. Открывает местный династический список явно мифическая фигура… В то время когда основатель династии пришел к власти, города как такового еще не было. Существовал только храмовый комплекс Эн-Анна (посвященный главному городскому божеству — Инанне) и жилые поселки вокруг него.

Урук превратил в настоящий город следующий правитель — Энмеркар: «Энмеркар, сын Мескиаггашера, царь Урука, тот, кто построил Урук, стал царем и царствовал 420 лет».

Этот второй (пока еще остающийся легендарным, а не реальным лицом) правитель Урука вообще является одним из самых популярных героев шумерских мифов. В эпической поэме, условно названной С. Н. Крамером «Энмеркар и правитель Аратты», рассказывается об остром политическом конфликте двух далеко отстоящих друг от друга государств. «Поэма повествует о том, как в давние времена... городом-государством Уруком, расположенным в Южной Месопотамии, правил славный шумерский герой Энмеркар. А далеко на севере от Урука, в Иране, находился другой город-государство, называвшийся Араттой. Он был отделен от Урука семью горными хребтами и стоял так высоко, что добраться до него было почти невозможно».

Здесь прервём цитирование уважаемого автора и задумаемся о сказанном им. «Арата» – это почти прямым текстом сказанное слово о древнейшей (укороченной современными армянофобами) истории «царства Арарат». Это царство с арийско-армянским именем «Аратта» находится за горными хребтами к северу от Урука (современного Ирака), где ему и положено находиться. Однако профессор Гуляев помещает царство «Аратту» в Иране, скорее всего, просто повторяя распространенный хайкфобский штамп в науке. Есть ли основания размещать Аратту в Иране? Отметим со всей ответственностью: их нет.

Древний Иран хорошо знаком шумерам. Они с ним много раз воевали и совершенно однозначно называли его «Эламом». Об этом пишет и сам профессор Гуляев страницей ниже: «Эта ситуация должна была повторяться в истории лишенной многих природных ресурсов Месопотамии снова и снова. Именно она, вне всякого сомнения, лежит в основе бесчисленных войн между шумерами и Эламом (Иран)».

Называть Элам Араттой – всё равно, что современному журналисту назвать Германию Францией или Бразилией. С какой стати? Почему же академическая наука разместила Аратту в Иране? Вопреки логике, вопреки здравому смыслу? Потому что на севере «за семью горами» у Шумера Ирану есть только одна альтернатива – Древняя Армения. А мы уже говорили о мощном заговоре против армян, о том, что историю Армении определённые закулисные силы стремятся сократить во что бы то ни стало. Поэтому царство Аратту помещают зачем-то в Иран (Элам), как бы не замечая совершенно очевидного диссонанса. Это оказывается предпочтительнее, чем подарить армянам ещё несколько тысячелетий древней истории. Но ведь от фактов не уйдёшь – в описании того же Гуляева под именем Аратта предстает именно царство Арарат, а вовсе не Иран-Элам:

«Аратта славилась своими богатствами — всевозможными металлами и строительным камнем, то есть именно тем, чего так не хватало городу Уруку, расположенному на плоской безлесной равнине Двуречья. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Энмеркар с вожделением взирал на Аратту и ее сокровища».

Это явно не Иран-Элам, чей уровень материальной культуры пятитысячелетней давности фиксируется на крайне низком уровне. Это какая-то другая страна.

Гуляев, сперва сказавшей об иранизме Аратты весьма уверенно, на следующей странице меняет тон.

«С правителем Энмеркаром связано еще немало преданий. И все они вра­щаются вокруг одной темы — вокруг постоянно напряженных отношений между Уруком и Араттой, далекой страной, отдаленной от Шумера «семью горами» и находившейся, вероятно, на юго-западе современного Ирана».

Итак, речь уже идет только о вероятности, только о предположении. Но ведь несколькими абзацами выше Гуляев говорил вполне жёстко. Напомним: «А далеко на севере от Урука, в Иране, находился другой город-государство, называвшийся Араттой». Вот характерный образчик ответственности современной науки и её самоуверенности. Сперва «точно», а потом «вероятно». А ведь неискушённый читатель, привыкший верить профессорским регалиям, вполне доверчиво сочтёт, по итогам чтения, факт расположения Аратты в Иране научно доказанным. И тем самым лишь укрепит армянофобский настрой, отрицающий (вопреки фактам) за Арменией право быть одной из первых цивилизаций в истории человечества. Вопрос ещё острее: Междуречье есть очаг древнейшей из семитских цивилизаций. Борьба семитов с арийцами пропитывает собой древнейшую историю Переднего Востока, но начинается, согласно официальной версии советской историографии (проф. Авдиев и другие) многими веками позже первой династии Урука. Царство же «Аратта» с его явным арийским корнем и расположенностью в эпицентре арийского этногенеза, на армянском нагорье, делает эту борьбу чуть ли не изначальной.

Поэтому-то идеологи глобализма поторопились задвинуть Аратту в Иран – мол, как бы не возникло лишних вопросов. А Гуляев – естественно, без задней мысли – просто повторил миф армянофобской среды. Но, как настоящий ученый, дал достаточно материала, чтобы разоблачить миф, строящийся не на истине, а на идеологическом шатком основании.

«В одной из этих легенд» – продолжает Гуляев – «говорится о тех огромных трудностях, с которыми сталкивался Энмеркар, добывая золото, серебро, бирюзу и драгоценные камни у правителя Аратты, либо угрозами, либо в обмен на зерно.

…Он решил во что бы то ни стало подчинить себе народ Аратты и ее правителя и с этой целью начал против них своего рода „войну нервов”. Ему удалось настолько запугать владыку Аратты и ее жителей, что те подчинились Уруку».

Вот образец этого психологического давления пятитысячелетней давности (с перечнем тех бед и напастей, которые испытают на себе непокорные жители горной страны):

Я (Энмеркар. — ВТ.) обращу в бегство жителей города,

и они разлетятся подобно птицам, покидающим свое дерево,

Я обращу их в бегство, и они улетят, как улетает птица в другое гнездо,

Я опустошу ее (Аратту), как место...

Я разрушу без всякой пощады город,

И Аратта покроется пылью, как город, проклятый богом Энки.

Да, я разрушу город, и он обратится в ничто!

Эта ситуация должна была повторяться в истории лишенной многих природных ресурсов Месопотамии снова и снова. Именно она, вне всякого сомнения, лежит в основе бесчисленных войн между шумерами и Эламом (Иран)».

В картах, прилагаемых к двухтомнику «Древний Мир» [4] на период 4–3 тыс. до н. э. к северу от шумеро-аккадской цивилизации расположено племя «урритов» [5], чьи владения доходили до области Навар, форсируя приток Ефрата реку Диклу [6]. Логично предположить, что «урриты» – жители царства «Арата», и живут они на севере Шумера, а отнюдь не в Эламе. Кстати, от города Урука до области Навар, куда точно заходили урриты, практически равноценно расстоянию от Урука до Элама. Почему же мы должны верить, что Аратта расположена в Эламе, а не там, где живут урриты?!

Путь от царства Араты к царству «Арарат», упоминаемому уже в Библии, так же представляется прозрачным для лингвиста. Достаточно предположить, что к исходному имени «Арата» добавили приставку «Ба-», и в итоге получилось царство «Ба-Аратта». Почему это сделали?

Приставка «Б-», «Бо-» для всех индоевропейских языков имеет, в общем-то, одно значение. Проанализируем такие слова, как «Бо(г)», «Бо(льшой)», «Б(иг)» – англ. «большой», «Бо(нус)» – лат., «преимущество, превосходство, привилегия», «Бе(лиссимо)» – ит. «превосходная степень», «Бо(нд)» – сканд. «большой человек», свободный общинник, законодатель на собрании-тинге, «бу(рг)» – город, большой поселок, в отличие от стариннейшего, ещё от шумеров идущего «Ур» – «поселение», «урбанизация», «Ба(рин), «Ба(рон)» – феодал, управитель, начальник и т. п.

Экскурс можно продолжать, но для доказательства нашего тезиса, думаем, достаточно.

«Ба-» – скорее всего, и у древних индоарийцев означало «большой», «великий». Соответственно словосочетание «Ба-Аратта», по видимому, изначально означало «Великая Арата», что в политической традиции вполне объяснимо наряду с историческими феноменами Британии, ставшей «Велико-Британией», русскими, ставшими «велико-россами», моголами, ставшими «великими моголами» и т. п.

А от Ба-Аратты до Арарата один только фонетический шаг.

Прямое упоминанание о прародине русских и армян (именно общей прародине) относится к бурным событиям между 1400– 300 гг. до н. э. Тогда первый поход войска хеттов на Сирию через горные перевалы Тавра был отражен с большими потерями; царь Митанни, Тушратта, смог даже отправить часть добычи от разгромленных хеттов своему союзнику, царю Египта.

Следующее нападение готовилось более тщательно. Наверное, было обнаружено, что главные защитные сооружения Митанни расположены в Северной Сирии. Во всяком случае, по новому плану предстояло пересечь Евфрат у Малатьи и захватить царство Митанни с тыла.

«Был заключен договор с несколько загадочным царством» – пишет британский хеттолог Оливер Герни – «которое называли то Ацци, то Хайаса; договор закрепили женитьбой вождя Хитасы на сестре царя».

Два варианта названия данного царства, локализуемого в районе современного Трапезунда на южном берегу Черного моря, могут показаться «загадочными» только англичанину, далекому от русского и армянского языков. В словосочетании «Ацца Сар» [7] современный русский без посредства переводчика услышит словосочетание «Отца Царство», и будет, скорее всего, прав. Ведь и современный армянин в словосочетании «Хайа Сар – Хайяса» практически без изменений и модернизаций фонетики услышит имя своей легендарной прародины, царства отца-прародителя Хайка.

Любопытно, что и русский вариант, и армянский вариант прочтения древних слов по сути своей, подтверждая друг друга, совпадают. Просто в первом варианте понятие «отец» не расшифровывается, дается в общем, абстрактном виде, во втором же оно персонофицировано в отце – Хайке.

Два варианта названия индоарийского царства в южном Причерноморье – общего царства протоармян и проторусских – может показывать, что уже на том этапе между предками двух народов было какое-то разделение, или же может означать всего лишь синонимы – такие же, как «отец» и «папа» в современном русском, «дяди» и «фазер» в современном английском и др.

На карте, приложенной к труду О. Герни, царства «Отца» (Ацца) и «Хайка» (Хайяса) разделены: Герни размещает Хайясу ниже Аццы, Ацца же выступает прибрежным государством южного Причерноморья, на землях будущей небольшой Трапезундской «империи». Кстати говоря, само греческое название «Трапезунд» слишком отчетливо содержит в себе славянский корень «трапеза», т. е. «питание», «кормление». Территории, которые много позже славянские князья будут раздавать своим наместникам, так же получат имя «кормлений» – т. е. территорий, с которых посадник взимает себе и своей дружине корм. И если турецкое имя города «Трабзон» образовано из греческого «Трапезунд», то не логично ли предположить, что и греческое имя опирается на более древнее имя местности, данное первыми её насельниками?

Ещё в IV–I вв. до н. э. на территории Трапезунда в составе Понтийского царства жили племена с ясно читаемыми индоарийскими именами – макроны (т. е. «великие») и мосинеки (невольно вспомнишь о мушках, «мужиках», прародителях армян, которых греки звали «мосхи»). Южнее мосинеков расположена понтийская провинция Малая Армения со столицей в г. Ани. Макроны, мосинеки и «малоармянцы» – явно родственные племена. И естественно, это индоарийские племена, возможно – остатки малоазийского арийского субстрата.

В. Д. Гладкий в фундаментальном труде «Древний Мир. Энциклопедический словарь» [8] объединяет два царства в одно (они пишутся у него как «Хайяса(Ацци)», что, собственно, не противоречит, а напротив, подтверждает слова Оливера Герни про «несколько загадочное царство, которое называли то Ацци, то Хайаса».

В. Гладкий как бы «оттесняет» Аццу-Хайясу вглубь будущей Западной Армении, отдавая трабзонское (трапезундское) побережье «народам каски» или «каскейцам» – явно родственному для «почитателей отца» индоарийскому племени, чьё имя доселе восседает в виде шлема на головах современных солдат индоевропейских народов. Возможно, в драматическом течении древнейшей истории приморье действительно переходило из рук в руки у соседних племен, а может быть, каска – это только ещё одно обозначение народов Ацци и Хайясы. Этот вопрос, скорее всего, останется без ответа, но он принадлежит к числу второстепенных.

Интересно иное: этнонимы (имена местностей) в этом древнеарийском регионе имеют тенденцию смещаться с веками на север. Например, этноним Сухум (Сухма), который без труда любой найдет на современной политической карте в Абхазии, в древности располагался в середине восточной Анатолии (южнее Ацци-Хайясы). Армянское современное слово «Арцав» («Орел») мы найдем на древней карте практически без изменений в Киликии напротив Кипра. В верховьях древнего Ефрата найдем мы этноним «Ани» – современное армянское географическое понятие, значительно, тем не менее, смещенное на север по сравнению со своим древним аналогом. Этноним «мушки» или «мосхи» в древности простиравшийся от Фригии до Трапезунда, но никак не выходивший за пределы южного Причерноморья, в наше время мы встречаем значительно севернее: в Грузии (Месхетия). Как лаконично отмечает В. Д. Гладкий – «предполагается, что и в составе мушков-фригийцев была грузиноязычная прослойка». Однако слово «прослойка» здесь представляется неточным. Учитывая реалии древних войн, передвижных этнических колонн, двигавшихся порой на сотни километров целым народом, грузиноязычная группа была, скорее всего, союзным мушкам племенем, вовлеченным в движение большим этносом (даже и века спустя славяне двигались в поход вместе с печенегами, а римляне – с федератами).

О самих же мушках Гладкий отмечает, что они «осели затем в Юго-западной Армении и позже… сложились в армянский народ». Сведения Гладкого о том, что мушки пришли в 1190 году до н. э. с Балкан, разгромили хеттов, слились для образования армянского народа с урартами и хурритами, следует, конечно, принимать с большой осторожностью. Скорее, речь идёт о внутренних конфликтах и смутах внутри большого, единого индоарийского народа, к которому принадлежали и мушки, и хетты, и араратцы (Урарту).

Интересно проследить судьбу племенного имени. Мушки в русском языке хорошо знакомы и весьма уважаемы: это мужчины (старорусское «мужи») и низкопоставленные, малые мужчины, податное сословие – «муж-ики» [9]. Слово же «мужчина» состоит из хорошо различимых корнесловиц, и означает «пребывающий в чине мужа». Случайно ли такое совпадение, или же славянские мужи и мужики имеют прямое отношение к мушкам Анатолии? И не есть ли эти мушки одновременно прародители, первопредки современных армян и русских?

Интересна и другая деталь: достаточно комично звучащая на современный русский лад манера называть мужчин хеттского времени как бы в женском роде (Лобарна, Табарна и др.) сохранилась, тем не менее, в архаике русского языка. Это такие слова и имена, как «Воевода», «Мужчина», «Никита» и др., которые доказывают, что когда-то и в русском языке словообразование терминов мужского рода шло на хеттский манер, с окончанием «-а».

Для семитов Двуречья слово «мушки», «мушка» с древнейших времен включало в себя устойчивый образ врага. «Мушке-нум» для Двуречья – это «неполноправные», которым противопоставлены «мар ави-лум» или просто «ави-лум». (Следует помнить, что «-нум-ум» – это просто стандартное аккадское окончание, как греческое «-нос-ос», и потому в чистом виде следует нам читать не «мушкенум» и «авилум», а просто: «мушке» и «авил».)

Древнесемитское «ави», как ни удивительно, одначает то же самое слово «муж», «мужчина», только по аккадски. Оно сохранилось и ныне в архаике словесных форм – именование учителей веры, естественно, только мужчин – «аввами» и др. Что же касается выражения «мар ави-лум», то оно доказывает, что мы не ошиблись, ибо означает «сыновья мужчины». Итак, Двуречье знает два типа «мужей»: Мужи-ави, полноправные, и мужи-«мужи», на которых не распространяется полнота гражданских прав. Зная порядки древнего мира, нетрудно предположить, что мужи-«ави» связаны племенным родством (племя-завоеватель, господин), тогда как мужи-«мужи» – это представители иноплеменной, покоренной массы, а также приравненные к ним единоплеменники «ави»: неоплатные должники, преступники, изгои и др. В Амарнской переписке (XV–XIV вв. до н. э.) мушке презрительно приравниваются к другим инородцам Аккада – хурритам (названным там хани-гал-батцами), что подчеркивает иностранное происхождение хотя бы части «мушке», возможно, впоследствии весьма обильно дополненных представителями низших классов собственно-аккадского этнического происхождения. Возможно, сословие неполноправных «мушке» возникло в Аккаде из числа осаженных на землю пленных, взятых в бесконечных семито-арийских войнах древности. Впоследствии, конечно, сословие расширилось, и во многом утратило свою этническую привязку, однако для царей-семитов «мушке» до последних их дней оставались сопоставимы с инородцами-хурритами.

Аккадцы северной Месопотамии не только презирали «мушке», но и панически боялись их. Главное чудовище, которое являлось олицетворением зла и хаоса, Тиамат, наслала на племенного бога семитов Мардука дракона, сочетавшего в себе черты льва, орла, змеи и скорпиона. Этот дракон носил три имени, довольно легко читаемые и сегодня по-русски. Это «Муж-Хуж», «Муж-Руш» и «Си-Руш». «Хуж (Хуш)» может означать как имя собственное зловредного мужа, так и древнюю форму слова «хозяйство». «Муж Руш» («Рус», ибо аккадцы имели вместо фонем «ш» и «с» один средний звук, см. «Сумер-Шумер» и др.), а «Си-Руш» содержит, возможно, корнесловицы слов «сила» и «Рус». Зачем аккадцам было давать три имени одному и тому же дракону? Что они хотели выразить тремя именами – не самые ли им ненавистные слова?

Один из поздних царей дает следующее описание кризиса хеттского царства, времена которого не вполне локализованы:

«В давние времена страны Хатти были разорены нашествием из-за границы (?). Враг из Каски пришел и разорил страны Хатти и сделал Ненассу своей границей.

Через границу Нижней страны пришел враг из Арцавы, и он тоже грабил страны Хатти и сделал Тувануву и Уду своими границами. Извне, из Араунны, пришел враг и разорил всю Гассию.

Снова извне, из Ацци, явился враг и разорил все Верхние страны и сделал Самуху своей границей. И из Исувы явился враг и разорил страну Тегараму.

Также извне пришел враг из Арматаны [10], и он тоже разорил страны Хатти и сделал город «Киццу-Ватну» [11] своей границей. И Хаттуса, этот город, был сожжен и... но мавзолей в честь... уцелел».

Исторически это описание согласуется с известными фактами, касающимися ситуации, сложившейся в ту пору: нападение восточных соседей Хатти можно объяснить поддержкой их со стороны Митанни; а независимость и вторжение Арцавы подтверждается письмами фараона к царю Арцавы, найденными в архивах Телль-эль-Амарны.

Конец этого периода бессилия и начало нового времени отмечены приходом к власти царя Суппилулиумы. Обстоятельства его прихода к власти в 1380 г. до н. э. были необычными, хотя он и был сыном Тудхалии III и сопровождал своего отца в некоторых военных походах.

Мы мало знаем о борьбе за консолидацию в самой Хатти. По-видимому, этой проблеме были посвящены первые годы царствования Суппилулиумы.

По всей вероятности, именно он наметил контур большой защитной стены, построенной в южной части города Хаттусы и других укреплений столицы, описанных ниже. После этого он смог заняться осуществлением своего главного замысла, а именно свести счеты с Митанни — врагам, повинным в бедственном положении его царства в недавнем прошлом.

С помощью союза с Хайясой-Ацца Суппилулилума обезопасил левый фланг. Перейдя Евфрат, царь без труда вернул себе утерянную ранее область Исува и неожиданно напал на столицу Митанни – город «Ван-Шгук-Канни», захватил ее и разграбил.

Царь Митанни, по-видимому, не оказал сопротивления и избежал сражения. Затем Суппилулиума снова переправился через Евфрат, вошел в Сирию, где местные властители, лишенные поддержки Митанни, поспешили покориться. В планы царя не входили военные действия с Египтом, и он, вероятно, согласился бы провести границу по реке Оронт; но царь Кадета (аванпоста, входившего в сферу египетского влияния) вступил в бой и был сокрушен хеттскими боевыми колесницами.

Хеттская армия проникла к югу вплоть до Абина (библ. Хобах — Бытие XIV. 15), что вблизи Дамаска, и Суппилулиума утверждает, что расширил свои границы вплоть до Ливана.

В результате этого блестящего похода, относящегося примерно к 1370 г. до н. э., Хальпа (Алеппо) и Ала-лах (Телль-Атчана) перешли к хеттам.

О. Р. Герни в своей монографии «Хетты» подчеркивает, тем не менее, что арийским, с индоевропейским языком, было и царство Митанни. Немногое известно нам о митаннийском языке, однако и то, что известно, весьма убедительно. Например, поворот по митаннийски звучал, как «вертанна», число «три» звучало как «тера», число «пять» – как «панза», число «семь» – как «сета» и др.

Есть поэтому все основания трактовать это название царства, о котором известно немного, но достаточно для выводов, как сочетание двух слов: «Мита» («Мета») и «Ани».

Приставка «мета-» с одной стороны, очень древняя для многих индоевропейских языков, с другой – чрезвычайно широко распространённая. В качестве примера можно привести слова «мет-алл» [12], «мета-физика» [13], «мет-од» [14], «мета-морфоза» [15] «мет-р» (вначале слово означало не меру длинны, а размер, лежащий в основе античного стиха, и определявший его форму) и др.

Так же есть много проявлений слова «мета» в чуть фонетически измененном виде приставки «меда-». Это такие известные слова, как «мед(т)-ицина», «мед(т)-альоны» и др. Есть так же приставка «мета» во многих именах собственных, и в том же значении, которое мы указали выше. Напримем, «Мета-понт» – древнегреческий город-колония в Италии, «Мет-ер» [16] – имя «матери богов» у греков, «Мет-Ида» – дочь Океана и Тефиды, и др.

Таким образом, есть все основания трактовать царство Митанни как царство «лежащее в основе некоей (некоего) Ани». Это не просто гипотеза, лежащая в основе звуковых совпадений. Семиты Месопотамии именовали Митанни страной «(х)Ани – Галь – Бат», при чем слово «Галь» хорошо известно, как шумеро-аккадское определение начальствования (см., например «галь-уку» – предводитель и др.) В этой связи любопытно также отметить, что Митанни, лежавшая в верховьях Ефрата (В междуречьи верхнего Ефрата и Хабура) угрожающе нависала над шумеро-аккадской цивилизацией. В шумеро-аккадской мифологии возник образ врага Ани (Ану) – злого бога, порождающего семерку демонов (причем «семёрка» воспринималась, как нечто единое, как число, ставшее именем). Напомним, что в индоевропейской традиции семёрка – сакральное, счастливое число, которое для врага оказывалось, естественно, противоположностью священного, демоническим. Ани (Ану) – по видимому, изначально солнечный бог, потому что вступает в битву с покровителем шумеро-аккадцев, лунным богом. Не тревожное ли пограничье между северным Аккадом и южной Митанни, страны, «в основе которой Ани» – порождало такие мифы?

Имена царей Митанни (Страны, поклоняющейся Ани) легко и сегодня читаются по-русски. Один из титулов власти и превосходства митанни – «тарна» – до сих пор звучит в архаичных русских корнесловицах «торный» (т. е. центральный, проезжий), «торба» (т. е. дорожное имущество) и др. Слово же «царь», у хеттов звучавшее по-армянски – «Сар» (т. е. «гора», «вершина»), у митанни звучало очень похоже: «Пар». Это наложило отпечаток на последующие индоевропейские языки, трансформировавшись в имя «Парис», «Парки» (богини судьбы) и наименование «царственной кошки» древней Руси – «пардуса».

«Пар» у митаннийцев – титул равнозначный «сару» у хеттов, а их разделение на одну фонему связано, видимо с какими-то неизвестными нам событиями архаической дописьменной истории. Имя царя, правившего Митанни в конце XVI века до н. э. понятно и сегодня: Пар (царь) Рат Арна – т. е., упрощённо говоря, «предводитель рати арийцев». Корни слов «рать» и «арии» постоянно звучат в именах митаннийских царей: Шутт-Арна, Арта-Дама, Арта-Шумара, Туш-Ратта, Ар-Тадама, Шатту-Ара…

 

 

ГДЕ НАХОДИТСЯ «ГИПЕРБОРЕЯ»?

 

 

История хранит на удивление много фактов совместного употребления словокорней «рус» и «армен» в союзническом сочетании. Вот только некоторые примеры (начнем с малозначительных):

ХеРУСки – соседнее с Римскими владениями индоевропейское племя, впервые упоминаются у Цезаря. Согласно Тациту, они расселялись по обоим берегам среднего течения Везера, по его притокам и около Гарца; границы их поселений доходили до реки Эльбы.

В десятом году до н. э. херуски были разбиты римским полководцем Друзом, в IV в. н. э. подчинены римлянами. В девятом году н. э. в битве в Тевтобургском лесу восставшие херуски (под руководством своего предводителя Армения) вместе с бруктерами, хаттами и марсами уничтожили три римских легиона Квинтилия Вара.

Внутренние раздоры и войны с соседними племенами привели к упадку херусков, когда умер их вождь Армений, часть их территорий была подчинена хаттами. В IV в. н. э.остатки херусков вошли в состав саксов.

Естественно, в данном случае речь может идти и о простом совпадении звуков, однако этот пример – далеко не единственный.

Например, выдающийся полководец и дипломат Армении, вождь армянского народа в борьбе против владычества арабов VII века до н.э. Теодор Рустуни носит, на наш взгляд странное, «говорящее» имя: если слово «тун» в древнеславянском языке обозначало «руководитель, управленец, менеджер» (отсюда – «тиун» в старых русских законах, т. е. управляющий, староста, наместник [17]), то Рустуни вполне читаем, как «предводитель русов (рушов)».

Рустуни (Ршутни) в 652 году заключил с халифатом договор, по которому Армения признавала верховную власть арабов, но освобождалась на 3 года от налогов. Однако вскоре халифат нарушил соглашение, и в 654-м арабские полчища вторглись в Армению. Попавший в числе заложников к арабам, Рустуни (Рштуни) [18] умер в плену.

Возможно, и его «говорящее» имя – так же лишь звуковое совпадение, однако сколько же на одну тему можно допустить совпадений?

Кем по национальности был легендарный русский певец и исполнитель Боян?   Почему легендарный остров-прародитель русских прозван Буян? И, к слову сказать, старорусское произнесение имени отца-океана – «Окиян»…

Индусам-индоариям было возможно назвать свой ведущий эпос «Рамаян(а)», а в древнеиранском эпосе главный богатырь – Ростам. Не приходится сомневаться, что прообразом этого богатыря послужил какой-то легендарный ирано-славянский прапредок, этнически общий для персов, таджиков и русских, и имеющий арийское происхождение.

Но середка, центр между русскими и иранцами – это Армения, Армянское нагорье, откуда соплеменники Ростама могли выйти как на север – создав Россию, так и на юг – создав Иран.

Не лишено вероятности также, что речь идет о знаменитом Русе (или Россе), названном в Густинской летописи «Полнощным Князем». Это историки довольно нелепо переводят по первому значению слова – т. е. полуночный, «полярный князь». Получается абсурд. Между тем у слова «полнощный» есть и второе значение, которое искусственно игнорируют, выполняя, возможно, заказ сил Закулисы. Ведь «полнощный» – это так же и «полный», «полномощный», «полномочный», самодержавный князь. И, согласитесь, такая расшифровка Густинской летописи снимает маразматическую абсурдность прихода русских с Северного полюса, где и сейчас жизнь невозможна, не только в древности…

Нет нужды говорить также, что в мифологеме русского фольклорно-эпического острова Буяна также нашла отражение родовая память о далекой прародине, выступающей родоночальницей веры (се-вер, «сё, вера»). Но находился ли древний сёвер (родина веры) там, где географы расположили север современный? Совершенно не обязательно. Сёвер был для славян не просто частью света, а прародиной, на которую они постоянно и сакрально оглядываются. Могли ли славяне зародиться в северных широтах, в вечных льдах на полярной шапке земли? Думаю, здравый смысл читателя сам ответит на этот вопрос.

Между тем нелепейшую теорию приполярного происхождения древней русской культуры нам упорно навязывают в десятках монографических исследований, опираясь на исторические памятники, тексты и свидетельства. Отождествив славянский СёВер с нынешним географическим севером, исследователи попали в ловушку абсурда…

«Архетип Острова широко распространен в мифологиях различных народов мира. Так, в карело-финских рунах, объединенных и литературно обработанных Элиасом Лённротом в стройном тексте «Калевалы», Остров (по-фински — сара) — это далекая, забытая северная прародина, откуда ведут свое подлинное происхождение многие герои», – пишет об этом современный автор Валерий Дёмин в книге «Звёздная судьба народов России».

Остров – это возвышенность над водой, а гора – возвышенность над равниной. Очевидно, финская «Сара» и армянская «Сар» (гора) имеют где-то в глубокой древности общие корни. Если «Сару» древних преданий мы станем читать не по-фински, а по-армянски, то многие нелепости и вопиющие алогизмы в древних текстах сразу перестанут быть таковыми.

Интересна зависимость обозначения горы от географического положения наблюдателя. У армянина, живущего «с горами», среди гор они – «С-АРА», то есть всегда пребывающие с «арами», «арийцами». У русских, ушедших на север, в сторону от гор, ностальгическое чувство отсутствия и возвращения к горам породило форму «К-АРА» (позднейшее – «гора») – то есть назад, к покинутому, «к арийцам».

Древние тексты словно бы созданы, чтобы читать их по-армянски, даже на современном армянском, не говоря уже о древнем грабаре. Так, «Северная Страна Тьмы» где развертываются многие события «Калевалы», именуется «Похъёла» – в разговорном варианте «Плакали ваши денежки». Она же имеет второе, более архаичное название — Сариола, что легко прочитать как «Плачущая гора». Напомним, что разговор идет о терминах, которые ни по-фински, ни по-русски никто не мог расшифровать, и вопрос о происхождении которых историки считают одним из темных мест истории. Может, они просто не там ищут?

СёВерная островная (а точнее, «Сар» – горная) прародина однозначно отождествлялась в народной памяти со Страной счастья и царившим там некогда Золотым веком.

Античный мир создал более обобщенный образ — процветающие Острова (скорее, горы) Блаженных, царство любви, согласия и благоденствия. Они расположены «за Бореем — Северным ветром».

«То есть в северной части Океана» – объясняют современные гиперборейцы – «который по античным представлениям являлся бескрайней рекой, опоясавшей Землю. Острова Блаженных — Твердыня Крона и Царство Света, где, согласно Пиндару, «под солнцем вечно дни — как ночи и ночи — как дни».

Муть какая-то – скажет читатель – эта северная страна то страна тьмы, то почему-то света, солнца. Разве ледяной свинцовый север можно в здравом уме назвать родиной и обителью света, тепла и солнца? Никто из народов никто так про царство мрака и холода (север) не говорил – если речь, шла, конечно, о реальном, географическом севере.

А у этих гиперборейцев – страна крайнего севера – и прародина людей почему-то, и родина солнца, и обитель солнцепоклонников…

Да и что такое этот «Борей»? Как его расшифровать? И всегда ли он был «северным ветром»? Может быть, сперва он был просто «холодным ветром», а уж потом стал северным?

В слове «Борей» совершенно очевиден корень «арий», из которого древнее слово, в общем-то, и состоит. Что может означать приставка «Б-», «Бо-» мы уже рассмотрели.

«Б(арий)» – скорее всего, «Большой Арий». Поражающий воображение, суровый, с ледяным дыханием «Большой Арий» – это, скорее всего, сакральная гора арийцев Арарат, тем более, что и слово «Арарат» означает всё того же «большого ария». Но Арарат двухглав – кроме большой вершины у него есть и вершина поменьше. По логике вещей – если есть «Большой Арий», мы должны найти и «Малого Ария». Это было бы подтверждением нашего предположения о происхождении Борея…

Мы «Малого Ария» незамедлительно и находим в виде священной для индоевропейцев горы «Мару», от которой, в частности, произведены русские слова «мера», «смерть», германская «марка» и т. п. Характерно отметить, что если в русском языке слово «мера» означает «норму», «достаточность», к которой стремятся, то в армянском оно практически в той же фонетике означает «наш», «наше».

Вселенская гора прапредков индоевропейских народов Мару располагалась по их представлениям на Северном полюсе и являлась центром притяжения всего небесного и поднебесного мира. Это ещё раз доказывает, что речь идет не о современном географическом (древним людям попросту неизвестном), а о сакрально-символическом полюсе.

Представление индийцев о рае весьма сходно с представлением персов и, безусловно, отражает единый арийский источник. Как на место для рая индийское предание указывает на мифическую гору — Меру, которая находится где-то на севере, в центре земли.

«Это высокая и красивая гора», — говорится в Магабгарате, — «имя ее — Меру. Гора высокая и величественная. С блестящей поверхности вершин солнце бросает свои лучи в самые отдаленные страны. Покрытая золотом, она составляет постойное жилище дев (богов) и гандарв (гениев — восхвалителей). Страшные драконы охраняют эту гору и приводят в трепет каждого приближающегося к ней грешника. Ее бока покрыты травами небесного происхождения, а ее вершины, скрывающейся в облаках, не достягает даже мысль смертных. Она украшена прекрасными деревьями, светлыми ручейками, и со всех сторон раздается гармоническое пение птиц». На ней находятся четыре больших пруда, полных молока, масла, творога и сахарного сока. Из нее вытекают четыре больших реки во все стороны света. На самой вершине ее обитают Шива и Индра вместе с блаженными людьми.

Там есть прекрасный сад Нандана и в нем среди четырех скал растет древо бессмертия — Кальпауркшам и другое, называемое Кальдеир, с которого ни один смертный не мог безнаказанно взять даже цветка. Со всех четырех сторон райская гора укреплена золотыми, серебрянными, медными и железными цоколями, а вокруг нее беспрерывно движутся солнце, луна и звезды. Она имеет много уступов, на которых пребывают духи и святые по различным степеням их заслуг. У буддистов эта гора называется Сумеру, в Тибете — Кенлу, в Китае — Суми…

Итак, мы нашли горы «Бару» и «Мару» – Большого и Малого Ариев, и Арарат – лучшая из возможных в Евразии иллюстраций их местоположения. Жители Борея весьма уместным образом приветствовали бы друг друга «Барев!», а возможно, именно постоянное приветствие и стало поводом называть их «борейцами»…

Но в этом случае кто такие «гиперборейцы»? Алогичный абсурд незамедлительно кончается, если мы прочитаем их имя с нашей трактовкой «Борея»: гиперборецы, это те, дословно, кто живет «за Бореем». Я не знаю, как можно жить за «северным ветром», пусть сторонники северной русской ориентации сами это объясняют, но «за Араратом» жить вполне возможно. Более того, именно за Араратом расположена территория наиболее древней арийской цивилизации. Тут археология сошлись с фольклористикой.

Современные гиперборейцы пишут: «На фундаменте этих архаичных представлений, в конечном счете, сформировалось и христианское понятие рая. Другими словами, подлинные истоки этого фундаментального представления находятся на Русском Севере».

С каких это пор рай стали помещать на русском севере? История говорит другое – туда ссылали за провинности, русский север ассоциировался веками не с раем, а с ссыльнопоселенческим краем.

«Но вначале был северный остров, в древнеиндийской мифологии носящий имя Светадвипа». «Рамаяна» — великий индийский эпос, переполненный полярными реминисценциями, так описывает блаженный край, где живут люди, не ведающие ни бед, ни забот:

«Здесь находится великий Белый Остров (Светадвипа) вблизи Млечного (Ледовитого) океана (Еширода), где обитают великие, могучие люди, прекрасные, как лунный свет. Они стройны и плечисты, наделены великой как физической, так и духовной силой, и голос их подобен грому».

В русском народном мировоззрении данная мифологема Страны всеобщего счастья и индивидуального блаженства известна как апокрифические Макарейские (Макарийские) острова (что, собственно, является греческим эквивалентом Блаженных островов: makarios означает «блаженный», «счастливый»). Но откуда взяли «makarios» сами греки? Прочитать его нетрудно и современному русскому: это сочетание корней «ма»– практически у всех народов мира означающий материнское начало и «ариос», с традиционной греческой концовкой «-с». У народов кельтийского ареала приставка «мак» означает отношения сыновства. Итак – макарийские «острова» – это «отчизна ариев». А если мы снова заменим «острова» на «горы» – то получим формулировку «горы отчизны ариев».

Другой мифопоэтический коррелят Золотого века содержится в знаменитой старообрядческой северорусской легенде о Счастливой стране Беловодье, которую считали находящейся в районе (акватории) Ледовитого океана, но, по всей видимости, отнюдь не изначально.

Уже в полуапокрифическом «Мазуринском летописце» указывается, что легендарные русские князья Словен и Рус, правившие задолго до Рюрика, «обладали северными землями по всему Поморью: <...> и до реки великой Оби, и до устья Беловодной воды, и эта вода бела, как молоко...». «Молочный оттенок» в древнерусских записях имело все, что относилось к Ледовитому океану, который и сам нередко именовался Молочным.

Это само по себе весьма странно. Воды Ледовитого океана можно воспринимать как серые, черные, свинцовые – но уж отнюдь не как бело-молочные. Холодная вода темна, это подтвердит любой, кто за ней наблюдал. Другое дело, если речь идёт о белых сверкающих ледниках. Но ледники ли это полярной шапки – или ледники кавказских гор? Давайте оставим вопрос пока открытым.

Известный историк Вадим Каргалов в своей высокохудожественной биографии князя Святослава [19] (князя, погибшего от руки печенегов в 972 году), помимо всего прочего, указывает важный факт: византийские хроники, говоря о Святославе, вожде русов, называют его «вождем тавров» и ставят знак равенства между русами и таврами.

Как же мог северный народ называться «таврами», если сидел он в среднем течении Борисфена (Днепра), а пришел, якобы, с Ильменя? Где и стоит самый древний город этого северного народа, «подчеркивающий» это своим именем – «Нов-Город» (как полагает официальная история России)?

Тавры – это жители Таврии, т. е. Причерноморья, где и сейчас стоит Херсон-Таврический. Руссы-тавры очень гармонируют с именем современного Черного моря, которое в числе древних имен вполне официально именовалось во многих источниках «Русским морем».

Неужели и Киев, и уж тем более Новый Город – Новгород – были только дальними выселками для причерноморских тавров, народа грозного Святолава?

К исторически-обозримому времени русы были в Причерноморье стиснуты и ужаты другими народами, но они там были в обилии представлены. Всё северное Причерноморье «обсажено» крепкими русскими крепостями и городами. Во времена Святослава это русские поселения между Серетом и Днестром, Белгород в устье Днестра, русский город Олешье в устье Днепра, Корчев (Керчь), Тмутаракань-Таматарха (современная Тамань). К 900-м годам нашей эры они уже отрезаны от своих северных, киево-новгородских колоний-полисов Диким Полем, по которому кочуют свирепые кочевники: гунны, авары, торки, печенеги, позднее – половцы. Потеснены они и в Крыму греками, и в Прикубанье – касогами.

Тем не менее, это именно русские города, населенные русскими. В частности, это ярко иллюстрирует история походов князя Святослава. Как и многие языческие племенные царьки, Святослав был воином-грабителем, искавшим в походах, в основном, трофеев и добычи. Начиная свой хазарский поход, Святослав не грабил вятичей – как своих кровных родственников – лишь избавив их от хазарской дани и обложив собственной. Однако уже в Волжской Булгарии начались грабежи и разбой орды Святослава, переполненной профессиональными военными того времени – наемниками, которых – без различения национальности – называли сословием варягов (наподобии «иностранного легиона» во Франции и Испании в новое время).

Святослав предал грабежу и потоку древний город Итиль – столицу своих врагов хазар. Однако и данников, порабощенных хазарами, он грабил не менее жестоко. Так, орда Святослава разграбила и сожгла город Семендер – столицу страны династии Кахван, порабощенную некогда Итилем. Та же судьба постигла и город Семикару. Однако при подходе к городам исконно-русским, Тмутаракани (Таматархе) и Корчеву (Керчи), Святослав вел себя примерно так же, как и с вятичами.

Отказ от грабежа этих городов вызвал конфликт Святослава с союзниками – печенегами, чуть было не окончившийся битвой. Роптали и варяги. Однако Святослав поступил с Тмутараканью и Корчевом симметрично своей политике у вятичей: отменил зависимость от хазар и сделал своими подданными. При этом это вовсе не значило, что Святослав отказался от тактики выжженной земли у иноплеменных народов: после Тмутаракани князь пошел к Саркелу, штурмовал его, разграбил, сжег, жителей убил или обратил в рабство. После Саркела пошел через Киев в Болгарию, однако там был скромен, считая болгар (славян) единоплеменниками. Но, войдя во Фракию и Македонию, к грекам, снова превратился в разнузданного мародёра.

Совершенно очевидно, что Святослав, не просвещённый христианством, исходил из узко-племенного различения добра и зла, мог и умел быть добрым только по отношению к тем, кого считал русами, славянами. Таковыми он считал – вятичей, болгар и жителей Тмутаракани.

Важнее то, что и сама Тмутаракань, находясь под хазарской оккупацией, считала себя русской. При подходе войск Святослава, о которой – как об огромной банде грабителей – было известно уже всей земле – богатые приморские города не только не испугались северного завоевателя, но напротив: подняли восстание и выгнали тмутараканского тадуна в Корчев. Хазары в отместку сожгли Тмутаракань, а Корчев восстал чуть позже, и перебил своими силами целых два гарнизона – тмутараканский и корчевский.

Святослав сносится с приморскими городами, как с роднёй. Сперва он в степи принял их послов. Потом поспешил на помощь горящей Тмутаракани, но не успел. Потом принял восставших корчевцев и из их рук получил головы хазарских тадунов (губернаторов).

Наконец, апофеоз братства: Святослав идет ради тмутараканцев на конфликт с печенегами и варягами, отправляет всех жаждущих добычи на территорию нынешнего Азербайджана – лишь бы сберечь приморские города от грабежа. Чего же удивляться? Крым – это Таврида, а Святослав – как именует его византийская хроника – «вождь тавров». Соответственно, он разговаривал не с чужим народом, а со своим собственным, просто отрезанным от него кочевниками, и попавшим, наравне с вятичами, в рабство к хазарам. Население Причерноморья воспринимает Святослава не как чужака, пришедшего издалека, и с войной, а как своего единокровного князя. На чем ещё может зиждиться эта искренняя – и оправдавшаяся – надежда богатых тмутараканцев на то что – в отличие от всех народов земли, в отличии и от хазар, и от булгар, и от греков, и от кахванцев – именно их, тмутараканцев, Святослав не будет и не собирается грабить?!

Вместе с вятичами отойдя от хазар и присягнув Святославу, тмутараканцы и корчевцы будут верны Руси вплоть до своей гибели от руки половцев, верны русским князьям, несмотря на свою оторванность от «большой земли», на свою – такую располагающую к сепаратизму – автономность и удаленность от Киевской Руси.

Однако если, двигаясь на север, тавры стали руссами, отсеченные после степью от родных мест, то и сама Таврида отнюдь не всегда была в северном Причерноморье. Оно стало Тавридой только потому, что её населили тавры – выходцы с армянского нагорья. Подлинный и самый древний из Тавров находится много южнее даже Черного (в древности – Русского) моря.

К северу от Сирии, закрывая армянское нагорье от Передней Азии, пролегла каменная стена горного хребта. Это и есть подлинный Тавр – горный массив, сейчас находящийся на юго-востоке Турции. Античные географы считали, что Тавр делит все, что лежит к Востоку от Средиземноморья на «внутреннюю» и «внешнюю» половину. Далее, замыкая армянское нагорье, идёт горная цепь, названная античными географами «горами Анти-тавра», т. е. – противоположная Тавру. Почему же тогда античные географы, прекрасно зная, что настоящий Тавр находится на севере Сирии, называли северное Причерноморье «Тавридой»? Да к тому же совершенно очевидным образом (вплоть до времен князя Святослава) величали таврами ещё более северный народ – киевлян? Неужели они не заметили бы такого явного географического противоречия (три разных местности носят одно имя), если бы эти местности не связывал бы общий народ.

Именно так, как мы называем сегодня «Россией» и Владивосток, и Пермь, и Калининград – поскольку в каждой из этих весьма удаленных местностей живут русские – именно так же древние историки и географы называли «таврами» единоплеменных жителей армянского нагорья, северного Причерноморья, Киева и Новгорода – вплоть до гор, даже сегодня читаемых по-армянски: Карпаты…

Оставаясь в рамках теории «царского», а не «рабского» происхождения русских и всех славян, мы сможем расшифровать и таинственное «Беловодье». Что это за страна? Обязательно ли она связана с водой, как это следует из составляющей «-водье»?

Нет, естественно. В слове «по-водья» нет и тени намека на воду, это конская сбруя, позволяющая водить коня. Но если та же природа и у «Бело-водья» – тогда мы получаем формулу: «Страна, в которой водили на привязи какого-то Бела».

В древности водить на привязи и значило, собственно, «победить». Все стелы и барельефы древности буквально криком кричат об этом – победа признавалась лишь тогда, когда царь мог провести под триумфальной аркой поверженного, связанного и идущего за колесницей на привязи врага.

Для русского имя «Бел» ничего особенного не скажет. Но в древнеармянской мифологии борьба с Белом, победа над Белом есть ключевой и осевой мотив.

С течением веков при передаче родословий народа не все было сказителям самим ясно, в «Беловодье» стали искать «белую воду», и нашли её на севере. Однако в итоге, при смешении древней истории русских с домыслами последующих сказителей, получился сущий бред.

В наиболее древних версиях письменных старообрядческих беловодских преданий (а всего известно не менее 10-ти списков в 3-х редакциях) говорится, как о Ледовитом океане:

«[Поселенцы] живут в глубине окияна-моря, место называмое Беловодие, и озеров много и семьдесят островов. Острова есть по 600 верст и между их горы. <...> А проход их был от Зосима и Савватия соловецких кораблями через Ледское море».

Как можно жить на глубине «окияна-моря»? Почему и откуда у «моря» армянская фамилия «Окиян»? (именно так, а не «океан», писали все русские летописцы и говорили сказители) И, если уж, как Садко, эти чудные беловодцы живут на дне морском, то как же там может быть много озер? Почему горы МЕЖДУ островов, тогда как в «Окияне», совершенно очевидно, гора и есть остров, вершина подъема острова над уровнем моря?

Гиперборейцы – арктофилы в России намертво привязывают Беловодье к Белому морю. Но это прямой подлог. Представления о местонахождении Беловодья у русских были весьма плюралистические.

Русские странники, жаждавшие найти Страну Счастья, искали ее и в Китае, и в Монголии, и в Тибете, и в «Опоньском государстве». Это доказывает, что Беловодье древних русских легенд является географически «плавающим» понятием, что географические ориентиры искателей русской прародины были отнюдь не современными компасными.

Мечты об идеале хранили и некоторую историческую память:

«В тамошних местах тяжбы и воровства и прочих противных закону не бывает. Светского суда не имеют; управляют народы и всех людей духовные власти. Там древа равны с высочайшими древами. <...> И всякие земные плоды бывают; родится виноград и сорочинское пшено. <...> У них злата и сребра несть числа, драгоценного камния и бисера драгого весьма много».

Итак, «Гиперборея» предстает перед нами отнюдь не арктической страной. Мы видим в ней климат совершенно закавказский: виноград, южное просо, высочайшие вековые древа. Количество «злата и сребра, драгоценного камния и бисера драгого» у древнеармянских царей, действительно, поражало воображение современников, а вот откуда сии каменья взялись бы в арктической тундре – спрашивайте у наших фольклористов-«полярников».

Согласно общему сведению данных индоевропейских эпосов, автохтонным самоназванием древней якобы северной страны, которой античные авторы придумали имя — Гиперборея, звучит как «Туле (Фуле)».

Вкратце тулинская (гиперборейская) история и ситуация вокруг нее таковы. Древние эллины, начисто забыв о своей древней прародине, придумали для всех скопом искусственное наименование — «те, кто живут за холодным ветром — Бореем» (по-гречески — «гипербореи»). Таким образом, Гиперборея — древнее название сакральной прародины – «Сё-веры».

В этом смысле о гипербореях писали еще Гомер и Гесиод (о чем сообщается в «Истории» Геродота), но, к сожалению, именно эти их произведения до нас не дошли.

Связь между Элладой и Гипербореей сохранялась на протяжении веков и тысячелетий. Это наложило отпечаток на эпитеты некоторых античных героев: Геракл Гиперборейский, который, как писал Пиндар, «достиг земель, что за спиной у ледяного Борея»; Персей Гиперборейский, который сражался со смертоокой Горгоной Медузой во все тех же владениях «ледяного Борея».

В то, что Геракл мог перейти за Арарат, можно поверить. Равно как и в битву Персея с Горгоной на обледенелых тропах араратских верховий. Но – если понимать мифы не так, а буквально – как мог Геракл уйти за спину «северному ветру»? И какая «спина» может быть у ветра? И что может быть за спиной ветра – полное безветрие? Неужели мы всерьёз поверим в то, что Персей сражался с Медузой за Полярным кругом? Поистине, причудлива и больна была бы фантазия мифотворца, если бы он именно такой смысл изначально вложил в героические мифы…

Солнцебог Аполлон носил эпитет Гиперборейский, потому что родился в Гиперборее и возвращался туда на крылатой колеснице каждые 19 лет. Естественно, где же ещё, как ни за полярным кругом, в тундре – родиться богу тепла и света?!

А вот рождение солнцебога «за Большим Арием» Араратом – все ставит на свои места. Араратская долина была крайним пределом для греческого воображения – дальше начинались уже страны совсем немыслимые и легендарные. В то же время Араратия была для греков (находясь с Востока) – в прямом смысле «страной восходящего солнца». Христианская поговорка «Свет с востока» констатирует то же, что и легенды об солнцебоге, рожденном за Бореем: солнце восходит с Востока (не с Севера!), потому и родина Солнца – на Востоке…

Из Гипербореи в Элладу пришли и первые жрецы — солнцепоклонники во главе с прорицателем Оленем. Логично предположить, что они пришли именно из Армении, ибо Армения тогда была центром солнцепоклоннических жреческих культов.

Один из поздних античных историков и писателей Павсаний (II в. н. э.) в своем знаменитом труде «Описание Эллады» (X, 5, 4—10) приводит следующие удивительные подробности появления одного из главных святилищ Древней Греции — храма Аполлона в Дельфах. Сначала здесь появились гиперборейцы, в их числе был и будущий первый дельфийский жрец, у него, по «странному совпадению», было славяно-русское имя Олен[ь].

Кстати, имя родоначальника всех древнегреческих племен и единого народа — Эллина также представляет собой грецизированную форму общеиндоевропейского слова «олень» и близкого ему по смыслу и происхождению слова «лань».

Олен[ь] — гипербореец и его спутники были направлены в Дельфы Аполлоном. Отсюда напрашивается бесхитростный вывод: сам (будущий) Бог в то время был далеко — скорее всего, в Гиперборее, откуда выехало посольство. Став пророком и прорицателем, Олен[ь] воздвиг в Дельфах первый храм: сначала деревянный, похожий на лачугу, — пишет Павсаний (его модель, сделанную из воска и перьев, Аполлон впоследствии пошлет в подарок в Гиперборею), и лишь спустя длительное время, после многих пожаров и разрушений отстроили тот каменный храм, жалкие остатки которого сохранились по сей день.

История, пересказанная Павсанием, сохранилась и в виде канонических дельфийских текстов:

Так многославное тут основали святилище Богу

Дети гипербореев, Пегас со святым Агийеем.

Также Олен[ъ]: он первым пророком был вещего Феба,

Первый, песни который составил из древних напевов.

Как видно, тут прямо указано, что культовый и обрядовый канон Аполлона Дельфийского был составлен на основе гиперборейских преданий. В дальнейшем Олен[ь]-песнопевец передаст искусство стихосложения священных пророчеств в гекзаметрах пифиям — жрицам Аполлона: сидя на треножнике, они предсказывали судьбу в окружении ползающих змей, вдохновленные одурманивающими испарениями или воскурениями.

Современные ученые, как одержимые, веруют в то, что всё вышесказанное совершили и создали посланцы «погрузившегося на дно материка — Арктиды-Гипербореи».

Причины климатического катаклизма называются самые разные. Михаил Васильевич Ломоносов (1711 —1765), например, полагал, что это произошло в результате смещения земной оси; ранее же климат на Севере был благоприятным.

«Наидревнейшая история России начинается в тех северных ее частях, где в далеком-предалеком прошлом климат не был еще столь неблагоприятным, как сегодня…» – пишет В. Дёмин.

Если бы это было так – откуда же тогда «снега и льды» «ледяной Гипербореи»? Если в ней был «виноградный климат» – почему же свидетельства о ней переполнены этими аллюзиями и паллиативами зимних пейзажей? Для того чтобы понять, как зима и лето соседствуют и пересекаются, нужно побывать в горах Кавказа: здесь одна тропинка приведет пешехода в пару часов от виноградника на ледник и наоборот.

Что же касается теории смещения земной оси: если бы полярная ось не проходила бы через нынешнюю Арктику, то ведь и картины звёздного неба, свойственной полюсу мира, не было бы. Полярные звёзды были бы там, где ось, а вовсе не там, где плавающая из лета в зиму Гиперборея… Для того, чтобы смещением оси Земли объяснить похолодание в Тулии, мало сдвинуть ось; нужно ещё и всё звездное небо сдвинуть в угоду нашим «полярникам». Они постоянно ссылаются на то, что в древних эпосах отражены звездные картины земного полюса – и в то же время радостно хватаются за теории перемещения этого полюса…

Второе название легендарной прародины человечества — Ultima Thule («самый далекий Туле»; иногда переводят — «крайний Туле»): с таким эпитетом утвердилось имя древней северной земли в мировой истории, географии и поэзии. Устойчивое латинское словосочетание, превратившееся в крылатое выражение, введено в оборот Вергилием в «Георгиках» (I, 30).

В греческом языке топоним-символ таинственного и недосягаемого СЁ-ВЕРЫ пишется через «тету» и воспроизводится в разных языках по-разному — и как Туле (Тула), и как Фуле (Фула).

В русском языке принята одновременно и та и другая вокализация. Например, название знаменитой баллады Гёте, написанной им в 25-летнем возрасте и впоследствии включенной в 1-ю часть «Фауста», переводится нынче исключительно как «Фульский король».

В немецком же оригинале четко значится «т»: «Еs wareinKonigin Thule...» (дословный перевод: «[Жил]-был [один] король в Туле»).

В «Фаусте» эту балладу напевает беззаботная Маргарита, еще не ведающая о своей несчастной судьбе. Между тем практически во всех переводах «Фауста» (а их на русском языке насчитывается до десяти), включая классические переводы В. Брюсова, Н. Холодковского и Б. Пастернака, Thule передается либо как Фуле, либо как «фульский», хотя в оригинале Гёте прилагательное не употребляется. Лишь Афанасий Фет, который также перевел обе части «Фауста», поставил в точном соответствии с оригиналом Туле (через «фиту»), но его перевод не переиздавался с конца XIX века.

Через «ф» — Фула — обозначается загадочная северная земля и в последнем переводе «Географии» Страбона; в остальных случаях чаще пишется Туле (Тула). Впрочем, сам отец европейской географии не смог сообщить о далекой полнощной стране ничего, кроме заимствований из утраченных ныне сообщений античного мореплавателя Пифея. Тот, якобы, обогнув Британию, приблизился к кромке ледяной пустыни шуги, не позволившей ему достичь обетованного северного края. В Средние века древние сведения продолжали подкрепляться теми же полярными реалиями:

Имя свое от солнца получила Крайняя Фула:

Ибо летнее там в дни солнцестояния солнце

Вспять обращает лучи, чтобы дальше они не светили;

Дни уводит оно, в непрерывную ночь погружает

Воздух темный над ней, одевает студеное море

Льдом, чтоб праздным оно, для судов недоступное было.

Гальфрид Монмутский. «Жизнь Мерлина»

(Перевод С. А. Ошерова)

В знаменитой книге крупнейшего византийского историка VI века Прокопия Кесарийского «Война с готами» также содержится подробнейшее описание «острова» Туле (Фуле):

«Этот остров Фула очень большой. Полагают, что он в десять раз больше Британии (Ирландии). Он лежит от нее далеко на север. На этом острове земля по большей части пустынна, в обитаемой же части живут тринадцать племен, очень многолюдных, и у каждого племени свой царь. Здесь каждый год происходит чудесное явление.

Около летнего солнцеповорота в течение приблизительно сорока дней солнце здесь никуда не заходит, но в течение этого времени непрерывно сияет над землей. Но (не меньше) месяцев через шесть после этого, около зимнего солнцеповорота, дней сорок солнце совсем не показывается над этим островом, и он погружен в непрерывную ночь. [Точнейшее описание полярных дня и ночи, к примеру, на широте северной оконечности Кольского полуострова или Новой Земли. — В. Д.].

Это время живущие здесь люди проводят в полном унынии, так как они не имеют никакой возможности тогда сноситься друг с другом. Лично мне отправиться на этот остров, чтобы своими глазами увидать то, что мне рассказывали, хоть я и очень старался, никак не удалось».

Далее Прокопий подробно описывает образ жизни одного из племен, живущих в Туле, — скритифинов (другие авторы, например Иордан, именуют их скререфеннами). В последней части древнего этнонима недвусмысленно прочитывается современное название народа — финны. Как и другие северные племена, древние тулейцы «не носят одежды, не ходят в обуви, не пьют вина, не добывают себе никакого пропитания посредством возделывания земли». Они не пашут земли, мужчины и женщины заняты только охотой.

«Находящиеся там леса огромны, изобилуют дикими и другими животными, а равно и горы, которые поднимаются там. Скритифины питаются всегда мясом пойманных животных, а в шкуры одеваются, так как у них нет ни льна, ни приспособления, чтобы сучить нитки, но, связав звериными жилами кожи друг с другом, они таким образом закрывают все тело. И их младенцы вынянчиваются у них не так, как у остальных людей.

Дети скритифинов выкармливаются не женским молоком, и сосут они не материнскую грудь, но выкармливаются только мозгом пойманных животных.

Как только женщина родит, она заворачивает новорожденного в шкуру животного, тотчас же привешивает ее к какому-нибудь дереву, кладет ему в рот мозг, а сама тотчас же отправляется с мужем на обычную охоту. Они все делают вместе и на это занятие охотой ходят вместе. Таков образ жизни этих варваров.

Но другие жители Фулы, можно сказать все, не очень отличаются от остальных людей: они поклоняются многим богам идемонам (гениям), живущим на небе и в воздухе, на земле и в море, и некоторым другим мелким божествам, считающимся, что они находятся в водах источников и рек. Они непрерывно приносят всякие жертвы, приносят жертвы мертвым и героям. Из жертв они считают самой прекраснейшей принесение в жертву человека, который был их первым военнопленным».

Память о древней прародине долгое время сохранялась в некоторых индейских названиях, некогда принесенных с Севера. Так, столица древнего центральноамериканского государства тольтеков именовалась, как и сама прародина, — Тула.

Да и сам этноним тольтеки происходит от того же корня. Тольтекская столица (на территории современной Мексики) просуществовала до XII века н. э. Предположение о лексической и смысловой сопряженности этнонима тольтеков и названия их главного города с легендарной приполярной территорией Туле в свое время было высказано одним из основоположников современного традиционализма Рене Геноном (1886—1951) в его знаменитом эссе «Атлантида и Гиперборея».

А что общего, скажем, между названиями русского города Тула и морского животного «тюлень«? Сразу видно — общий корень! Но почему?

Макс Фасмер — автор самого подробного на сегодня, хотя и очень несовершенного 4-томного «Этимологического словаря русского языка» — поясняет: слово «тюлень» к нам попало из восточносаамского языка, где оно звучит как tulla. У саамов смысл данного слова явно навеян памятью о древнем арктическом материке или архипелаге — Туле. От того же наименования Туле (точнее, от лежащего в его основе корня) происходят и различные русские слова с корнем «тул», включая и русский город Тулу.

Конечно, вряд ли российская Тула имеет прямое отношение (по принадлежности) к древнему Туле. Однако налицо самоочевидное свидетельство: прапредки русского (так же, как и саамского) народа вполне могли знать о существовании легендарной страны, название которой означало нечто скрытое и заветное — он-то и дал наименование тому месту, где впоследствии возник современный город Тула (дословно — «потаенное место»). Именно такой смысл имеет, согласно Словарю Владимира Даля, понятие «тула».

Это — «скрытое, недоступное место» — «затулье», «притулье» («тулить» — укрывать, скрывать, прятать и т. п.). Есть и другие русские слова с этим корнем: «туловище» — тело без учета головы, рук и ног (более чем фундаментальное понятие); «туло» — колчан в виде трубки, где хранятся стрелы (отсюда — «втулка»).

Производными от той же корневой основы в русском языке являются слова: «тыл» — затылок и вообще — задняя часть чего-либо, «тло» — основание, дно (в современном языке сохранилось наречие «дотла»); «тлеть» — гнить или чуть заметно гореть и т. д.

Тем самым имя города Тула имеет богатейшее смысловое содержание. Топонимы с корнем «тул» вообще имеют чрезвычайное распространение: города Тулон и Тулуза во Франции, Тулча — в Румынии, Тульчин — на Украине, Тулымский камень (хребет) — на Северном Урале, река в Мурманской области — Тулома, озеро в Карелии — Тулос. И так далее — вплоть до самоназвания одного из дравидских народов в Индии — тулу.

Происхождение самого имени «Тула» остается тайной: очевидно, что от него производны все приведенные слова (от туловища до втулки), но от чего произведена она сама?

Автором выдвигается версия о том, что исходно «Тула» или «Туле» – родственна армянскому слову «тулрь» (с мягким «р») – т. е. «дающая», «давать». Страна, дающая жизнь всем индоариям – вот смысл «Тулы». Точно так же, как «Тура» – крепость, башня – «дающая защиту», а русский дикий бык «тур» – дающий мясо, основной объект древнерусской охоты.

О далекой северной островной земле Тулия или Тули наперебой сообщали и средневековые арабские авторы — географы, историки, космографы. Так, философ Аль Кинди (умер в 961/962 г.) писал об огромном острове Тулия и большом городе на нем с тем же названием, расположенных «в северном конце обитаемой земли, под Северным полюсом».

Наши гуманитарии-«полярники» понимают слова араба буквально. Но нужно же понимать, что Аль Кинди смотрел под своим, средневеково-аравийским углом зрения, для него (с позиции араба того времени, ещё не знакомого с современным глобусом) Армянское нагорье и было тем самым «крайним северным пределом земли».

Особенно важно для нас свидетельство Кинди – «в северном конце обитаемой земли, под Северным полюсом». Разумеется, буквальное восприятие слов араба рождает абсурд: как это можно жить не просто «на полюсе» (что само по себе уже странно), а к тому же ещё «под полюсом»?!

Если же имеется в виду сакральный полюс древнеарийского центра – например, гора Арарат – тогда слова тут же приобретают смысл и значение. Действительно, живут не на горе, а под горой.

Космограф Димешки, развивая данные сведения, подчеркивает, что земля Тулия населена славянами.

О таинственном «тульском народе» рассказывается в литературном памятнике, посвященном одному из создателей славянской письменности— Кириллу (в миру Константину). В Житии одного из солунских братьев, создателей славянской письменности (известном не менее чем в 48 списках), говорится о путешествии Константина (еще до создания кириллической азбуки) по землям Хазарского каганата, куда в то время входили и славянские земли. Здесь имеется эпизод о встрече с язычниками-древопоклонниками, поименованными тульским (фульским) народом. Хазары жили в устье Волги и на Северном Кавказе. Каким образом – если не по нашей версии – могли тульцы переместиться «из-под северного полюса» Кинди на Северный Кавказ?

Тула-Гиперборея неожиданно появляется из океана забвения и в одной из беломорских былин о Потыке, записанных в конце XIX века Алексеем Владимировичем Марковым от неграмотного крестьянина Власа Ивановича Чекалёва, тот, в свою очередь, слышал ее от стариков поморов.

«Что за имя такое Потык — толком пока никто не объяснил. Но от былинного сюжета так и веет глубокой архаикой» – пишет «полярник» В. Дёмин. Ему – совершенно очевидно не хочется производить имя Потыка от грубого и безобразного русского глагола «потыкать» – в сказке это было бы не имя величайшего богатыря, а имя злого персонажа. Имена в легендах всегда имеют символическое значение, и потому производить Потыка из «потыкания» алогично.

Тогда от чего производить?

Армянское слово «Потик» переводится на русский язык, как «стеночка», что для богатыря куда уместнее: ведь и выражение «встать стеной» на пути врага выросло именно из богатырских былин. Характерно, что Потык (Потик) имеет и второе имя – «Серый Камешок», подобно тому, как Владимир в былинных – «Красно Солнышко». «Стеночка-серый камешок» – имя вполне логически связанное и богатырское.

По легенде, многих русских богатырей взял в плен король Тульской земли. Ее властитель, естественно, зовется Тульским королем — ну точь-в-точь как в знаменитой балладе Гёте (вот ведь какие невероятные совпадения случаются!).

Другими словами, в русской былине сохранилась память о древней прародине индоевропейских и других народов земли Туле-Гиперборее. Предлагавшееся же маститыми учеными толкование: дескать, под Тульской землей следует понимать Турцию (а под Тульским королем — турецкого султана) — абсурдно.

Хотя бы потому, что сюжету русской былины многие тысячи лет, а турки-османы появились в Малой Азии и стали историческими соседями Руси только в XIV веке.

Не подходят на роль туляков-гиперборейцев и летописные торки. По справедливости говоря, Тульский король захватывает в плен русских богатырей не вероломно, а вполне честным путем: он выигрывает их у князя Владимира в «пешки-шахматы».

Стольнокиевский князь сначала проиграл хозяину тульской земли золотую казну, а затем, войдя в азарт, — в придачу еще двенадцать богатырей-телохранителей. Вызволить из плена берется отважный богатырь Потик-Серый Камешок.

Он блестяще выполняет задание: отыгрывает не только русские деньги и незадачливых пленников, но в придачу и жену себе — Тульскую царевну по имени Авдотьюшка (нижеследующий текст приводится в точном соответствии с фольклорной записью):

Да отправилсэ (так!) Потык в землю Тульскую,

Ко тому королю-ту (так!) да земли Тульския.

Приезжал ведь Потык да сын Ивановиць,

Ише сам говорил ему таковы речи:

«Уж ты вой (так!) ecи, король да земли Тульския!

Я приехал играть во пешки-ти как во шахматы».

Они садились играть с королем де земли как Тульския.

Да недолго ведь Потык как отыгрывал:

Он ведь ступь-ту ступил, на другой ведь мат дает.

Отыграл-то у его золотой казны сорок тысячей,

Отыграл у его двенадцать-то всих богатырей,

Он ведь выиграл у его да любимую доць,

Да любимую доць да одинокую

Ише по имя Овдотьюшку, Лебедь Белую...

Потык носит явно не-христианское имя, он – человек дохристианской эпохи. Почему же тогда он сын «Ивановиц»? Какое отношение к Потыку имеет иудейский «Иоанн»? Почему «Иоанн» в России стал «Иваном» – только ли от удобства сокращения? Или ещё до Иоанна было более привычное уху языческое армянское имя «Иван» – дословно «живущий севернее Вана», озера Ван?

Дочь Тульского короля становится второй женой Потыка. Она, как и первая, — носительница гиперборейской символики лебедя. Лебедь — древнейший символ Солнцебога Аполлона Гиперборейского (такой эпитет по месту рождения дали ему эллины) и всей Гипербореи-Тулы. Архаичные лебединые образы широко распространены во всех культурах Евразии.

Так древняя предыстория Руси приходит к нам в неумирающих фольклорных образах, сюжетах и мифологемах, в народном орнаменте, древних узорах, символике резьбы, росписи, обрядах. Лучшее подтверждение тому – бесхитростный, ароматный, такой вкусный и такой знаменитый тульский пряник!

По эзотерическому преданию, столицей легендарной страны Туле был Город Солнца — Гелиополь. Именно с тех пор священное название, превращенное в своего рода символ, начало свое победное шествие по всему миру.

Сам топоним греческого происхождения, но он калькирует исконно-автохтонные названия. Одна из религиозных столиц Древнего Египта известна под названием Гелиополя.

Впоследствии имя Города Солнца как символ достойной и счастливой жизни перекочевал в тайные учения и утопические доктрины — наиболее известной из них явилась знаменитая книга Томмазо Кампанеллы.

О жителях Гипербореи сообщали многие античные авторы. Один из самых авторитетных ученых Древнего мира — Плиний Старший (23/24 — 79 г. н. э.) писал о гиперборейцах как о реальном древнем народе, и генетически связанном с эллинами через культ Аполлона Гиперборейского. В «Естественной истории» (IV, 26) дословно говорится:

«За этими [Рипейскими] горами, по ту сторону Аквилона, счастливый народ (если можно этому верить), который называется гиперборейцами, достигает весьма преклонных лет и прославлен чудесными легендами. Верят, что там находятся петли мира и крайние пределы обращения светил.

Солнце светит там в течение полугода, и это только один день, когда солнце не скрывается (как о том думали бы несведущие) от весеннего равноденствия до осеннего, светила там восходят только однажды в год при летнем солнцестоянии, а заходят только при зимнем.

Страна эта находится вся на Солнце, с благодатным климатом и лишена всякого вредного ветра. Домами для этих жителей являются рощи, леса; культ Богов справляется отдельными людьми и всем обществом; там неизвестны раздоры и всякие болезни. Смерть приходит там только от пресыщения жизнью. <...> Нельзя сомневаться в существовании этого народа».

Даже из этого небольшого отрывка из «Естественной истории» нетрудно составить ясное представление о Гиперборее. Она якобы размещалась там, где Солнце может не заходить по нескольку месяцев. Формально это – приполярье.

В то же время можно ли всерьёз предполагать, что это приполярье всё на Солнце, с благодатным климатом и лишена всякого вредного ветра? Рощи, леса там не просто есть, что для приполярья весьма странно, они к тому же служат домом жителям! Допустим даже, что в древности климат в Приполярье был мягче нынешнего. Но насколько? Настолько, чтобы люди жили в лесах, не мучаясь ни малейшими заморозками?

Приполярные области – пишет Дёмин – в русском фольклоре именовались «Подсолнечным царством». Тут одно из двух – либо автор сошел с ума, либо русский фольклор. Какое же «подсолнечное царство» в приполярной тундре?! До какой степени образным мышлением надо обладать, чтобы вообразить на Новой Земле «Подсолнечное царство»!

«Впрочем, еще ранее российскими океанографами и палеонтологами было установлено, что в 30—15 тысячелетиях до н. э. климат Арктики был достаточно мягким, а Северный Ледовитый океан был теплым, несмотря на присутствие ледников на континенте» – походя сообщает Дёмин.

Это превращает историю зарождения русского народа вообще в какую-то запредельную сказочную фантастику. Во-первых, что значит «30 тыс. до н .э.»?! Самые древние, древнейшие из древнейших очаги цивилизации нащупываются археологией не позднее 5–7 тыс. до н. э. А тут сразу вам 30-15 тысяч лет, ничего себе разлёт!

Во-вторых – что же это за модель такая «слоёного климата»? Какими же вулканическими гейзерами должна кипеть эта гигантская «Земля Санникова», чтобы за сплошным поясом ледников, ледникового периода, за «тонзурой», опоясавшей вечным морозом северные широты не просто выживать, а к тому же ещё выращивать виноград и позволять ночевать в своих лесах своим жителям?

Сопряженность Гипербореи с Россией известна давно. Мишель Нострадамус (1503—1566) именовал россиян «народом гиперборейским».

Еще раньше крупнейший средневековый философ Роджер Бэкон (ок. 1214 — ок. 1292) писал в своем главном произведении «Великое сочинение» («Opus majus») о сопряженности русских с гиперборейцами:

«3а Руссией, к северу, живет племя гипербореев, которое так именуется от больших гор, называемых Гиперборейскими. И это племя из-за живительного воздуха живет в лесах, племя до такой степени долговечное, что они не думают о смерти. Племя тихое и миролюбивое, ведущее благонравнейший образ жизни»

Среди античных авторов о Гиперборее несомненного внимания заслуживает сообщение известного римского географа I века н. э. Помпония Мелы:

«Первый народ азиатского побережья — гиперборейцы. Они живут на Крайнем Севере, по ту сторону Рипейских гор, под самой Полярной звездой, солнце у них не восходит и не заходит каждый день, как у нас: оно восходит во время весеннего равноденствия и заходит во время равноденствия осеннего. Поэтому день продолжается у них шесть месяцев, и столько же месяцев тянется ночь.

Это — поистине священная земля, солнца здесь много, и почва плодородна. Жители этой земли — справедливейшие люди…»

Сообщение Мелы достаточно приближено к нашему времени. Хотя оно во многом опирается на «Естественную историю» Плиния, в нем имеются некоторые существенные географические детали, касающиеся Гипербореи: она располагается уже не на островах посреди Ледовитого (Скифского) океана, а на материке в окружении скифов. На т. н. «карте Меркатора» Гиперборея изображена в виде огромного материка с высокой горой посередине.

И гора для нас – «существенная деталь», и скифы тоже. Скифы жили в Причерноморье. Материк в окружении скифов – это Крым. И Ледовитый океан, следовательно, вовсе не наш Ледовитый – а Черное море. Учитывая особенности изотермы в Европе, которая идет по меридианам, а не параллелям, самое холодное и суровое место для римлянина – это даже не Южная Британия, а именно северное Причерноморье. Никуда «севернее» (не в географическом, а в климатическом смысле) народы средиземноморья, у которых даже штанов не было в обычае, шагнуть не могли.

Но как же быть с полярными звёздными и солнечными реминисценциями, постоянно встречающимися в источниках по Гиперборее и Туле? Очевидно, скорее всего, это преломленные воображением авторов древности отголоски солнцепоклоннического культа древнего Араратского царства, общей Родины русских и армян, а возможно – отголоски тех астрономических знаний араратцев-гиперборейцев, которые невежественной периферии арийского мира казались непостижимым чудом, и в ходе участия в мистериях лучше всего другого откладывались в памяти…

 

 

СВИДЕТЕЛЬСТВА ЛИНГВИСТОВ (ЯЗЫКОВЕДОВ)

 

 

Какую память хранит о нашем прошлом наш язык? Часто ли мы задаем себе такой вопрос? Откуда мы, русские, родом, и кто наши ближайшие родственники?

«Тема судеб славянских индоевропейцев не может не быть широка и сложна, и она слишком велика для одного вынужденно краткого очерка, поэтому необходимо заранее отказаться от подробного и равномерного освещения, сообщив лишь некоторые наиболее интересные результаты и наблюдения, главным образом из новых этимологических исследований слов и имен собственных, перед которыми поставлена высшая цель – комбинации и реконструкции моментов внешней языковой и этнической истории» [20] – писал известнейший филолог Н. Трубачев.

Собственно, задача проста, насколько может быть проста монументальная задача: отобрать и реконструировать форму, значение и происхождение древнего лексикона славян и извлечь из этого лингвистического материала максимум информации по истории этноса. Над воссозданием праславянского лексического фонда работают в Москве и в Кракове, если говорить только о новых больших этимологических словарях.

Разумеется, над этими и близкими вопросами работает значительно больший круг лиц у нас и во многих других странах. Надежная реконструкция слов и значений – путь к реконструкции культуры во всех ее проявлениях.

Почему славяне заменили индоевропейское название бороны новым словом? Как сложилось обозначение действия «платить» у древних славян? Что следует думать относительно ситуации «славяне и море»? Как образовалось название корабля у славян? Не есть ли это форма «к – ара – бел», которую название профессии «корабел» (произносится как «карабэл») сохранило точнее, чем исходное существительное?

Многие слова по-прежнему неясны, другие вообще вышли из употребления, забыты, в лучшем случае сохраняются на ономастическом уровне.

Отсюда наш острый интерес к ономастическим материалам и новым трудам вроде «Словаря гидронимов Украины», которые углубляют наши знания древней славянской апеллативной лексики и дают пищу для рассмотрения новых принципиальных вопросов по ономастике, например, о славянском топонимическом наддиалекте, о существовании славянских генуинных гидронимов, т. е. таких, у которых апеллативная стадия отсутствует, например, morica и его продолжения в разных славянских гидронимиях.

Наконец, древний ареал обитания, прародину славян тоже нельзя выявить без изучения этимологии и ономастики. Как решается этот вопрос? Есть прямолинейные пути (найти территорию, где много или все топонимы-гидронимы чисто славянские) и есть также, должны быть, более тонкие, более совершенные пути.

Что происходило с запасом лексики и ономастики, когда мигрировал древний этнос? Называл ли он только то, что видел и знал сам? Но «словарь народа превосходит действительный (актуальный) опыт народа», а значит, он хранит еще не только свой древний петрифицированный опыт, но также и чужой, услышанный опыт.

Это тоже резерв нашего исследования. Славянская письменность начинается исторически поздно – с IX в. н. э. Но славянское слово или имя, в том числе отраженное в чужом языке – это тоже запись без письменности, меморизация.

Например, личное имя короля антов rex Boz у Иордана (обычно читают Бож – «божий») отражает раннеславянское *vozhь, русское народное «вож» (калька rex = вож), книжное «вождь», уже в IV в. с проведенной палатализацией, слово вполне современного вида. Отсюда «божий», «вожжи», «вождь», «важный» и т. п. – причем характерен случай конвертации в генезисе языка звуков «б» – «в» в определенных случаях.

Надо сказать, что в современной науке вопросы прародины славян и их генезиса более чем сомнительно трактуются. Никакой ясности и взаимопонимания тут нет, а есть споры и прямо противоположные предположения. Предоставим, впрочем, слово нашему эксперту – филологу Трубачёву:

«Чем были вызваны вторжения славян в VI в. в придунайские земли и далее на юг? Союзом с аварами? Слабостью Рима и Константинополя? Или толчок к ним дали устойчивые предания о древнем проживании по Дунаю? Может быть, тогда вся эта знаменитая дунайско-балканская миграция славян приобретет смысл реконкисты, обратного завоевания, правда в силу благоприятной конъюнктуры и увлекающегося нрава славян несколько вышедшего из берегов?

Чем иным, как не памятью о былом житье на Дунае, отдают, например, старые песни о Дунае у восточных славян – народов, заметим, на памяти письменной истории никогда на Дунае (scil. – Среднем Дунае) не живших и в раннесредневековые балканские походы не ходивших. Если упорно сопротивляться принятию этого допущения, то можно весьма затруднить себе весь дальнейший ход рассуждений, как это случилось с К. Мошинским, который, слишком строго понимая собственную концепцию среднеднепровской прародины славян, пришел даже к утверждению, что в русских былинах Дунаем назывался Днепр...

Ненужное и неестественное предположение. Еще более трудным оказывается положение тех ученых, которые с Лер-Сплавинским пытаются доказать, что у славян был широко распространен первоначально не гидроним Dunaj, а апеллатив dunaj – «лужа», «море», якобы из индоевропейского *dhou-na.

В последние годы эту неудачную этимологию повторил Ю. Удольф. Заметим, что все трое ученых ищут прародину славян в разных местах: Лер-Сплавинский – в междуречье Одера и Вислы, Мошинский – в Среднем Поднепровье, а Удольф – в Прикарпатье. Их объединяет, пожалуй, лишь стремление опровергнуть древнее знакомство славян с Дунаем – гидронимом и рекой, настойчиво подсказываемое языком. А стоило, наверное, прислушаться к голосу языка.

Термин «прародина» крайне неудачен и обременен биологическими представлениями, которые сковывают мысль и уводят ее на неверные пути (есть, правда, словоупотребление еще более романтичное и соответственно менее научное, чем прародина, Urheimat – польское prakolebka «древняя колыбель», англ. cradle). Отсюда можно заключить, что если у человека родина – одна, то и у народа, языка – одна прародина. Однако небольшой типологической аналогии достаточно, чтобы задуматься всерьез над другой возможностью.

Пример – венгры, у которых родин или прародин было несколько: приуральская, где они сформировались и выделялись из угорской ветви, севернокавказская, где они общались с тюрками-булгарами, южноукраинская, где начался их симбиоз с аланами, и, наконец, «взятие родины» на Дунае – венг. honfoglalas, нем. Landnahme, термин, кстати, очень деловой и весьма адекватный, не содержащий иллюзию изначальности, которая неизбежно присутствует в слове прародина. Исландцы тоже хорошо помнят свое «взятие родины» (landnama). Поэтому методологически целесообразнее сосредоточиться не на отыскивании одной ограниченной прародины, а на лингвоэтногенезе, или лингвистических аспектах этногенеза.

Четкой памяти о занятии родины у славян не сохранилось, о чем, с одной стороны, можно пожалеть, имея в виду доказанную эффектную траекторию древних венгров из Приуралья на Дунай и память о ней, а с другой стороны – нужно научиться правильно интерпретировать сам факт отсутствия памяти и о приходе славян издалека. Ведь существуют примеры тысячелетней памяти о ярких событиях в жизни народа (в первую очередь – об этнических миграциях) даже в условиях полного отсутствия письменности. Отсутствие памяти о приходе славян может служить одним из указаний на извечность обитания их и их предков в Центрально-Восточной Европе в широких пределах».

В настоящее время, безусловно, согласимся с Трубачевым – надо считать законченным (исчерпавшим себя) предыдущий период или направление прямолинейных исканий прародины славян, когда с усилением темпа миграции прямо ассоциировали убыстрение изменений языка и лексики, когда исходный характер этнической области старались обосновать, всеми силами доказывая славянскую принадлежность ее (макро)-гидронимии или обязательное наличие в ней «чисто славянской топонимики», будь то висло-одерская с постепенным расширением в одерско-днепровскую, или правобережно-среднеднепровская, или припятско-полесская.

Прежде чем мы приступим к пересмотру распространенной аргументации прародины, полезно вспомнить мудрые слова Брюкнера, который давно ощутил методологическую неудовлетворительность постулата ограниченной прародины: «Не делай другому того, что неприятно тебе самому. Немецкие ученые охотно утопили бы всех славян в болотах Припяти, а славянские – всех немцев в Долларте (устье реки Эмс. – Т. О.); совершенно напрасный труд, они там не уместятся; лучше бросить это дело и не жалеть света божьего ни для одних, ни для других».

Это, конечно, была шутка, но проблема размера прародины имеет серьезное научно-методологическое значение. Верно замечено, что идея ограниченной прародины (в немецкой этногенетической литературе активно пользуются еще термином «Keimzelle», буквально «зародышевая клетка», что совсем уводит нас в биологию развития) – это пережиток теории родословного древа.

Необходимо считаться с подвижностью праславянского ареала, с возможностью не только расширения, но и сокращения его, вообще – с фактом сосуществования разных этносов даже внутри этого ареала, как и в целом – со смешанным характером заселения древней Европы, далее – с неустойчивостью этнических границ и проницаемостью праславянской территории. Вспомним поучительный пример прохода венгров в IX в. сквозь восточнославянские земли уже в эпоху Киевского государства. Отдельность этноса не исключала его дисперсности, а для древней поры просто обязательно предполагала ее.

Хотя современное изучение индоевропейских диалектов ведут обычно от Мейе, он вполне отдавал дань унитаристской концепции индоевропейского праязыка, а славянские языки тем более производил из «почти единого наречия», забывая в данном вопросе завет своего учителя Ф. де Соссюра о диалектном членении внутри первоначального ареала.

Стоит ли удивляться, что до последнего времени говорят о «единстве» общеславянского языка, покойный 3. Штибер пришел даже к выводу, что до 500 г. н. э. в славянском языке имелась только одна (!) диалектная особенность, в чем ему тут же вполне резонно возразили, что так просто не могло быть в тех условиях.

Малые размеры праславянской территории, как и первоначальная бездиалектность праславянского языка, – это не доказанные истины, а предвзятые идеи. В науке накоплен большой материал, свидетельствующий об ином. Индоевропеистика давно считается с диалектными различиями внутри первоначального ареала. Современная романистика уже не держится за идею одной народной латыни.

С разных сторон указывают на то, что язык есть интеграция, что славянский языковой тип – результат консолидации, что уместно говорить о многокомпонентности каждого языка, наконец, доступные письменные свидетельства о древних эпохах прямо показывают, что чем дальше в глубь веков, тем языков было больше, а не меньше. В духе понимания этих или подобных фактов в современной литературе по истории русского и славянских языков можно чаще встретить выражение вроде «славянское этноязыковое объединение». Верно замечено, что праславянский язык – не искусственная модель, а живой, многодиалектный язык.

Эпоха структурного моделирования в последние два десятилетия ощутимо коснулась и праславянского языка, в чем-то притормозив полноту постижения его оригинальных особенностей, потому что в моделировании, в конструировании «непротиворечивой» модели как нигде проявляется это reductio ad unum, упрощающее, а не обогащающее наши представления о предмете.

Принимая во внимание авторитетность языкознания, можно понять, что такая унитаристская концепция праславянского языка не могла не влиять негативно на историю и археологию, сравните, например, высказывание историка о едином «государстве» (!) всех славян перед их экспансией, распространение среди археологов преувеличенных мнений об общности материальной культуры древних славян, тогда как славянство в действительности археологически не монолитно.

Архаизм языка отнюдь не проистекает прямо от автохтонизма народа, как, впрочем, и инновации не обязательно связаны с миграциями. Все это самостоятельные лингвистические вопросы. Что же касается этнического автохтонизма, то это особая проблема: Хирт, например, считал, что славяне и балты дольше других оставались в пределах индоевропейской прародины, а археолог Косинна утверждал, что славяне и арийцы (балтов он вообще в расчет не принимал) были дальше всех от центра на восток.

Унитаристская концепция рассматривала лингвистическую дифференциацию (Мейе: «свой собственный тип») как результат внешнего импульса – субстрата. Ниже мы еще коснемся разных моделей праславянского языка в духе сложения-вычитания. А в вопросе о субстрате нам больше импонирует точка зрения Покорного в том, что «каждый народ реагирует на свой субстрат по-разному».

Таким образом, на смену представлению о первоначально бездиалектном праславянском языке приходит учение о диалектно сложном древнем языке славян с сильно развитым древним диалектным словарем.

Неверным оказывается популярное деление истории праславянского языка на два периода – консервативный (якобы оседлый) период и период коренных изменений (миграционный). Существуют серьезные доводы, что как раз оседлая жизнь создает условия для дифференциации языка, тогда как кочевая жизнь сглаживает различия.

Из верного общего положения о конечности также языкового развития не следует вывод, что в условиях праязыка и прародины один язык можно объяснить, лишь возведя его к другому, подобно тому как это нередко делается в археологии путем объяснения одной культуры из другой.

Возможна ли чисто славянская гидронимическая область? Нет, это наивная концепция. В пределах славянского ареала всегда были дославянские и неславянские элементы, как были они, бесспорно, и в Прикарпатье, что вынужден признать и Удольф. стерильно чистое (бессубстратное) этническое пространство – исключительное и сомнительное явление. Нет чисто славянских топонимических территорий, и одна эта выразительная констатация бесповоротно зачеркивает «метод исключения» немецкой школы (Фасмер, сейчас – Удольф) который, если применять его прямолинейно («где не жили праславяне?»), исключит славян из Европы совсем, что, конечно, не соответствует действительности и не может отменить факта древнего обитания славян в Центрально-Восточной Европе в достаточно широких (и подвижных) пределах.

Как исследовать древнюю подвижность славянского ареала средствами языкознания – ономастики и этимологии? Важнейшим материалом для этого служат состав и происхождение местных (водных) названий. При этом обращают внимание на кучность однородных названий, а район кучности водных названий исконного славянского вида объявляется районом древнейшего распространения славян, иначе – их прародиной. Именно такой прямолинейный вывод относительно Прикарпатья (бывшая Галиция) сделал в своей новой большой книге Ю. Удольф. Однако динамика этнических передвижений отражается в топонимии не прямо, а преломленно. Кучность однородных славянских названий, как раз характеризует зоны экспансии, колонизованные районы, а отнюдь не очаг возникновения, который по самой логике должен давать неяркую, смазанную картину, а не вспышку. Это положение обосновал В. А. Никонов.

Удольф обнаружил в Прикарпатье, по-видимому, один из районов освоения славянами, но не искомую их прародину. Второе положение Никонова – об относительной негативности топонимии («в сплошных лесах бессмысленны названия Лес...» – тоже имеет самое прямое отношение к вскрытию динамики заселения через анализ топонимии, но оно, к сожалению, прошло незамеченным как для Удольфа, так и для его рецензента Дикенмана.

Оба они удивлены, почему в гидронимии болотистого Полесья не встретишь термина Болото, а, между тем, в Полесье, как мы теперь знаем, все в порядке.

В современной индоевропеистике было бы полезно шире применять эти положения, что помогло бы избежать ошибок или явных преувеличений, одно из которых мы специально рассмотрим далее.

Важным критерием локализации древнего ареала славян служат родственные отношения славянского к другим индоевропейским языкам и прежде всего – к балтийскому. Принимаемая лингвистами схема или модель этих отношений коренным образом определяет их представления о местах обитания праславян. Например, для Лер-Сплавинского и его последователей тесный характер связи балтийского и славянского диктует необходимость поисков прародины славян в непосредственной близости к первоначальному ареалу балтов.

Неоспоримость близости языков балтов и славян подчас отвлекает внимание исследователей от сложного характера этой близости.

Впрочем, именно характер отношений славянских и балтийских языков стал предметом непрекращающихся дискуссий современного языкознания, что, согласимся, делает балто-славянский языковой критерий весьма ненадежным в вопросе локализации прародины славян. Поэтому сначала необходимо, хотя бы кратко, остановиться на самих балто-славянских языковых отношениях.

 

 

СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ

 

 

Начнем с лексики как с важнейшей для этимологии и ономастики. Сторонники балто-славянского единства указывают большую лексическую общность между этими языками – свыше 1600 слов.

Кипарский аргументирует эпоху балто-славянского единства общими важными инновациями лексики и семантики: названия «голова», «рука», «железо» и др.

Но железо – самый поздний металл древности, отсутствие общих балто-славянских названий более древней меди (бронзы) наводит на мысль о контактах эпохи железного века, т. е. последних столетий до нашей эры (сравните аналогию кельтско-германских отношений). Новобразования же типа «голова», «рука» принадлежат к часто обновляемым лексемам и тоже могут относиться к более позднему времени. Вышеупомянутый «аргумент железа» уже до детальной проверки показывает шаткость датировки выделения праславянского из балто-славянского временем около 500 г. до н. э.

Существует немало теорий балто-славянских отношений. В 1969 г. их насчитывали пять:

1) балто-славянский праязык (Шлейхер);

2) независимое, параллельное развитие близких балтийских и славянских диалектов (Мейе);

3) вторичное сближение балтийского и славянского (Эндзелин);

4) древняя общность, затем длительный перерыв и новое сближение (Розвадовский);

5) образование славянского из периферийных диалектов балтийского (Иванов-Топоров).

Этот перечень неполон и не совсем точен. Если теория балто-славянского праязыка или единства принадлежит в основном прошлому, несмотря на отдельные новые опыты, а весьма здравая концепция независимого развития и вторичного сближения славянского и балтийского, к сожалению, не получила новых детальных разработок, то радикальные теории, объясняющие главным образом славянский из балтийского, переживают сейчас свой бум.

Впрочем, было бы неверно возводить их все к теории, поскольку еще Соболевский выдвинул теорию о славянском как соединении южно-закавказского языка и балтийского языка.

Аналогично объяснял происхождение славянского Пизани – из прабалтийского с южно-закавказским суперстратом.

По мнению Лер-Сплавинского, славяне – это западные протобалты с наслоившимися на них венетами. По Горнунгу, наоборот – сами западные периферийные балты оторвались от «протославян».

Идею выделения праславянского из периферийного балтийского, иначе – славянской модели как преобразования балтийского состояния, выдвигают работы Топорова и Иванова. Эту точку зрения разделяет ряд литовских языковедов.

Близок к теории Лер-Сплавинского, но идет еще дальше Мартынов, который производит праславянский из суммы западного протобалтийского с италийским суперстратом – миграцией XII в. до н. э. (?) – и южно-закавказским суперстратом.

Немецкий лингвист Шаль предлагает комбинацию: балтославяне = южные (?) балты + даки.

Нельзя сказать, чтобы такой комбинаторный лингвоэтногенез удовлетворял всех. В. П. Шмид, будучи жарким сторонником «балтоцентристской» модели всего индоевропейского (об этом – ниже), тем не менее считает, что ни балтийский из славянского, ни славянский из балтийского, ни оба – из балто-славянского объяснить нельзя.

Методологически неудобными, ненадежными считает как концепцию балто-славянского единства, так и выведение славянских фактов из балтийской модели Г. Майер.

Довольно давно замечено наличие многочисленных расхождений и отсутствие переходов между балтийским и славянским, выдвигалось мнение о балто-славянском языковом союзе с признаками вторичного языкового родства и разного рода ареальных контактов. За этими контактами и сближениями стоят глубокие внутренние различия. Еще Лер-Сплавинский, выступая с критикой произведения славянской модели из балтийской, обращал внимание на неравномерность темпов балтийского и славянского языкового развития.

Балто-славянскую дискуссию следует настойчиво переводить из плана слишком абстрактных сомнений в «равноценности» балтийского и славянского, в одинаковом количестве «шагов», проделанных одним и другим (чего, кажется, никто и не утверждает), – переводить в план конкретного сравнительного анализа форм, этимологии слов и имен. Фактов накопилось достаточно, в чем убеждает даже беглый взгляд.

Глубокие различия балтийского и славянского очевидны на всех уровнях. На лексико-семантическом уровне эти различия обнаруживают древний характер.

По данным Этимологического словаря славянских языко (ЭССЯ) (сплошная проверка вышедших вып. 1-7), такие важнейшие понятия, как «ягненок», «яйцо», «бить», «мука», «живот», «дева», «долина», «дуб», «долбить», «голубь», «господин», «гость», «горн (кузнечный)», выражаются разными словами в балтийских и славянских языках. Список этот, разумеется, можно продолжить в том числе на ономастическом уровне (этнонимы, антропонимы).

Элементарны и древни различия в фонетике. Здесь надо отметить передвижение балтийских рядов чередования гласных в противоположность консервативному сохранению индоевропейских рядов аблаута в праславянском. Совершенно независимо прошла в балтийском и славянском сатемизация рефлексов палатальных задненебных.

Найти здесь «общую инновацию системы согласных» элементарно невозможно, и недавняя попытка Шмальштига прямо соотнести sh в славянском pishetь – «пишет» (из sj!), и sh в литовском pieshti – «рисовать», должна быть отвергнута как анахронизм.

Еще более красноречивы отношения в морфологии. Именная флексия в балтийском более архаична, чем в славянском, впрочем, и здесь отмечаются праславянские архаизмы вроде род. п. ед. ч. *zheny < *guenom-s. Что же касается глагола, то его формы и флексии в праславянском архаичнее и ближе индоевропейскому состоянию, чем в балтийском.

Даже те славянские формы, которые обнаруживают преобразованное состояние, как, например, флексия 1-го л. ед. ч. наст. времени -o, (< и.-е. о + вторичное окончание -m?), вполне самобытны и не допускают объяснения на балтийской базе. Распределение отдельных флексий резко отлично, сравните, например, -s– как формант славянского аориста, а в балтийском – будущего времени.

Старый аорист на -e сохранен в славянском (мьн-Ь), а в балтийском представлен в расширенных формах (литов. minejo).

Славянский перфект *vede, восходящий к индоевропейскому нередуплицированному перфекту *uoida(i), – архаизм без балтийского соответствия.

Славянский императив *jьdi – «иди» продолжает индоевропейское *i-dhi, не известное в балтийском. Славянские причастия на -lъ имеют индоевропейский фон (армянский, тохарский); балтийский не знает ничего подобного.

Целую проблему в себе представляют флексии 3-го л. ед. – мн. ч., причем славянский хорошо отражает форманты индоевропейского -t : -nt, полностью отсутствующие в балтийском; если даже считать, что в балтийском мы имеем дело с древним невключением их в глагольную парадигму, то тогда в славянском представлена ранняя инновация, связывающая его с рядом индоевропейских диалектов, за исключением балтийского.

Ясно, что славянская глагольная парадигма – это индоевропейская модель, не сводимая к балтийскому. Реконструкция глагола в славянском имеет большую глубину, чём в балтийском.

Что касается именного словообразования, то на его глубокие отличия как в балтийском, так и в славянском, обращали внимание и сторонники, и противники балто-славянского единства.

После такой краткой, но как можно более конкретной характеристики балто-славянских языковых отношений, естественно, конкретизируется и взгляд на их взаимную локализацию.

Эпоха развитого балтийского языкового типа застает балтов, по-видимому, уже в местах, близких к их современному ареалу, т. е. в районе верхнего Поднепровья. В начале I тыс. н. э. там, во всяком случае, преобладает балтийский этнический элемент.

Считать, что верхнеднепровские гидронимы допускают более широкую – балто-славянскую характеристику, нет достаточных оснований, равно как и искать ранний ареал славян к северу от Припяти. Развитый балтийский языковой тип – это система форм глагола с одним презенсом и одним претеритом, что весьма напоминает финские языки.

После этого и в связи с этим можно привести мнение о гребенчатой керамике как вероятном финском культурном субстрате балтов этой поры; здесь же уместно указать на структурные балто-финские сходства в образовании сложных гидронимов со вторым компонентом «-озеро» прежде всего.

Но к балтийскому ареалу мы должны подходить с тем же мерилом подвижности, и это весьма существенно, поскольку ломает привычные взгляды в этом вопросе («консервативность» = «территориальная устойчивость»). При этом вырисовываются разные судьбы этнических балтов и славян по данным языка.

«Праколыбель» балтов не извечно находилась где-то в районе Верхнего Поднепровья или бассейна Немана, и вот почему. Уже довольно давно обратили внимание на связь балтийской ономастической номенклатуры с древней индоевропейской ономастикой Балкан.

Эти изоглоссы особенно охватывают восточную – дако-фракийскую часть Балкан, но касаются в ряде случаев и западной – иллирийской части Балканского п-ова. Ср. фрак. Serme – литов. Sermas, названия рек, фрак. Kerses – др.-прусск. Kerse, названия лиц; фрак. Edessa, название города, – балт. Ведоса, верхнеднепровский гидроним, фрак. Zaldapa – литов. Zeltupe и др.

Из апеллативной лексики следует упомянуть близость рум. doina (автохтонный балканский элемент) – литов. daina «песня».

Особенно важны для ранней датировки малоазиатско-фракийские соответствия балтийским именам, сравните выразительное фрак. Prousa, название города в Вифинии – балт. Prus-, этноним.

Малоазиатско-фракийско-балтийские соответствия могут быть умножены, причем за счет таких существенных, как Kaunos, город в Карии,– литов. Kaunas, Priene, город в Карии, – литов. Prienai, Sinope, город на берегу Черного моря, – литов. Sampe <*San-upe, название озера.

Затронутые фракийские формы охватывают не только Троаду, Вифинию, но и Карию. Распространение фракийского элемента в западной и северной части Малой Азии относится к весьма раннему времени (вероятно, II тыс. до н. э.), поэтому можно согласиться с мнением относительно времени соответствующих территориальных контактов балтийских и фракийских племен – примерно III тыс. до н. э.

Нас не может не заинтересовать указание, что славянский в этих контактах не участвует.

Раннюю близость ареала балтов к Балканам позволяют локализовать разыскания, установившие присутствие балтийских элементов к югу от Припяти, включая случаи, в которых даже трудно различить непосредственное участие балтийского или балкано-индоевропейского – гидронимы Церем, Церемский, Саремский < *serma-.

Западнобалканские (иллирийские) элементы необходимо также учитывать (особенно в Прикарпатье, на верхнем Днестре), как и их связи с балтийским.

Решить или, во всяком случае, поставить вопрос, когда появился праславянский язык, наиболее склонны были те лингвисты, которые связывали его появление с выделением из балто-славянского единства, приурочивая это событие к кануну новой эры или за несколько столетий до него (так – Лямпрехт, см. также Лер-Сплавинский, Фасмер). В настоящее время отмечается объективная тенденция углубления датировок истории древних индоевропейских диалектов, и это касается славянского как одного из индоевропейских диалектов.

Однако вопрос сейчас не в том, что древняя история праславянского может измеряться масштабами II и III тыс. до н. э., а в том, что мы в принципе затрудняемся даже условно датировать «появление» или «выделение» праславянского или праславянских диалектов из индоевропейского именно ввиду собственных непрерывных индоевропейских истоков славянского.

Последнее убеждение согласуется с указанием Мейе о том, что славянский – это индоевропейский язык архаического типа, словарь и грамматика которого не испытали потрясений в отличие, например, от греческого (словаря).

Для древнейшей поры, условно – эпохи упомянутых балто-балканских контактов, видимо, надо говорить о преимущественно западных связях славян, в отличие от балтов. Из них древнее других ориентация праславян на связи с праиталийскими племенами.

Эти связи в лексике, семантике и словообразовании отражают несложное хозяйство и общие моменты условий жизни и среды обитания на стадии раннепраязыкового развития без признаков заметного превосходства партнера или четкого одностороннего заимствования.

Сравните соответствия лат. hospes – слав. *gospodь, favere – *goveti (общество, обычаи), struere (*stroi-u-?) – *strojiti (домохозяйство), paludes – *pola voda (среда обитания), po-mum – «плод, фрукт» < *ро-emom «снятое, сорванное» – *роjьmо (русск. поймо – «горсть; сколько колоса жнея забирает в одну руку», Даль), сельское хозяйство.

В этих отношениях, как правило, не участвуют балты, собственные отношения которых к италийскому (латинскому) характеризуются такими признаками, как полигенез, совпадение явлений, т. е. отсутствие непосредственных контактов, несмотря на наличие отдельных (более поздних?) культурных заимствований вроде литов. auksas – «золото», если из италийского *ausom, так и не ставшего общебалтийским термином.

Более позднему времени, видимо, эпохе развитой металлургии, принадлежат западные контакты праславян, охватывающие не только италийцев, но и германцев, обозначаемые понятием центрально-европейского культурного района.

Сравните праслав. *esteja (: герм.), *vygnь (: герм., кельт.), *gъrnъ (: итал.), *kladivo (: итал.), *mоltъ (: итал.).

Эти фрагменты германо-славянских отношений, возможно, древнее (и сохранились хуже) тех более известных германо-славянских языковых отношений, которые представлены большим числом слов (германизмов в славянской лексике) и отражают эпоху после проведения германского передвижения согласных, а в плане этнической истории – симбиоз (тесное сосуществование) германцев и славян, принимаемый некоторыми учеными для пшеворской археологической культуры. Но этому предшествовали другие контакты славян на других территориях.

II тыс. до н. э. застает италиков на пути из Центральной Европы на юг (вот почему нам трудно согласиться с отождествлением италиков с носителями лужицкой культуры и с утверждением, что в XII в. до н. э. именно италики с западными балтами генерировали праславян). В южном направлении двигаются около этого времени и иллирийцы, не сразу превратившиеся в «балканских» индоевропейцев. Я в основном принимаю теорию о древнем пребывании иллирийцев к югу от Балтийского моря и считаю, что она еще может быть плодотворно использована.

Вполне возможно, что иллирийцы прошли через земли славян на юг, а славяне, в свою очередь, распространяясь на север, находили остатки иллирийцев или остатки их ономастики. Это дает нам право говорить об иллирийско-славянских отношениях. Иначе трудно объяснить несколько собственных имен: Doksy, местное название в Чехии, сравните Daksa, остров в Адриатическом море, и глоссу daksa thalassa. 'Epeirotai (Гесихий), Дукля, перевал в Карпатах, сравните Дукльа в Черногории, Doklea (Птолемей), наконец, гапакс ранней польской истории – Licicaviki, название, приписываемое славянскому племени, но объяснимое только как иллир. *Liccavici, сравните иллирийские личные имена Liccavus, Liccavius и местное название Lika в Югославии.

На основании названия местного ветра, дующего в Апулии, – Atabulus (Сенека), сравните иллир. *bul-, burion «жилье», сюда же 'Ataburia, (Zeus) 'Ataburios, реконструируется иллир. *ata-bulas, аналитический препозитивный аблатив «от/из дома», сравните параллельное слав., др.-русск. от рода Рускаго (Ипат. лет., л. 13), наряду с постпозитивной конструкцией аблатива и.-е. *ulkuo-at «от волка». Здесь представлена иллирийско-славянская изоглосса, ценная ввиду неизвестности иллирийской именной флексии.

Кроме ранних италийско-славянских связей, участия в общих инновациях центральноевропейского культурного района и других изоглоссах (например, иллирийско-славянских), именно в Центральной Европе праславянский язык обогатился рядом кентумных элементов лексики, носящих бесспорно культурный характер.

Ответственность за них несут, видимо, в значительной степени контакты с кельтами. Так, праслав. *korva, название домашнего животного, восходит, видимо, через стадию *karava к форме, близкой кельт. car(a)vos «олень», исконнославянское слово ожидалось бы в форме *sorva, с правильным сатемным рефлексом индонвропейского k', который в славянском есть в форме *sьrna, обозначающей дикое животное, что придает эпизоду с *korva культурное звучание.

Праславянский передал, видимо, далее, свое *karava или *korva вместе с его акутовой интонацией балтийскому (литов. karve), в котором это слово выглядит тоже изолированно.

Что касается балтов, то их контакт с Центральной Европой или даже скорее – с ее излучениями, не первичен, он начинается, видимо, с того, впрочем, достаточно раннего времени, когда балты попали в зону Янтарного пути, в низовьях Вислы. Только условно можно датировать их обоснование здесь II тыс. до н. э., не раньше, но и едва ли позже, потому что этрусск. 'arimos «обезьяна» могло попасть в восточнобалтийский диалект (лтш. erms «обезьяна»), очевидно, до глубокой перестройки самого балтийского языкового ареала и до упадка Этрурии уже в I тыс. до н. э.

Прибалтика всегда сохраняла значение периферии, но благодаря Янтарному пути по Висле двусторонние связи с Адриатикой и Северной Италией фрагментарно проявлялись и могут еще вскрываться сейчас.

По долине Вислы – делает в итоге вывод филолог Трубачев – к балтам распространялись и изоглоссы древнеевропейской гидронимии, обрывающиеся к западу (лакуна между Одером и Вислой). Краэ отмечает добалтийский характер древнеевропейской гидронимии, и, я думаю, этот тезис сохраняет свое значение, имея в виду не столько додиалектный, сколько наддиалектный статус этой гидронимии (выработка различными контактирующими индоевропейскими диалектами общего гидронимического фонда). В. П. Шмид плодотворно расширил понятие «древнеевропейской» гидронимии до объема индоевропейской, но он допускает явное преувеличение, стремясь в своих последних работах утвердить идею ее центра в балтийском и даже выдвигая балтоцентристскую модель всего индоевропейского.

Однако кучность «древнеевропейских» гидронимов на балтийской языковой территории допускает другое объяснение в духе уже изложенного нами ранее. Балтийский (исторически) – не центр древнеевропейской гидронимии (В. П. Шмид: «Ausstlahlungszentrum»), а фиксированная вспышка в зоне экспансии балтов на восток, куда они распространялись, унося с собой и размноженные древнеевропейские гидронимы.

Лишь после самостоятельных ранних миграций балтов и славян стало намечаться их последующее сближение (сравните установленный факт наличия в балтийском раннепраславянских заимствований до окончательного проведения славянской ассибиляции и.е. k' > *c > *s, например, литов. stirna < раннепраслав. *cirna, праслав. *sьrna и др.)

Хронологически это было близко к славянскому переходу s > x в известных позициях, который некоторые авторы рассматривают даже как «первый шаг» на пути обособления праславянского от балтийского, что из общей перспективы выглядит очень странно. В плане абсолютной хронологии эти балтославянские контакты (сближения) относятся уже к железному веку (см. выше «аргумент железа»), т. е. к последним векам до новой эры.

Этому предшествовала длительная эпоха жизни праславян в Центральной Европе – жизни, далекой от герметизма в ареале с размытыми границами и открытом как западным, так и восточным влияниям.

Наша личная, авторская точка зрения – не славянские языки произошли от балтийских, а напротив, балтийские, периферийные языки многое почерпнули в себя, столкнувшись со славянским потоком. Само название балтов у славян – однокоренное с «болотом» – показывает, что большим уважением, в качестве прародины, балтийские земли не пользовались. Кто же так неуважительно назовёт сакральную прародину?!

«Балты» – «болотные» – получили своё наименование, скорее всего потому, что славянский поток, окультуривавший в том числе и балтов, шёл с ЮГА, через пинские и мазурские болота. Пришельцы, удивляясь таким болотистым массивом, стали преувеличенно называть «болтом» – «Балтией» всю местность, прилегающую к Балтийскому морю.

Если бы славяне шли с севера, как предполагает арктическая гиперборейская теория, то и балтика Балтикой скорее всего не называлась бы.

В подтверждении нашей теории – о приходе славянских, русских индоевропейцев из Закавказья, приведем справку о хеттской мифологии и её влиянии на древнерусский пантеон. Прийти от хеттов к Руси иначе как через Армянское нагорье у этой мифологии не было никакой возможности. Таким образом, именно Армения выступает, по меньшей мере, абсолютно доказанным мостом от хеттов из древности к прото-русским племенам.

Само слово «хетты» и их предки «хатти» весьма схоже со славянскими «хата» – т. е. «дом, жилище», и, возможно, в переносном смысле – «родина». Тем более что сохранившееся в украинском языке слово «геть» (произносится как «хеть») означает выход, удаление, требование выхода, а в армянском слово «хет» – означает «позади», «сзади». В то же время существует и речевой оборот «хет», который означает в армянском «вместе». Таким образом, расположение хеттов южнее царства Ацца-Хайясы идеально подходит под оба смысла армянского слова «хет»: с одной стороны хетты действительно сзади древней «Хайясы», ведущей миграцию на север, а с другой стороны – они «родня», т. е. они соответствуют слову «вместе».

Многие хеттские цари и сегодня читаемы по-русски. Скажем, полулегендарный царь Лоб Арна (Голова, Ум Ариев) перенес столицу в Хаттусу и стал называть себя Хаттусили (Силой Хаттусы). Его преемник царь Мор Сили, по-видимому, пытался именем укротить силу смерти (мора). Царь Амунас напомнит о слове «амуниция». Цари Цитандас и Телепину имеют в именах отчетливые корнесловицы гораздо более позднего латинского (тоже индоарийского) языка (cita и tele) [21].

Хеттская мифология принадлежит населению Хеттского царства (Древнего, XVIII—XVI вв. до н. э., Среднего, XV в. до н. э., и Нового, XIV—XII вв. до н. э.), которое существовало на территории Анатолии, в том числе и на Армянском нагорье.

Древнейшим слоем хеттской мифологии является мифология хатти (протохеттов), оказавшая существенное влияние на хеттские мифологические воззрения.

Отголоски хеттского языка и сегодня явственно слышны на Кавказе. Ко 2-му тыс. до н. э. язык хатти сохранялся лишь в качестве священного. На основании документов из архива столицы Хеттского царства Хатусаса (современное Богазкей) можно составить достаточно полное представление о мифологии хатти.

Хеттский пантеон имеет мощную перекличку с другими известными нам арийскими пантеонами и языками.

Главным богом являлся бог солнца Эстан (хеттский Истанус) – от которого, возможно, происходят и современные слова «становится», «вставать», «стан» (воинский) и др.

Вурунсему (богиня солнца в городе АРИННА – весьма прозрачно намекающим названием о своем арийском происхождении), ее дочь — солнечное божество Мецулла. Богиня Каттах-цифури («царица богиня», хетт. КамРУСсепа). Бог-кузнец Хасамили (Хасамиль), бог престола Хальмасуит. Бог-пастух ХаПАНтали – сочетается с греческим пастушеским божеством Паном.

Бог плодородия Телепину (хетт. Телепинус), покровитель Хаттусаса воинств.

Богиня ИнАРА – слова «ин» и «ара» снова имеют индоевропейские параллели и легко читаемы даже сегодня (английское «ин» – т. е. «в», и старославянское «индо» – т. е. «видно, наверное, вероятно»).

Божества подземного мира ЛельВАНИ и пара Иштутштайя и Папайя.

Богиня зерна Каит, охраняющий дворец Цилипури, божество луны Кашку.

Бог-щит Цитхарийя, не только содержит в себе очевидный арийский корень «арий», но и в первой части своего имени перекликается с русским современным словом: «щит» – «цитх». Он и сегодня читаем, как просто-напросто «ЩитАрия», каковым, по представлениям хеттов и являлся в их пантеоне.

САРу — бог грозы, отец Мецуллы и супруг Вурунсему – более чем близко напоминает нам об армянском «Сар» – т. е. «гора», «вершина».

Хеттское понятие «кудуили» – т. е. «душа» представляется родственным последующему славянскому «колдовать», т. е. совершать манипуляции в тонком мире души, в нематериальном мире.

Важнейшие мифы (известны по хаттским и хеттским текстам) — о строительстве храма Эстана в священном городе Лахцан, об исчезновении и возвращении Телепину, о лунном затмении, описываемом как падение с неба Кашку, которого возвращает Каттахцифури-Камрусепа.

К неолитической культуре Чатал-Хююка возводятся хаттские обряды поклонения пчеле (пчела активно участвует в поисках Телепину), леопарду (который, как и лев, являлся, в частности, зооморфным символом хеттского царя), похоронные обряды, связанные с мышью. Особую социальную значимость имел цикл мифов и обрядов, связанных с Хальмасуитом и Цилипури.

Согласно мифу, боги, распределяя земли, дали Хаттусас хаттскому царю. Эти представления были целиком восприняты хеттами в эпоху хаттско-хеттского двуязычия и культурного сосуществования (ок. кон. 3-го тыс. до н. э.).

Хаттским влиянием объясняются также хеттские мифологические представления о языке богов и людей: согласно двуязычным хаттско-хеттским текстам, одно и то же божество по-разному называлось «среди богов» и «среди людей» (типологии, параллели обнаруживаются в широком круге др.-вост. (в т. ч. егип. и инд.), др.-европ. (др.-исланд.) и вост.-евраз. (айнской) традиций).

Наряду с хеттским слоем выделяется группа древнейших индоевропейских богов, связанных с первой столицей хеттов г. Неса (Канес):

Бог-защитник Пирва – он же позже славянский Перун.

Бог света Сиват – этимология которого очевидна в современном русском языке, т. е. собственно «Свет».

Архнут (Тархнут) – «могущественный», эпитет бога грозы – хорошо ассоциируемый с последующей латинской приставкой «арх-» – «великий», главный».

Сну-Суммис – «бог-наш», упоминаемый в надписи царя Аниттаса – так же трансформируется в современные индоарийские корни: «Сон, сны, сну» – «видения, посылаемые Богом», «потусторонние видения» и «сумма», отлично коррелирующая с хеттским значением «наше», «мы» – как общий знаменатель, собрание всей совокупности. Сну-Суммис может быть понять современным человеком вполне буквально – как «общий, коллективный сон» – и его древнее хеттское реноме отнюдь не пострадает при такой трактовке.

Бог луны Арме – имя говорит само за себя.

К индоевропейской традиции восходят, по-видимому, такие обрядовые тексты, как песня Пирве, описания царского похоронного ритуала, имеющие близкие соответствия в других индоевропейских мифах, в частности, в индийской (в «Атхарваведе») и греческой (у Гомера), а так же в ритуалах индоевропейских народов.

Свирепый бог войны, вооруженный луком – Ярри, позднее был включен и в местные греческие пантеоны. Известен он, конечно и русским – как бог Ярило, и как корень слов «ярится», «ярость», «яркий» и т. п.

Вот что пишет В. Гладкий: «Несколько сложнее обстоит дело с названиями типа древнерусских «Ярила и Яровит» у балтийских славян, так как в основе этих имен — старые эпитеты соответствующих божеств». Иначе говоря, этимология этих слов затруднена их древностью, древними корнями, не позволяет легко расшифровать себя.

Таким образом, нет ничего нового или удивительного в родстве русских с хеттами: они индоевропейцы, индоарии, одни проистекают из других, и это «старая новость». Но – важно отметить одну деталь – колыбель хеттской цивилизации – это армянское нагорье…

В трудах великого языковеда В. Н. Топорова мы найдем многое о наших предшественниках и родственниках. Его глубочайшие работы будут неоднократно цитироваться по ходу исследования, и это совершенно естественно. Талант Топорова многогранен, его владение темой академично и энциклопедично. Ни одного вывода Топоров не делает без глубочайшего предварительного анализа.

Безусловно, топоровская научная школа есть наиболее научная и адекватная школа лингвистики и сравнительного языкознания на современном этапе.

Русский язык выступает наиболее ярким представителем славянской группы арийских или индоевропейских, или – индогерманских языков.

Индоевропейские арийские языки – одна из крупнейших семей языков Евразии, распространившаяся в течение последних пяти веков также в Северной и Южной Америке, Австралии и отчасти в Африке. Поскольку сравнительно-исторический метод и соответственно сравнительно-историческое языкознание возникли на основе изучения ряда языков, которые позже были названы индоевропейскими («индогерманские» – в немецкой лингвистической традиции), арийские языки были первой языковой семьей, постулированной как особая форма объединения языков по генетическим связям. Выделение в науке других языковых семей, как правило, непосредственно или хотя бы опосредствованно, ориентировалось на опыт изучения арийских языков, подобно тому как сравнительно-исторические грамматики и словари (прежде всего этимологические) для других языковых групп учитывали опыт соответствующих трудов на материале арийских языков, для которых эти труды впервые были созданы. Этим определяется роль арийских языков как единой языковой семьи и исследований в области изучения арийских языков для развития исторического языкознания.

Основания для выделения арийских языков в особую семью лежат в области сравнительно-исторического языкознания, и именно его принципами определяется характер подобия (и его степень) языков, классифицируемых как арийские языки.

В группе славянских языков – писал Топоров – обычно вычленяют 3 подгруппы (первоначально предпочитали двойное деление: северно-славянская и южно-славянская):

1) южно-славянскую: старославянский язык, X–XI вв., в реконструкции – IX в. (переводы Евангелия, Псалтыри, Требника и другой религиозной литературы; следы поэтических текстов, публицистики и т. п.), выступавший как общий язык культа у славян и продолживший свое существование у восточных и у большей части южных славян, с некоторыми местными модификациями как церковнославянский язык разных изводов (русского, болгарского, сербского и т. п.); болгарский, македонский, сербскохорватский (с двумя вариантами – сербским, пользующимся кириллицей, и хорватским, пользующимся латиницей), словенский, или словинский;

2) западно-славянская: чешский, словацкий, польский с обладающим собственной литературной традицией кашубским диалектом, словинско-поморские говоры, верхнелужицкий, нижнелужицкий, вымерший полабский (дравено-полабский) и ряд славянских говоров между Одрой и Эльбой, также исчезнувших уже на глазах истории;

3)восточно-славянская: русский, или великорусский, украинский, раньше называвшийся и малорусским, белорусский.

Одним из близких родственников нашего языка выступает армянский язык.

«Армянский язык» – подразделял В. Н. Топоров в своих трудах по индоевропейским арийским языкам – «древнеармянский – грабар, язык древнейших памятников V–XI вв., включающих религиозные, исторические, философские и другие тексты, в значительной степени переводные; среднеармянский XII–XVI вв.; новоармянский – с XVI в., когда создается «гражданский язык» – ашхарабар, легший в основу восточного варианта литературного языка; на основе говоров турецкой Армении сложился западный вариант армянского литературного языка, на котором также существует богатая литература».

Вообще же до революции 1917 года серьёзные ученые не подвергали сомнению арийство армян. Вот характерная статья из Малого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона: «Армяне, гайкане, народ индогерманского племени, главное ядро которого населяет Армению (см.), значительная же часть рассеяна по России и в Европе. Всех А. считается около 2,5 милл., в том ч. в России около 1 милл. (на Кавказе, в Астрахани, Новороссии), из них до 900 т. исповедует григорианское исповедание. Остальные на Балкан. полуострове (до 400 т.), Венгрии (16 т.), Персии (до 100 т.) и др. (в Венеции конгрегация мехитаристов)».

Однако уже и до революции начались подлоги, чинимые врагами армянства. Пристрастность армяноненавистника стыдливо пряталась тогда за «забывчивость».

Например, в 1905 году в Петербурге большим тиражом вышла «История Религии» А. Мензиса, переведенная с английского М. Чепинской. Здесь в главе «арийская группа» подробнейшим образом рассмотрены народы, принадлежащие к индоевропейской семье. Не забыты ни индусы, ни персы, ни греки, ни кельты, ни литовцы, ни албанцы.

Только армяне с их безусловно индоевропейским языком и названием, более других напоминающем об «Арьяане» (стране ариев), остались в стороне. Они проигнорированы, как будто бы никогда не существовали ни в истории религий, ни в какой иной истории.

Но армянофобия как всегда пересекается и с русофобией. Профессор Мензис подробно расписывает близость литовского языка к древнеарийскому и, естественно, «забывает», что наиболее близок к старому санскриту русский язык [22].

Ещё более дикие дела стали твориться в историографии с приходом к власти в 1917 году русофобствующего крыла большевиков. Если в конце XIX века упоминаемое в Библии царство Арарат переименовали в «Урарту» вопреки лексическому удобству и исторической логике, то в энциклопедии 1930 года выпуска статьи о царстве Урарту... вообще нет! Неудивительно, что эта та самая советская энциклопедия, в которой про Отечественную войну 1812 года пишут: «Отечественная война – русское националистическое название войны, происшедшей в 1812 году между Россией, с одной стороны, и Францией» [23].

Что же касается независимых, свободных от русофобии и армянофобии исследователей, то они не могли не отметить, что практически все урартийские цари имеют читаемые по-русски имена. Первый из царей (860–846 до н. э.) араратцев (рати ариев) носит вполне приличиствующее военному предводителю и объединителю народа имя Арму (т. е. «армейский», «вооруженный», «воинственный»). Три араратских царя носят имя «Сар [24] Дар» (гора, вершина, «царь» даров). Современник грозного ассирийца Шамши-Адада Испуини почти побуквенно читается как «Исполин». Что ж, достойное для царя имя! Царь Менуа сочетается со словами «мена» и «минует». То же можно сказать и о царе Эри Мена – читаем как Эра, Эпоха Перемен, Изменений.

При упоминании двух царей по имени Ар Гисти всплывает в памяти имя новгородского посадника Гостомысла, поскольку Ар Гисти – судя по всему – это сочетание корнесловиц «арий» и «гости». Что же касается трёх царей (не считая царевичей) по имени Руса, то это имя даже в корректирующей расшифровке не нуждается.

Древнеславянская мифология весьма родственна древнеармянской, с тем, однако, что о реальной славянской дохристианской мифологии мы знаем гораздо меньше, чем это кажется простому современному человеку.

Высший уровень её характеризовался наиболее обобщенным типом функций богов (ритуально-юридической, военной, хозяйственно-природной), их связью с официальным культом (вплоть до ранне-государственных пантеонов). К высшему уровню славянской мифологии относились два божества, чьи имена достоверно не реконструируированы.

Один, впрочем, известнен, как Перун (очевидно, «реинкарнация» хеттского бога-защитника Пирвы). Второй же, увязанный с Пирвой-Перуном женский персонаж, имя которого остается неясным.

Эти божества воплощают военную и хозяйственно-природную функции. Они связаны между собой как участники грозового мифа.

Важно отметить, что бог грозы Перун сохраняет в себе черты хетто-армянского божества. Так, хотя славяне и живут на равнине, их верховный бог не просто обитает на небе, но к тому же находится на вершине горы, что, на наш взгляд, подчеркивает закавказкую родину Перуна.

Основной мотив мифологии славян – Перун с гор своего обитания преследует своего змеевидного врага, живущего внизу, на равнине. Само по себе это уже заставляет задуматься – почему божество равнинного народа столь удивительным образом рапределило роли? Если же мы узнаем имя главного врага Пирвы-Перуна, то воскликнем от удивления: Велес (Белес).

Сразу вспоминается стволовой сюжет армянской мифологии – борьба со злым божеством Белом. При этом окончание «-ес» вполне объяснимо в рамках развития индоевропейских языков, их генезиса. Например, и в современном греческом окончание «-ес» примыкает к большинству имен собственных (скажем, не «Александр», а «Александрис» и т. п.).

Причина распри двух богов – горного и равнинного – похищение Белесом скота, людей, а в некоторых вариантах – жены громовержца. Преследуемый Белес прячется последовательно под деревом, камнем, обращается в человека, коня, корову.

Во время поединка с Белесом Перун расщепляет дерево, раскалывает камень, мечет стрелы. Победа завершается дождем, приносящим плодородие. Не исключено, что некоторые из этих мотивов повторяются в связи с другими божествами, выступающими в других, более поздних пантеонах и под другими именами (например, Свентовит).

Знания о полном составе праславянских богов высшего уровня весьма ограничены, хотя есть основания полагать, что они составляли уже пантеон. Кроме названных богов в него могли входить те божества, чьи имена известны хотя бы в двух разных славянских традициях.

Таковы древне-русские Сварог (применительно к огню — Сварожич, т. е. сын Сварога).

Другой пример — древнерусский Дажьбог и южнославянский Дабог (в сербском фольклоре).

К более низкому уровню могли относиться божества, связанные с хозяйственными циклами и сезонными обрядами, а также боги, воплощавшие целостность замкнутых небольших коллективов: Род, Чур у восточных славян и т. п.

Возможно, что к этому уровню относилось и большинство женских божеств, обнаруживающих близкие связи с коллективом (Мокошь и др.), иногда менее антропоморфных, чем боги высшего уровня.

Элементы следующего уровня характеризуются наибольшей абстрагированностью функций, что позволяет иногда рассматривать их как персонификацию членов основных противопоставлений; например: Доля, Лихо, Правда, Кривда, Смерть, или соответствуют спецальным функциям, например, Суд.

С обозначением доли, удачи, счастья, вероятно, было связано и общеславянское слово «бог»: например, богатый (имеющий бога, долю) — убогий (не имеющий доли, бога), украинский «небог, небога» – несчастный, нищий.

Слово «бог» входило в имена различных божеств – Дажьбог, Чернобог и др. Славянские данные и свидетельства других, наиболее архаических индоевропейских мифов позволяют видеть в этих наименованиях отражение древних мифологических представлений праславян.

Многие из этих персонажей выступают в сказочных повествованиях в соответствии со временем бытования сказки и даже с конкретными жизненными ситуациями (напр., Горе-Злосчастье).

С началом мифологии исторической традиции связываются герои мифического эпоса. Они известны лишь по данным отдельных славянских традиций: таковы генеалогии, герои Кий, Щек, Хорив у восточных славян, Чех, Лях и Крак у западных славян и др.

Тем не менее и для праславянской мифологии правдоподобна реконструкция уровня генеалогии героев.

Более древние истоки угадываются в персонажах, выступающих как противники этих героев, например, в чудовищах змееобразной природы, поздними вариантами которых можно считать Соловья-Разбойника, Рарога-Рарашека. Возможен праславянский характерный миф – сюжет о князе-оборотне, от рождения наделенном знаком волшебной власти (сербский эпос о Вуке Огненном Змее и восточнославянский эпос о Всеславе).

Сказочные персонажи — по-видимому, участники ритуала в их мифическом обличье и предводители тех классов существ, которые сами принадлежат к низшему уровню: таковы баба-яга, кощей, чудо-юдо, лесной царь, водяной царь, морской царь.

К низшей мифологии относятся разные классы неиндивидуализированной (часто и неантропоморфной) нечисти, духов, животных, связанных со всем мифическим пространством от дома до леса, болота и т. п.: домовые, лешие, водяные, русалки, вилы, лихорадки, мары, моры, кикиморы, судички (у западных славян); из животных — медведь, волк.

Человек в его мифической ипостаси соотносится со всеми предыдущими уровнями славянской мифологии, особенно в ритуалах: скажем, Полазник.

Праславянское понятие души, духа выделяет человека среди других существ (в частности, животных) и имеет глубокие индоевропейские корни.

Универсальным образом, синтезирующим все описанные выше отношения, является у славян древо мировое.

В этой функции у славян в фольклорных текстах обычно выступают Варий, райское дерево, береза, явор, дуб, сосна, рябина, яблоня.

К трем основным частям мирового дерева приурочены разные животные: к ветвям и вершине — птицы (сокол, соловей, птицы, Див и т. п.), а также солнце и луна; к стволу – пчелы, к корням — хтонические животные (змеи, бобры и т. п.).

Все дерево в целом может сопоставляться с человеком, особенно с женщиной: например, изображение дерева или женщины между двумя всадниками, птицами и т. п. композиции северорусских вышивок.

С помощью мирового дерева моделируется тройная вертикаль, структура мира — три царства: небо, земля и преисподняя, четверичная горизонтальная структура (Север, 3апад, Юг, Восток, сродни соответствующим понятиям про четыре ветра), жизнь и смерть (зеленое, цветущее дерево и сухое дерево, дерево в календарных обрядах) и т. п.

Мир описывался системой основных содержательных, двоичных противопоставлений (бинарных оппозиций), определявших пространственные, временные, социальные и т. п. его характеристики.

Чаще всего современный культуролог подает название «Армения» как производное от имени собственного – «Армена», и на этом заканчивает своё изыскание. Имя собственное, конечно, всегда когда-то что-то обозначало, но за давностью лет все уже о его значении забыли, и потому оно просто случайный набор звуков, обозначающий отдельно взятого человека.

Между тем разве что армянофобскими происками в сфере гуманитарной культуры можно объяснить то, что очевидные факты, с которых должна начинаться любая экскурсия, замалчиваются и вовсе не сопоставляются.

Во-первых, сам факт нашего индоевропейского родства с армянской цивилизацией, народом, языком, традицией постоянно замалчивается или даже отрицается. Между тем и армяне, и русские вышли из одного субстрата: из Зороастрийской культуры «Авесты».

Дело в том, что для всей индоевропейской протоцивилизации, для ВСЕХ народов, живущих между Тибетом и Гибралтаром невозможно отыскать более сакральную фонему, чем «Армен». За ней скрывается бездна смыслов, помогающих расшифровать весь код подсознательной ментальности индоевропейских народов, которых принято в научной литературе называть Ариями.

Первое вклинивание арийских народов в письменную историю, до поры до времени принадлежавшую только шумеро-семитским народностям (Египет, Междуречье, Хараппа, Мохенджо-Даро и т. п.) общепризнанно считать хеттское государство. Хеттский язык – старший брат всем индоевропейским языкам, включая и русский, и армянский. От хеттов мы ведем свою историческую родословную. Из хеттского языка пришли к нам, например, слова «эгоист» и «зима» [25].

Для хеттов слово «Арме» означало божество Луны, которого боится даже всемогущий бог грозы, божество, которое требовало от царя принести себя в жертву во имя народа. В лувийском языке «Арме» означало «месяц», т. е. основу календаря, ведущегося по луне [26].

В великой книге древней Азии – «Авесте» родиной всех ариев называют страну Арйану. В той же Авесте супругу верховного Бога зовут Армеити, и она выступает покровительницей земли и воплощением высшей набожности, праведности, правой веры.

Наследники первых индоевропейских цивилизаций – эллины – переняли культ хеттского лунного Арме в культе тесно связанной с лунными мистериями Артемиды, впрочем, «для подстраховки», поместив в пантеон и шумерскую лунную Син (в греческом варианте – Силену), отчего культ Луны у эллинов как бы раздвоился.

Древнейшая армянская мифология, как и росськая, складывалась под значительным влиянием хетто-иранской культуры (многие божества армянского пантеона – иранского происхождения: Арамозд, Анахит, Ваагн и др.). У нас общая индоевропейская родословная, происхождение и ментальность солнцепоклонников, светопоклонников. Общность дохристианских верований армян и русских подчёркивают многие серьёзные исследователи нашего фольклора. Например, важная работа В. Н. Топорова так и называется: «Об отражении одного индоевропейского мифа в древнеармянской традиции» [27].

В древнем индийском языке мировой океан, прообраз всех вещей, назывался «Арнава» [28].

Ещё один древний индийский корень – «Арана» – означал колесничего, управляющего Солнцем, и напрямую соотносился с принятым в древней Армении солнечным культом. «Арьяман» для древних индусов означало «дружественность». «Арджуна» – «белый», «светлый». «Араньяни» – обожествленный лес. У христиан место величайшей грядущей битвы добра и зла – «Армагеддон», что в дословном переводе есть «гора у города Магеддон». Если кому-то покажется, что имя «армагеддон» искусственно притянуто мной к этнониму «Армения» – то пусть вспомнят, что по Апокалипсису войско антихриста перед битвой стоит на Евфрате, а верховья Евфрата – исторически армянская территория. У мусульман гора, где встречаются на земле изгнанные из рая Адам и Хавва – «Арафат».

Сакральность звукосочетания «ар», «ара», «армен» для всех индоевропейцев между Индийским и Атлантическим океанами можно доказывать на слишком большом количестве примеров. Приведем только самые броские, чтобы не утомлять читателя:

«архи» – у всех индоевропейцев приставка, означающая превосходство – «архат» – «достойный, просветлённый» (инд.), «архонт»– «начальник, правитель» – (греч.), «архангел» – возвышенный над ангелами в христианской традиции, «архимандрит», «архиепископ», «архетип» и т. п.

Словом «арата» в древнегреческой философии обозначалась высшая степень пригодности какой-либо вещи или живого существа. В таком смысле слово использовали софисты, Сократ, Платон, Аристотель.

Величайший из рыцарей – король Артур (т. е., дословно «медведь», родовой символ русской нации). Кстати, в современном армянском языке «Ар»-«тур» означает что-то вроде «дающий-берущий» или «обменивающий».

Корабль героев – «Арго», венчающая триумф триумфальная арка, вооружённая сила государства – «арми», «армия», причем практически во всех европейских языках, непобедимая армия – «армада» и т. п.

Волевая, личностная составляющая человека – «хАРАктер»

Ристалище героев – «арена»;

Суд, символ справедливости – «арбитраж», «арбитр»;

Справедливое возмездие – «кара» (в отличие от «мести» или «наказания», которое может быть и несправедливым. В русском языке принято говорить «заслуженная кара», а словосочетание «несправедливая кара» будет лексической ошибкой).

«Арт» – высокое искусство; «артист» – высокое звание в искусстве, в отличие от более приниженного «актёр» (см. «народный артист», но не «народный актёр», и т. п.

индоевропейский пророк – Заратуштра;

богини судьбы – «пАРки»;

Немного завуалированно, но всё же отчётливо корень «ара» выступает в таких индоевропейских языковых фонемах, как:

«арома», «аромат» – благоуханный запах, в отличие от просто «запаха» и «вони» – неприятного запаха;

Античное «аристократ», равно как и русское «барин», в обоих случаях имеют недвусмысленную связь с сакральной фонемой «ара», и означают – в первоначальном, не испорченном своём смысле – лучших, образованнейших и родовитейших людей того или иного народа;

«Храм» – сакральное здание, здание культа, причем имеющее более древние языковые корни, чем синонимичная ему «церковь», «экклезия». По всей видимости, слово «храм», по крайней мере, в русском языке происходит от более древнего «Харам», как упрощённо-усечённое. Это видно хотя бы по следующему нашему примеру, восходящему к старинной форме «Харам», и более отчётливо сохранившей старинный фонетический корень:

«Хоромы» – особого качества и почётного статуса жилище. «О» и «А» часто меняются местами в процессе употребления старинных, трансформирующихся слов. Так, в русском языке сакральная арийская фонема «ара» звучит пунктирно:

«Хранить» (в смысле, бережно обращатся, беречь), но «хоронить» (в смысле упокоить, отдать должное усопшему ближнему);

«Сохранить» (великоросск.) или «схоронить» (малоросск.);

«ореол» – окружающее величие, слава (см. «в ореоле славы» и т. п. – великоросск.), но «ареола» – «круглая площадь» и «светлый круг обрамляющий небесные тела в астрономии» (итал.) и «ареал» (общее, индоевропейское) – окружность обитания вида;

Все эти – и многие другие слова – наследие не одного-двух, а множества индоевропейских языков, и все имеют древние корни, восходят к языковой «праматери».

Обычно фонему «ар», «ара» возводят к общему индоевропейскому названию гор, возвышенностей. Кстати, и русское слово «гора» (произносится как «гара») говорит нам о том же. Считается, что именно от обозначения гор фонема «ара» перешла на всё, в том числе и в духовном смысле, возвышенное.

«Аравот» – у армян утро, т. е. время восхода солнца, время восхождения светила, а русское «хоровод» объяснять не стоит. Впрочем, и слово «зардар», т. е. «заря», так же очевидно однокоренное с русским аналогом, и читаемо как «дар зари», т. е. несколько опоэтизировано, сохраняя исходную индоарийскую природу происхождения.

Исследования в области армянского языка только подтверждают сакральную, архаическую степень родства.

Здесь слово «аравел» означает «превосходство», «Арев» – солнце, «арнакан» – «могучий». «Ардар» – означает «оправдать», «правдивый», а очень похожее на русскую «зарю» слово «зардар» может означать как зарю, так и красоту вообще, украшение. Постыдить или упрекнуть по-армянски будет звучать как «харазинел», что и по смыслу, и по звучанию весьма близко к употребляемому нами слову «характер».

Древний эпос называется у армян «Давид Сасунци» [29], что очень напоминает окончания, принятые и в старом русском языке. Если «сасунци» – это в переводе «Сасунский», то слово «великий» писалось ранее у русских как «велицей», слово «крепкий» как «крепций» и т. п.

Иначе говоря, языки продолжали своё расхождение от единого пра-языка ариев уже на наших глазах. Имеются в русском две формы, существующие единовременно – «башкиры» и «башкирцы», «авары» и «аварцы», «евреи» и «еврейцы». В этом ряду обозначение Сасунского как «сасунцы» очень напоминает именно старые, архаические формы территориальной привязки в русском языке.

Однако, судя по общему фону употребления индоевропейской фонемы, динамика была обратной: от всего возвышенного горы, как частный случай, получили это имя.

Горы в древних мифах армян обычно персонифицированы. Согласно одному варианту, горы некогда были людьми исполинских размеров. Будучи братьями, каждое утро, после пробуждения, они затягивали свои пояса, затем приветствовали друг друга. Но, постарев, они не смогли больше рано вставать и здоровались, не затягивая ремней. Бог за нарушение старого обычая наказал братьев, превратив их самих в горы, их пояса – в зеленые долины, их слезы – в родники. В других мифах Масис (Арарат) и Арагац были сестрами, Загрос и Тавр – рогатыми вишапами, борющимися между собой. Таким образом, имена гор, по версии фольклора, появляются значительно прежде самих гор.

Конечно, звуки – это только звуки. Порой бывает, что в неродственных языках фонемы совпадают, и забавно совпадают. «Жигули» у нас марка автомобиля, в Японии соотносимо с цветами, а во Франции означает мужчину, паразитирующего на женщине. Однако в таком количестве, к тому же в родственных индоевропейских языках пустых совпадений быть не может. Наша родная речь явно указывает нам на сакральную фонему, пришедшую из древности. Ведь не случайно – во всех языках, даже не только индоевропейских – слово «мама» означает «мать, прародительница», то есть наиболее глубокие человеческие родственные переживания связаны с наиболее общей для человечества фонетической формой.

Более сакральной фонемы, чем «ара», в индоевропейских языках просто не существует. Тем более странно, что хотя бы ради забавы, в популярной форме, никто и никогда не указывает на сакрализацию в наших языках фонемы «ар», «ара», «армен».

Это подозрительно соседствует с традиционным для наших учебников «укорачиванием» истории древней Армении, принижением её цивилизационной роли и наводит на определённые размышления о некоторых стойких, некогда запущенных армянофобских клише, которые большинством писателей и исследователей используются, естественно, неосознанно, по привычке, бездумно.

Невозможно всерьёз предполагать, что среди ученых существует некий сознательный заговор против Армении и армян. Это, конечно, нелепость. Существует другое – существуют определенного рода традиции и направления, которым учёные следуют – а ведь эти традиции и направления кто-то, когда-то создавал.

Самый сакральный из всех звуковых символов и не мог остаться в стороне от цивилизационной борьбы. Естественно, что на некоторых языках, отражая логику цивилизационного противоборства, высшее и сакральное для ариев автоматически превращается в нечто противоположное, демоническое, как и положено богам врага.

Наиболее глубинные пласты подсознательной армянофобии, как явления психического, ментального, наиболее архитипические её проявления, аллюзии и паллиативы следует искать именно в фонемах языка.

Если для индоевропейцев указанная фонема означает нечто возвышенное, то, скажем, у семитов (с приведенным примером «Армагеддона») она уже звучит нейтрально: место сражения добра и зла, при этом что есть добро, и что зло – не указывается напрямую. Здесь фонему можно считать как божественной, так и дьявольской.

Для фракийцев слово «арий» означало бога коварной, вероломной, жестокой войны, которая ведется ради себя самой. От фракийцев образ необузданного «бога» бездумно переняли древние греки (под именем «Ареса»), хотя у греков уже была богиня войны – войны справедливой, священной – Афина Паллада.

В германских языках корень «арме» – причем на самых глубинных, религиозно-мифических уровнях языкознания – уже напрямую означает «зло», «болезнь», «бедность». Закладывавшаяся в глубокой древности логика цивилизационного противостояния между Западом и Востоком может лучше объяснить, почему Германия награждала турок-погромщиков времен геноцида армян своими орденами. Ведь для германца само слово «Армения» звучит так, как для русского звучало бы название страны – «Злобония», «Заразия»...

В тюркских языках фонема «кара-» означает «чёрный», что показывает как меру уважения, так и меру некоего страха древних протоносителей языка перед арийской фонемой. Ведь ассоциативное содержание чёрного цвета идентично у всех народов земли, и хорошо изучено в психологии цвета.

Создатели монументального труда «Мифы народов мира» и хеттам навязывают происхождение корня «арме» от хеттского слова «ирмала» – «больной» [30].

Однако нам представляется, что если это не сознательная армянофобская логика, то, по меньшей мере, бездумное следование в рамках чужой армянофобской логики. Как же может имя бога Луны и жертвенного служения происходить от слова «болезнь»? Да притом и чисто фонетически от «ирмалы» скорее можно вывести прибалтийский город Юрмалу (с соответствующей безумной теорией), чем «арме».

Палеоазиатские народы фонемой «Арсен», «Арсур» величают злейших демонов – владыку самого нижнего уровня преисподней (у якутов), лешего (у чувашей) и т. п. Вполне возможно, что это фольклорная месть палеоазиатских народов за исторические обиды от индоевропейских племён, от широко распространявшихся ариев.

Для того чтобы понять армянофобию, как некое болезненное проявление глубинных архетипов ментального склада той или иной народности, цивилизации, очень важно понимать исходность подсознательного, довербального цивилизационного уровня, впитываемого в самом раннем возрасте посредством воспитания жизненным примером со стороны старших. Эта исходность диктует направление всех уже сознательных, вербальных слоёв национального мышления, зачастую диктует и их патологическую направленность.

«Север» – для русских сакральное понятие, содержащее слова «Сё, вера» – т. е. «это вера». Север – сакральная часть света, но там ли древние русские его располагали, где расположили его мы?

«Сев» и «Ер» – это так же составные части слов «Сев-ван» и «Ер-еван». В праязыке это означало, по видимому (а оттуда в искаженном виде пришло к нам), озеро (т. е. «ван») у некоего места «Се» и озеро («ван») у некоего места Ер. (В отличие от «Вана» – «просто озера» или «первого озера» в современной Турции).

Корнесловицы «Ер» («Яр») в прарусском языке так же видимо имели сакральный смысл: «Ярило» – т. е. Солнце, божество, «Ярится» – т. е. священный гнев перед битвой, ярость, а также «Яр» – т. е. пропасть, овраг, преграда. Характерно, что слово «ерик» (маленький «ер» – окончание «ик» и в русском, и в армянском языках совершенно однозначно означает уменьшительно-ласкательное значение) в старорусском языке означало «слово-запинку», «слово-спотыкание». Это пресловутые «голубчик-с», «не изволите-с», в которых «-с» и означает «ерик». Преграда или спотыкание в вере (которая сама есть В-ЕР-а, то есть пребывающая В «ер») обозначается как «ер-есь» («ер (яр) есть»– слово у русских заимствованное, но восходящее к тем же пра-арийским, общим для всех наших индоевропейских языков корням.

«Зв-Ерь» – опять же слово составное. «ЗВ» – «из в», «вышедший из местонахождения», и пресловутый «ЕР» («ЯР»). Любопытно, что русский «мёд» и армянский «мёг-ер» различаются именно нашим «ериком». Очевидно, что слово было изначально одним («мёд» и «мёг»). Однако у армян в горах мёд мог быть только горным, от горых пчёл, селящихся в расщелинах, в пещарках – т. е. в «я(е)рах». Поэтому «мёгер» – это в праязыке «мёд из расщелины», тогда как у «потомков Русы» мёд был не горным, а лесным, бортевым, и уточняющая приставка сама собой отпала.

Сакральная же природа «ЕР/ЯР» проявляется в таких русских словах, как «т-ер-пение», «по-тер-я» и др. Они легко читаемы даже и сейчас: «тер-пение» – хорал, песнопение священному «ЕР» (будем помнить про Ярило, Ярость), «по-тер-я» – Я (личность) отдаю сакральному, священному (ЕР) «по» такую-то величину, предел (см. выражение «по 10 число», «пойти по воду» и др.).

Можно предположить, что слово «ЕР (ЯР)» у древних арийцев могло означать как божественное, сакральное, так и ту пропасть (ЯР) в которой приносились жертвоприношения священному. В армянском языке приставка «ТЕР» всегда следует перед той фамилией, которая принадлежит роду священников, священнослужителей. А русское слово «Держава» («Россия – священная наша держава») происходит от «Д-ЕР-ЖАТЬ», то есть «жать», «сжимать», «сдавливать» «д» (до) «ер» (сакральности). Смысл слова «держава» очень глубок и имеет философское насыщение: держать – это сжимать в руке так, чтобы с одной стороны, не выпало, а с другой – чтобы не сломалось, не сплющилось, не испортилось.

Можно сказать, что фонема «ара» адресуется и к русским мужчинам на самых глубинных и архаичных пластах их языка. Слово «Д-АР» говорит само за себя – т. е. «донести До «своих парней». В сущности, это прекрасно выражает смысл слова «дарение». Слово «В-АР» тоже легко читаемо и сегодня – «в «своих парней» – естественно, бульон на привале для того и «варят», чтобы затем влить его «в своих парней».

Уважаемый человек – «СТ-АРЫ-Й» – т. е., пребывающий с «ара». Слово старорусского языка «От-вори» (читается как «от-вАри») вполне читаемо: «отвАри» – значит «открой», и содержит в себя три элемента: 1) «от» – т. е. «откуда-то», «оттуда», «от того». 2) «В» – вход, допуск внутрь чего-либо. 3) «Ари» – множественное от «ара». Прочитаем вместе: некто пришел откуда-либо («от»), и просит допустить его внутрь («в») поселения или общества «ари». Характерно отметить, что после революции 1917 года русофобы-армянофобы изгнали из языка старое слово «отвори», заменив его на «открой», которое до 1917 года считалось сленговым, просторечивым, нелитературным.

«АРАТЬ» – т. е. «обрабатывать землю», «арала» (сельхозорудия), «аратай» (пахарь) – эти старые индоевропейские слова знакомы не только русскому языку. Однако в русском они заняли особенно сакральное значение.

Поскольку звукосочетание «МА» во всех языках (не только в инодоевропейских, но даже и в шумерском, китайском и др.) означает «маму» (видимо, это первый звук, который легче всего членораздельно произнести ребёнку, и который поэтому у всех людей планеты означает одно и то же), то словосочетание «арийская мать», «мать арийцев» звучало бы как «АРА-МА». Но это ведь уже почти «Армения»! Другой кандидат на звание «страны Ариев» – «Иран» (И-АРА-Н) – недаром произносится через «и». Приставка понятна и сегодня – «и» означает «тоже», «добавочно». Расшифровать слово «ИАРАН» можно как «ещё одна страна ариев».

Индийское же слово «К-АР-МА» (т. е. «судьба»), думаю, не стоит и расшифровывать – смысл его очевиден русскому читателю.

Добавим, что в индоевропейских языках есть ряд производных сакральных фонем от корнесловицы «ма». Они не противоречат друг другу, поскольку говорят, по сути, об одном и том же. «МЕНА» – в русском языке есть категория соответствия, эквивалентности, достойности. Равноценные, достойные друг друга вещи «меняют» – то есть взаимно замещают. «АРА-МЕНА» – таким образом, «соответствующая, равноценная арийцам, арийству». «Ману» – общеиндоевропейская «рука» или «закон» (имя легендарного индийского законодателя – Ману). «АРА-МАНУ», таким образом – «рука, закон Ариев».

Наконец, есть в индоеврепейских языках и корнесловица «мания», «манить». Она особенно для нас интересна. «АРА-МАНИ» будет означать «манящая, влекущая, притягивающая ария». Так могли называть свою страну только те, кто её покинул. С точки зрения этой логики, «АРА-МАНИ» – это слово для ушедших, эмигрировавших арийцев, обозначающее их историческую родину. А для тех, кто на ней остался, это слово было бы нелепым – если ты и так живёшь на этой земле, то почему тебя туда манит?

Но «Армения» – именно внешнее индоевропейское название Армении. Её самоназвание «Айяса» – «страна прародителя Айка». В русском есть индоевропеизм «ЯСЛИ» – обозначающий место начала жизненного пути. Характерно, что другой индоевропеизм – «ЕСЛИ» предполагает «разрешительное условие», а «ЕСТЬ» – простое наличие. Почему арийцы назвали «ясли» «яслями»? Не есть ли это искажённое условиями произношения «айяса» – «страна исхода», в честь которой арии-выходцы называли место расположения всех новорожденных.

Корнесловицу «АР» содержит в себе в трансформированном виде и русское слово «д-оро-га». Читается оно как «Д-АРО-ГА» и состоит из трёх элементов: «Д» – то есть «до», «к чему либо», «АРО (АРА)» – нам уже понятное слово, и «ГА». По-армянски слово «гал» и сегодня означает «идёт», «придёт», тогда как слово «гнал» (абсолютно перекликающееся с аналогичным русским) означает – «уходить», «уйти».

В пра-русском языке окончание «га» означало, по всей видимости, движение, функцию подвижности.

«НО-ГА» – слово, обозначающее телесное приспособление передвижения. Характерно, что славяне, погоняя лошадь, до сих пор употребляют слово «НО!», прибавляя «НО, ПОШЛА!». Слово «БЕГ» (БЕ-ГА)» так же указывает на скоростное движение. «С-НЕ-ГА» (см. «легли снега», во мн. числе) очевидно, расшифровывается, как «с неба движение». Это же можно сказать и о слове «ПУР-ГА» (шумерское «уру», тюркское «ыру», русское «УР-очище» – означают веху или межу поселения, город, посёлок, общину).

Слово «НЕ-ГА» (см. нежиться, наслаждаться) читаемо, как «отсутствие (НЕ) движения (ГА)». «Берло-ГА» – логовище «берла», медведя, к которому идёт, движется медведь, и, видимо, охотник на медведя. «Баба-Я-ГА» – сказочный персонаж, к которому по сюжету рассказа идёт за советом и судьбой герой-рассказчик (Я). «ДУ-ГА» – приспособление конской упряжи. «СНО-ХА» (СНО-ГА) – родственница, приходящая со стороны (С НОВОЙ ДВИЖЕНИЕ). Собственно, примеры «ГА» как обозначения того или иного движения можно множить...

Что же мы получаем, разгадав функцию загадочного «ГА»? «До – своих парней – движение» – вот три компонента смысла слова «дорога». Затеяв проверить себя, я подумал, а что если изменить модальность. Не «До – своих парней – движение», а, скажем, «ОТ – своих парней – движение»?

И получилось «ОТ-АР-ГА», почти что «КАТОРГА». Действительно, смысл слова «каторга» выражен точно.

«КАТОРГА» – слово в русском языке заимствованное (впрочем, из славянского же, сербо-хорватского языка). Однако ведь и «бистро» (кафе быстрого обслуживания) заимствовано из французского языка, куда сперва попало от русских казаков, требовавших накормить их «быстро»…

Мы исходим от единого корня! И, скорее всего, мы, славяне и армяне – имеем в пращурах древних хеттов.

Хеттско-лувийская, или анатолийская, группа (в Малой Азии) представлена рядом языков двух различных хронологических периодов: XVIII–XIII вв. до н. э.– хеттский клинописный, или неситский (древнейший памятник – надпись хеттского царя Аниттаса, позже – тексты ритуального, мифологического, исторического, политического, социально-экономического характера; эпические, автобиографические, завещательные тексты, остатки гимновой традиции и т. п.), лувийский клинописный, палайский (тексты на обоих – XIV–XIII вв. до н. э.; палайские отрывки скудны); к промежуточному периоду относится иероглифический хеттский (иероглифический лувийский), просуществовавший до IX–VIII вв. до н. э.; тексты этой письменности во 2-м тыс. до н. э. начинаются, возможно, еще с XVI в. до н. э. (булла с оттиском печати царя Испутахсу), но они пока не читаются, и вопрос об их языковой принадлежности остается открытым; античное время – лидийский (в основном надписи VII–IV вв. до н. э., сравните лидийско-арамейские билингвы; так называемые паралидийские надписи пока не объяснены с точки зрения их языковой принадлежности), ликийский (сравните ликийско-греческие билингвы и особенно большую надпись из Ксанфа; выделяют ликийский А и ликийский Б, или милийский), карийский (надписи VII–III вв. до н. э.; так называемые пракарийские и кароидные надписи еще не дешифрованы, и принадлежность соответствующих языков не установлена), сидетский (ряд надписей, среди которых два сравнительно больших текста посвятительного характера), писидийский (16 кратких эпитафий); возможно, сюда же следует отнести некоторые «малые» языки, известные из греческих глосс и по топономастическим материалам, типа киликийского, ликаонского, мэонского (мавнского).

Ещё одна родственная группа – Индийская, или индоарийская (северная половина Индийского субконтинента, о-в Ланка): древний период – ведийский язык (древнейшие тексты – собрание гимнов «Ригведы», кон. 2-го – нач. 1-го тыс. до н. э.), санскрит, известный в нескольких вариантах – классическом, эпическом и так называемом буддийском (иногда выделяют также ведийский санскрит), возможно, особый «месопотамский» древнеиндийский, о котором можно судить по отдельным словам и именам собственным в переднеазиатских источниках с середины 2-го тыс. до н. э.; средний период – среднеиндийские языки, или пракриты, среди которых особенно известны пали (язык буддийского Канона, наиболее архаичный из пракритов и более всего близкий к древнеиндийскому), пракриты надписей Ашоки, так называемый ранний пайшачи, пракриты некоторых ранних эпиграфических документов, так называемые литературные пракриты – как северо-западные (шаурасени – довольно значительные прозаические фрагменты в пьесах), так и восточные (магадхи – реплики в пьесах со следами диалектной дифференциации, литературная обработка слаба и непоследовательна; махараштри – светская поэзия, поэмы, лирическая антология Халы и т. п.); промежуточное положение занимает ардхамагадхи (язык джайнской литературы); пракриты эпиграфических текстов I–IV вв. н. э., пайшачи, чулика-пайшачи, пракрит документов на кхароштхи из Восточного Туркестана (северо-западный пракрит); поздние пракриты, или апабхранша; новый период – 1) центральная группа – хинди; 2) восточная группа – бихари (майтхили, магахи, бходжпури), бенгали, ассамский, ория (или одри, уткали); 3) южная группа – маратхи; 4) сингальский язык; 5) северо-западная группа – синдхи, лахнда (ленди), панджаби; 6) западная группа – раджастхани, гуджарати, бхили, кхандеши; 7) группа пахари – восточный пахари (он же непали), центральный пахари, кумаони, гархвали, западный пахари. Особого упоминания заслуживает недавно обнаруженный в Средней Азии индийский язык парья.

Также не обошло наши народы стороной влияние иранской группы: древний период – авестийский (прежде назывался зендским; язык собрания священных текстов «Авесты», самые ранние рукописи – с XIII–XIV вв., они отражают канонический текст сасанидской «Авесты» сер. 1-го тыс., который в свою очередь восходит к еще более ранним, «аршакидским», записям, сохраняющим некоторые черты, видимо, современные ведийской эпохе); древнеперсидский (язык ахеменидских клинописных надписей VI–IV вв. до н. э., важнейшая из них – Бехистунская), принадлежащий к западно-иранским диалектам, как и мидийский (язык, о котором можно судить по топономастическим данным, обычно в несовершенной передаче); скифский язык, напротив, как и авестийский, отражает восточно-иранские диалекты (ок. 200 основ, восстанавливаемых на материале греческих записей скифских наименований людей и мест при контроле со стороны некоторых других восточно-иранских языков более позднего времени); средний период (IV–III вв. до н. э.– VIII–IX вв. н. э.) – среднеперсидский, или пехлеви (II–III вв. н. э.; надписи на печатях, монетах, геммах, сосудах, наскальные надписи, манихейские документы VIII–IX вв. и особенно, конечно, богатейшая вероучительная литература зороастризма, а также тексты светского содержания), парфянский (хозяйственные документы, надписи, письма, с I в. до н. э.; манихейские тексты), относящийся к западно-иранской языковой области, и согдийский (по языку несколько различаются между собой буддийские, манихейские и христианские тексты на согдийском), хорезмийский.

Временные и пространственные диапазоны арийских языков огромны: во времени – с самого начала 2-го тыс. до н. э., в пространстве – от побережья Атлантического океана на западе до Центральной Азии на востоке и от Скандинавии на севере до Средиземноморья на юге; в последние 500 лет наблюдается активная экспансия таких новых арийских языков, как английский, испанский, французский, португальский, нидерландский, русский, приведшая к появлению индоевропейской речи на всех материках.

Уже в историческое время или незадолго до него (притом что реконструкция исходного состояния достаточно надежна) совершались миграции носителей арийских языков. Из них достаточно указать лишь некоторые: приход хетто-лувийских племен в Малую Азию, вероятно, из более северного ареала (не исключено, что из-за Черного или Каспийского морей – через Кавказ или Балканы) и продвижение их на запад Малой Азии к Эгеиде; миграция индоиранских племен (видимо, из южнорусских степей) на юго-восток – частично через Кавказ и далее в Малую Азию, Месопотамию, Иран, но в значительной степени – севернее Каспийского моря, через Среднюю Азию (для ведийских племен более или менее надежно прослеживается путь из восточного Ирана, в частности из Белуджистана, в северо-западную Индию, в Пенджаб, и уже в более позднее время далее на восток по течению Ганга и на юг в сторону Декана).

Во всяком случае, индоевропейская речь такого раннего локального центра, как Юго-Восточная (или Центральная) Европа или Ближний Восток, должна была представлять достаточно единое лингвистическое образование, которое вполне может претендовать на роль индоевропейского праязыка, или индоевропейского языка-основы.

Сравнительно-историческое индоевропейское языкознание постулировало на определенном этапе своего развития (А. Шлейхер и позднее другие ученые) существование такого языка – источника всех известных арийских языков, выявляемого в его конкретных чертах через установление системы соответствий между частными арийскими языками.

Эти регулярные соответствия между формальными элементами разных уровней, связанных в принципе с одними и теми же единицами содержания, как раз и позволяющие говорить об индоевропейском праязыке, в свою очередь, могут интерпретироваться по-разному, например как результат существования исходного единства (индоевропейский праязык или совокупность древнейших индоевропейских диалектов) или ситуации языкового союза, возникшего как следствие конвергентного развития ряда первоначально различных языков.

Такое развитие могло привести к тому, что, во-первых, эти языки стали характеризоваться типологически сходными структурами и, во-вторых, эти структуры получили такое формальное отношение, когда между ними можно установить более или менее регулярные соответствия (правила перехода). В принципе обе указанные возможности не противоречат одна другой, но принадлежат разным хронологическим перспективам.

Учет типологического разнообразия арийских языков требует обращать внимание и на некоторые исключения из «общего» типа – сравните наличие в ряде арийских языков церебральных или фарингальных согласных, изафета или пересказывательного наклонения, двухслойной системы склонения или групповой флексии (как в тохарском), вторичных локативных падежей финно-угорского типа или следов классной системы имени и т. п.

Из особенностей диалектарного членения индоевропейской языковой области следует отметить особую близость соответственно индоарийских и иранских языков (в ряде случаев восстанавливаются целые фрагменты общего индоиранского текста), балтийских и славянских языков, несколько в меньшей степени италийских и кельтских, что позволяет сделать некоторые выводы об этапах и хронологии эволюции индоевропейской семьи языков.

Индоиранский, древнегреческий и армянский языки обнаруживают значительное количество общих изоглосс. Вместе с тем балтийские, славянские, фракийский, албанский языки разделяют ряд характерных общих черт с индоиранским и армянским языками (сравните введенное X. Краэ понятие «центрально-европейских» языков).

 

 

ОТ ЛИНГВИСТИКИ – К ИСТОРИЧЕСКИМ СВИДЕТЕЛЬСТВАМ…

 

 

Может показаться, что вопрос происхождения Руси и Русских, древнего кровного родства русского и армянского народов – хоть и интересный, но второстепенный, слишком древний и оттого занимающий только узкие круги специалистов.

Однако этот вопрос, хоть и в самом деле академичен (именно на высокой академической стадии мы и хотим его научно решать), но имеет жгуче-современный, остро-политический пласт в условиях, когда мощные силы стремятся расколоть единство России и Армении, вбить клин между русскими и армянами.

Дело в том, что, как мы уже писали, вопрос «Откуда пошла русская земля?», поставленный еще киевским летописцем и возобновленный русской наукой в первой половине XVIII в., не перестает занимать умы и даже сердца специалистов вплоть до настоящего времени [31].

Наше предположение, которое мы выдвинули сперва, как гипотезу, о том, что РУСИЧИ – потомки и последователи своего первого, государствообразующего царя Руса (Русы) (так же как Петровичи – сыновья Петра, а Ивановичи – Ивана), имеет все права на существование. Соответственно предположить, что и «славяне» – дети Славяна или Словена, князя, фиксируемого как родоначальник народа во многих славянских легендах.

Кто такие Словен и Рус? Согласно легендам это два брата, два князя, основатели Руси и Славянства. В саге «Сказание о Словене и Русе и городе Словенске», включенной во многие хронографы русской редакции, начиная с XVII века (всего известно около ста списков данного литературного памятника), есть и хронологическая привязка событий русского этногенеза к бурным событиям древней истории.

Здесь рассказывается о праотцах и вождях русского (и всего славянского народа), которые после долгих скитаний по всему миру появились на берегах Волхова и озера Ильмень, основали здесь города Словенск и Старую Руссу и начали впечатляющие военные походы: как сказано в первоисточнике, ходили «на египетские и другие варварские страны», где наводили «великий страх».

Сроки, правда, совершенно фантастические: Словенск построен якобы в середине 3 тыс. до н. э.

После двукратного запустения, на месте первой столицы Словено-Русского государства был построен его градопреемник — Новгород. Потому-то он и назван «новым городом» — ибо «срублен» был на месте старого, по имени которого новгородцы долгое время еще продолжали прозываться «словенами» (таковыми их знает и Несторова летопись). Досталась Новограду от его предшественника также и приставка — Великий.

Документальное подтверждение тому, что «Сказание о Словене и Русе» первоначально имело длительное устное хождение, содержится в письме в Петербургскую академию наук одного из ранних российских историков Петра Никифоровича Крекшина (1684—1763), происходившего, кстати, из новгородских дворян.

Обращая внимание ученых мужей на необходимость учета и использования в исторических исследованиях летописного «Сказания о Словене и Русе», он отмечал, что новгородцы «исстари друг другу об оном сказывают», то есть изустно передают историческое предание от поколения к поколению. Это – очень важное свидетельство.

Один такой рукописный сборник XVII века объемом в 500 листов, принадлежавший стольнику и приближенному царя Алексея Михайловича Алексею Богдановичу Мусину-Пушкину (умер ок. 1669 г.), был найден спустя почти двести лет после смерти владельца в его родовом архиве, хранившемся в Николаевской церкви вотчинного села Угодичи, что близ Ростова Великого.

Манускрипт, содержавший записи 120 древних новгородских легенд, к величайшему сожалению, вскоре оказался утраченным: вывезти его в столицу для напечатания без разрешения собственника (а тот в момент находки отсутствовал) не представлялось возможным. Сохранился лишь пересказ новгородских предлетописных сказаний, сделанный собирателем русского фольклора Александром Яковлевичем Артыновым (1813—1896).

Содержание многих полусказочных преданий практически совпадает с сюжетами «Сказания о Словене и Русе». Однако не владевший методикой научного исследования литератор-самоучка Артынов попытался «улучшить» имевшиеся в его распоряжении тексты, приблизить их архаичный язык к современному, нанеся тем самым неисправимый вред древним памятникам. Тем не менее, налицо недвусмысленное доказательство существования корпуса древнейших новгородских сказаний и попыток сохранить их в записи для потомков.

Между прочим, имеется еще одно фольклорное свидетельство, касающееся предыстории русского народа. Оно позволяет предположить, что в далеком прошлом знали не одного праотца Руса, но еще и праматерь Русу, и, следовательно, им обоим обязаны мы собственным происхождениием.

Такой вывод напрашивается при анализе одной забытой, но исключительно важной сказки, записанной в 1909 году на Алтае от крестьянина села Немала Бийского уезда Алексея Макаровича Козлова. Благодаря староверам, нашедшим последнее прибежище на окраинных российских землях, в том числе и на Алтае, сбережены от полного забвения многие сокровища устного народного творчества. Такова и сказка о Росе-Русе — черной косе (имя дожило и до наших дней — достаточно вспомнить поэтичную новеллу Ивана Бунина «Руся»).

Фольклорная Роса-Руса — высокородного происхождения и звания, живет во дворце, окруженном высоким забором и сплошь увешанным человеческими головами — то женихи, что неудачно сватались к беспощадной героине. Ее полное имя — поэтичнее не придумаешь: Роса-Руса — черная коса, тридцати братьев сестра, сорока бабушек внучка, трех матерей дочка. Все перечисленное наводит на мысль о глубочайшей архаике русской сказки, запечатлевшей типичные матриархальные реалии (они поддаются реконструкции и в других волшебных сказках). Но в данном случае важно имя — Роса-Руса. Сам собой напрашивается вывод: раз в тексте, дошедшем из многотысячелетних глубин, сохранилась память о матриархальной старине, то почему бы и имени сказочной героини — Роса-Руса — не прийти к нам из той же незапамятной эпохи, более того — не запечатлеть образ самой Праматери русского народа?

Теперь перейдём к трактовке происхождения имен Руса и Словена.

Имя «Словен» тоже легко прочитать даже на современном армянском – как идущий «с добром, благом». И сегодня успешный армянин на вопрос «как дела» ответит вам словом «лавем», т. е. «хорошо», «благостно». Иных трактовок этих имен, объясняющих их семантику – НЕ СУЩЕСТВУЕТ.

Здесь оговоримся, что частица «С» («С»-Лавем) в древних арийских языках означала умножение, увеличение. В современном английском она стала окончанием «-s», означающим вещи во множественном числе. В русском – наоборот, предлогом, но с тем же значением: «С кем-либо» – то есть с союзником, не один. В старом русском языке окончание «-с» значило степень уважения, преклонения, которую нижестоящий добавлял в разговоре с вышестоящим.

Можно ли считать, что Словен – это «С-Лавем»?

Не всем такая трактовка нравится. Современные западные и ряд тюркских историков предпочитают выводить имя «Словен» от западноевропейского «слейв» – т. е. «раб» и от русского «словленные» – т. е. пойманные, плененные. Здесь мы уже выходим в сферу практической политики: произведены ли русские от царского рода идущего «с добром» (откуда и последующие русские «слава», «славный»), или же от рода рабов, «словленных» и посаженных обрабатывать изначально чужую землю?

Где, кроме древних славянских легенд мы найдем царя Русу? Рус (Руса) – вообще армянское царское династическое имя. Наиболее полное на сегодняшний день справочное издание по древнему миру пишет о нем достаточно кратко:

«Руса I —царь Урарту (735/730 —714 до р.Х.), сын Сардури II [32]. Занял царский престол после поражения Урарту в войне с Ассирией. В начале царствования Русе I удалось укрепить царство и несколько расширить его пределы (завоевание присеванских земель, подчинение приурмийских областей).

Затем он потерпел крупное поражение от киммерийцев, позднее от ассирийцев (поход Саргона II против Урарту). При Русе I произошли крупные восстания урартской знати».

А вот биография Русы II, царя Араратского (библейское царство Арарат современные историки вопреки всякой логике самовольно переименовали в «Урарту», в таком виде мы и проходили историю Арарата в школе):

«При урартском царе Русе II, который правил примерно с 685 по 645 г. до н. э., Урарту переживает новый, но уже последний период подъема. Наиболее серьезной оказалась проблема кочевых отрядов конников. Киммерийцы к этому времени усилились в Малой Азии и громили владения Мидаса, но, безусловно, совершали набеги также на ассирийскую и урартскую территорию. В 680 г. новый ассирийский царь, Асархаддон, перешел через Тавр и разбил киммерийцев; вождь киммерийцев Теушпа погиб, а часть его конников пошла на ассирийскую службу.

Другая часть вошла в союз с Мидасом, и совместно они совершили (или, по крайней мере, готовили) набег на «железный путь» в районе Мелитенк. Однако союзы с такой капризной силой, как необузданные конные отряды киммерийцев и скифов, были всегда ненадежны, и, видимо, Русе удалось перетянуть киммерийцев на свою сторону; тогда против Урарту образовался союз Фригии, Мелитены и халдов-халибов.

Для Русы II в этот момент существен был нейтралитет Ассирии. Асархаддон готовил поход против одной независимой хурритской области в горах севернее истоков р. Тигр. Наряду с Мелитеной и некоторыми другими стратегическими труднодоступными районами эта область (Шубрия) была убежищем для политических беженцев и для беглецов от тягот повинностей как из Ассирии, так и из Урарту. Асархаддон поэтому тоже нуждался в Русе и соглашался на ассирийский нейтралитет.

Поход Русы против Фригии, Мелитены и халдов (675 г. до н. э.) имел успех; урарты захватили много добычи и пленных, а Фригия отдана была на поток и разграбление киммерийцам. Тогда же погиб престарелый Мидас, и ассирийцы, по-видимому принявшие участие в войне на ее последнем этапе, могли около 660 г. числить Фригию даже среди своих «провинций». Это вмешательство ассирийцев не позволило Русе II полностью развить свой успех, и, в частности, царство Мелитены благополучно пережило войну, а в 30-х годах VII в. до н. э. даже расширилось.

Хотя ассирийские цари претендовали на власть над Фригией, настоящими хозяевами ее остались киммерийцы, которые вместе со вторгшимися с Балкан трерами опустошали несчастную страну более двадцати лет; после этого, однако, царство Фригия было восстановлено, но уже как зависимое от более западного государства – Лидии. От киммерийских набегов тяжело пострадали и некоторые греческие города Малой Азии. Поход ассирийцев на горную область к северу от истоков Тигра состоялся несколько позже урартского похода против Фригии, а именно в 673 г. до н. э., и также увенчался успехом. Скрывавшиеся беглецы после калечащих наказаний были выданы своим хозяевам; часть пленных была зачислена в ассирийскую армию.

Окончательный уход основных сил киммерийцев в Малую Азию, упадок Фригии и серьезные войны, в которые одновременно вынуждена была ввязаться Ассирия на востоке, в Мидии, а также на юге, в Египте, позволили Русе II посвятить силы развитию земледелия в Урарту, строительству оросительных каналов и новых крепостей и развязали ему руки в Закавказье. Именно ко времени Русы II относится возведение нового города и крепости Тейшебаини около современного Еревана.

Цитадель его почти целиком была занята гигантским административным зданием, расположенным ярусами-уступами в соответствии с рельефом скалы и включавшим в себя многочисленные склады продуктов и мастерские. Здесь же была храмовая площадка перед каменной стеной – «врата бога Халди». Усиление положения урартов в Закавказье было важно для них потому, что в 60-70-х годах VII в. до н. э. вдоль Каспийского моря из придонских степей продвинулась новая группа ираноязычных конников – скифов. Они образовали род кочевого «царства», скорее всего сначала на просторах современной Республики Азербайджан.

Но возможно, что после народного восстания в Стране маннеев, когда царь ее обратился за помощью к Ассирии (659 г.?), переднеазиатские скифы, выступив как союзники Ассирии, получили фактическую гегемонию и в Стране маннеев; к этому времени следует отнести перенесение их центра в район оз. Урмия, о чем свидетельствуют найденные здесь скифские «клады». В 672 г. до н. э. скифы вмешались было в ассиро-мидийскую войну, но потом вступили в союз с ассирийцами и тем самым превратились в важный, нередко решающий фактор ближневосточной политики».

Когда же – в свете этих данных южной истории был построен важнейший в северной истории «Старгород» Новгорода, Словенск? В соответствии с нашей теорией – с небольшим интервалом после трагических неудач одного из царей Русов. Древнеармянское (араратское, урартусское) население могло осуществить исход только в северном направлении – ведь с юга, востока и запада на араратцев («ратники-ары», арийцы-воины) напирали кровожадные враги, из-за которых, собственно, и приходилось осуществлять исход с пылающей пожарами прародины.

Устное народное предание всегда склонно увеличивать и растягивать сроки. 1,5 тысяч лет, прошедших между воцарением царей Русов (их было три – только из числа коронованных законных монархов) в Армении и формированием Киевской Руси вполне могло хватить, чтобы у сказителей возникло ощущение совершенно невообразимой древности событий!

Утверждение о том, что русичи – это арийцы Закавказья, перешедшие хребет, и вышедшие сперва к Кубани, а затем только – к Днепру и Волхову, находит всё больше и больше подтверждающих фактов.

Название «русские» («росськие») до сих пор никто убедительно не растолковал. Чаще всего говорят – русские от названия реки «Рось». Но это же не ответ. Русские от Роси, а Рось от кого? Почему это центральную реку русского племени назвали таким странным словом?

Начнем с того, что в истории чаще всего народ назывался по имени своего прародителя, легендарного или исторического. Так, ромеи – происходят от имени собственного прародителя Ромула, узбеки – от хана Узбека, османы – от Османа, киевляне – от Кия. Древнее название Египта – «КеМе» очень схоже с именем первого легендарного фараона «Мене», и скорее всего, означает – «дети Ме (Ми)». Долго было бы перечислять все этнонимы, произошедшие от имен собственных. Можно сказать, что такое происхождение – стволовой путь самонаименования народов, характерный для подавляющего большинства из них.

Отчего же тогда никто не предположил очень простой вещи – того, что русские – это потомки царя Руса? Не потому ли ИМЕННО, что царь Руса – реальный, исторический НЕ ЧЕЙ-НИБУДЬ, а армянский царь, один из наиболее знаменитых в истории Армении? И теория о происхождении русских как «царских детях» претит армянофобам и русофобам? Мешает им разводить и ссорить наши народы?

Конечно, наша гипотеза была бы лишь весьма вольным, основанном на звуковом совпадении слов толкованием этнонима, если бы арийские корни русского и армянского языка (происходящих от общего пра-арийского языка), а также свидетельства историков, не свидетельствовали бы о подтверждении наших выводов.

Русь и русичи начались не на Днепре и тем более не на Волхове. Массив исторических данных, приводимых, в частности А. В. Карташевым в его «Очерках по истории Русской Церкви» (М., 1993 г.) и другими историками, археологами, этнологами, убедительно доказывает: Русь началась на Кубани, на Таманском полуострове и в Керчи.

Греческие писатели, когда хотели назвать русских не вульгарным, а литературным классическим именем, то до времен позднейших (т. е. даже спустя несколько столетий по крещении Руси) прибегали к термину тавроскифы, т. е. скифы, живущие в Тавре, скифы таврические. Когда же «русские» жили в Тавриде?

Да, оказывается, задолго до самого возникновения ложной норманнской теории русского имени и русской государственности. Для византийских писателей это факт несомненный. Иногда они именуют народ Рус – Русь прозванием «Русь-Драмиты», или, в калькированном переводе – «Руса-Бегуны». «Драм» – не случайно, надо думать, современная армянская денежная единица – т. е. денежный знак «ходовой», «имеющий хождение». А единый индоевропейский корень «драм-дром» действительно означает выход, исход.

И, например, Симеон Магистр или Логофет [33] даже объясняет этот эпитет в смысле грабительских и завоевательных набегов русов на другие народы. Объяснение искусственное, русофобское. Грабителей назовут как угодно – но только не «беглецами». От кого были беженцами русичи Северного Кавказа, где фиксируется первая, ещё до-норманская Русь?

Некоторые стремились объяснить имя топографически. Для Птоломея (ок. 140 г.) тавро-скифы живут в окрестностях так называемого «Ахиллесова Бега» между устьем Днепра и Перекопским перешейком Крыма, там, где узкий остров Тендер (Тендра) и коса Джарылгач [34].

Твердая географическая память о том, что не какие-то «тавроскифы», а просто руссы-россы жили с глубокой древности в Тавриде, ярко отразилась в позднейших документах XIV—XVII вв., а именно на географических картах Генуэзских торговых домов, ведших по берегам Черного моря свою торговлю в XIV и XV веках.

Теперешний о. Тендер на этих картах именуется Rossa. На тех же картах по западному берегу Крымского полуострова в окрестностях нынешней Евпатории значатся местности: Rossofar, Rossoca. На другой, более южный пункт местожительства тавроскифов (=руссов) внутри полуострова указывают выражения:

1) жития Иоанна Готского (написанные в первой пол. XI в.), что «земля тавроскифов находится под страною (властью) готов».

2) жития херсонисских мучеников (написанные ранее конца X в.), что Херсонис (Корсунь) находится в епархии тавроскифов».

Все еще, к сожалению, не до конца ясными остаются показания арабских историков о русских, живших на Таманском полуострове.

Русское Тмутараканское княжество XI в., совершенно оторванное от центральных приднепровских славяно-русских земель, и странная Тмутараканская епархия того же времени не перестали еще быть для русских историков туманностью и загадкой. И однако это – факт, непоколебимый, подкрепляемый длинным рядом свидетельств арабских писателей IX, X и XI веков.

Один из них сообщает, что Русь живет на каком-то болотистом и нездоровом острове, другой говорит, что она живет на семи островах. Глядя на карту Таманского полуострова, можно допустить, что характеристика местности подходит к нему. Ибн-Даста, писавший в первых годах X века, определяет остров, на котором жили Руссы, как расположенный недалеко от Хазерана (Хазарии) и страны Болгар (бывшей тогда приблизительно на территории областей — Донской и Кубанской).

По словам Ибн-Дасты, к хазарам и болгарам, как к соседям, руссы сбывали добычу от своих постоянных грабежей. Это указание согласуется с географическим положением «русской» Таматархи.

Переводя прочитанное слово «Таматарха» по логике грабара, мы получим армянское «перенесённое есть» (там тар ка). Это логично: Русичи – «сыны Русы» назвали себя драмитами, т. е. мигрантами, а своё имущество «перенесённым». Они как бы принесли Таматарху из арийского Закавказья, с территории древней цивилизации армян – и с этим переносом хронологически точно согласуется появление как бы из ниоткуда народа с высокой культурой – руссов, русичей, русских…

Как натягивала масонская масса факты, чтобы не сделать этого простого вывода! Под заказ производили внезапно явленных историей русских от кого угодно, даже от тюрок – лишь бы не связать воедино очевидные звенья!

Никто меньший из русских ученых, как сам Шахматов, а за ним и С. Ф. Платонов, сделали попытку перетолковать эти свидетельства арабов в применении к Новгородскому району классического пути «из Варяг в Греки» [35].

Платонов отыскал болотное пространство, якобы стратегически защищенное системой речек на юго-восток от Старой Руссы, между реками Редьей и Ловатью, пространство в 3 дня пути в окружности. Конечно, арабы-купцы могли проходить и здесь в «своих странствиях до Скандинавии». Но весь географический и этнографический антураж, среди которого арабские писатели упоминают о руссах, никак не подходит к Новгородчине. Приходится упоминать об этой натянутой гипотезе только ради того, чтобы показать: крупные наши ученые слишком откровенно уводили вопрос русского этногенеза от закавказских корней, в далекую и бесплодную северную даль.

Средоточием тмутараканских руссов был, по словам арабов, город Русия при устье Русской реки. Этот город упоминается затем в греческих документах во второй половине XII в. и на итальянских картах последующего времени называется Rossi, Rosso, а река, текущая возле него – по всем признакам Дон — fiume Rosso.

Где же находится этот город? На археологическом съезде в Киеве в 1899 г. профессор Ю. Кулаковский поддерживал мнение профессора Бруна, что Русия тожественна с Боспором (Керчью), потому что у арабского географа Эдризи, труд которого составлен в Сицилии в 1153 г. город Rusia значится в 20 милях к западу от Матархи («ма тар ка» – «материнское перенесено есть» в дословном переводе с древнеармянского).

Устье «Русской реки» Эдризи также полагает между Сольдадией (Сугдеей) и Матархой, очевидно отожествляя с ним Керченский пролив.

В этом отожествлении он не одинок: уже хронист Феофан (начало IX в.) считает данный пролив устьем Дона. Это точка зрения и итальянских картографов того времени.

Таким образом, роль политического центра для восточной части черноморских руссов играли нынешние Керчь и Тамань-Темрюк. Слово «Керчь» без перевода поймет и любой современный армянин – это слово имеет два смысла: «ущелье» и «короткое». Оба смысла подходят к географическому антуражу Керчи. Отметим тут же и то, что предел русского продвижения на запад – где и сейчас на галитчине живёт народ «русины» – именуется армянским словом «Кар Пат» – т. е. «каменная стена» – название, весьма подходящее для обозначения карпатского горного массива, преградившего русичам-драмитам путь.

Конечно, это нужно понимать не в смысле единого центра единой государственной нации, а лишь одного из «завитков» – эмбрионов еще бродящей, образующейся, нащупывающей себе место, нации.

Сугубую неясность вносит в проблему о начале Руси совместное обсуждение двух разных вопросов. Один вопрос о племени и языке народа — вопрос преимущественно археологический. И другой – об имени народа — преимущественно филологический. Выяснить первый вопрос, не значит еще решить второй, и — наоборот. Раса, кровь народа является самым существенным и устойчивым его свойством, язык менее устойчивым, а имя уже и совсем внешней этикеткой, иногда случайно, извне к народу приставшей.

Оба переплетающихся между собой вопроса к настоящему моменту не могут считаться удовлетворительно разъясненными преимущественно при помощи так называемой норманнской теории.

Производя русских от «варягов» (которых древние русские называли чисто армянским словом «вараки» – т. е. зло, порча, болезнь, поскольку грабители-варяги и были грабительской чумой и язвой раннерусской культуры), мы не должны забывать простой логический факт: чтобы ПРИНЕСТИ культуру, её нужно изначально ИМЕТЬ – а иначе что же приносить?! Но вся археология однозначно подтверждает, что материальная культура норманнов древности на порядок ниже культуры русского поднепровья и ильменьщины – как же мог низкоразвитый народ «основать» культуру более высокоразвитого? Захватить, на время поработить, возможно и мог, но именно сформировать, как этнос?!

Не имея необходимости углубляться в дебри проблемы, отсылаем читателя к двум полезным руководствам. Старый путеводитель по вопросу — это лекции датского профессора В. Томсона (1876 г.), напечатанные в 1891 г. [36], а новый — это исчерпывающее библиографическое исследование профессора В. А. Мошина «Варяго-русский вопрос» [37].

Имя «Русь» чаще всего объясняют, как славянскую передачу имени, данного прибалтийскими финнами соседним скандинавским пришельцам-шведам, которых они до ныне называют RUOTSI (диалектич. Rotsi эстон Rot's).

В славянском произношении звук «ио» сливается в «у» Suomi (имя самих финнов), в русской летописи – Сумь. Следовательно, «Руотси-Руосси, Ротсь, Рось» по-славянски произносилось «Русси-Русь». Однако почему бы не предположить обратное течение? Индоевропейцы-арии шли с ЮГА НА СЕВЕР – следовательно, и их слова шли от Керчи и Днепра в Скандинавию, а не наоборот. Там их и стали называть RUOTS – ведь не производим же мы самоназвание «Франсе» от русского слова «французы»!

Тем более, византийское ухо акцентировало для нас в этом имени гласную «о» и произносило – «Рос».

Библейская реминисценция о скифском народе «Рош», прорвавшемся, по свидетельству пророка Иезекииля (VI в. до Рождества Христова), из-за Кавказа в северную Сирию, тоже должна привлечь наше внимание. О каком народе идёт речь в Библии? Уж, понятное дело, не о норманнах… В греческом переводе еврейское «Рош» пишется и звучит как Рос.

Да, пишут, что византийцы любили новые народы называть старыми, классическими, книжно-высокопарными именами. Но, с другой стороны само понятие – «новые народы» – сомнительно. Ведь у любого человека ряд предков не короче, чем у представителя самых древних этносов – просто информации об этом ряде меньше…

Новая русская историческая и археологическая наука уже накопила большой материал, не позволяющий успокоиться на одном шведском объяснении происхождения русского имени.

Возможно ли, чтобы скандинавско-финский состав слова «Русь», продвигаясь на юг, включил в себя и другие корни его, которые встретились и слились со скандинавским именем? Не логичнее ли предполагать, что попросту южные корни слова, как более древние, и породили его в скандинавском языке?

Обширные части будущей великой русской равнины, населенные разнородными этническими группами, в конце концов подпали под стихийное объединительное влияние возобладавшего над ними славянского по языку племени, носителей пассионарной идеи, будущего русского народа.

Племя это, разбросавшееся от Дона, Волги и Кубани до Волхова, Двины, Немана, Сана, Днестра и Дуная, втянуло в себя и местные этнографические и географические прозвища, среди которых корень «рос» и «рус», по-видимому, был не заносным со стороны, а автохтонным.

Географическая номенклатура – говорят норманнисты – в нашем северно-прибалтийском пространстве пестрит названиями с корнем «рус» (Старая Русса, река Порусья, село Русино, река Русская, Деревня Руска; на севере Ладожского озера село Рускяля; на юге Финляндии озеро Рутсаляйнен, т. е. «шведы», и т. п.), то это еще объяснимо занесением сюда таких имен через бродячих норманнов (по их финскому прозванию).

Да, это так. Но уже не столь убедителен этот генезис имени «Рус» в применении к географии средней и южной Прибалтики, где финнов нет. На нижнем течении Немана село Русс; в Курляндии г. Россиены; Мазурское озеро — Рош; село Росинско; на нижней Висле — Руссеная; близ крепости Ивангород — Россоч, Русец.

И далее — через Галичину и Карпаты (те самые Карпаты, которые по-армянски читаются и сегодня) в Трансильвании: Рава Русска, Руске Ушице; на западной стороне Карпат — речка Рушково, село Рушлоляна; на восточной буковинской стороне: Рус-Молдвица; в центре трансильванских Альп село Русс, гора Рушка, речка Рушка, села Рушкичи и Русберг. Речка Русова впадает в Днестр около Ямполя; село Руска Банилла в Буковине около Прута; ряд сел около Дуная в Валахии; Рущук на Дунае.

Пусть и сюда на Неман и Вислу пробирались бродяги норманны, но их оседание здесь было настолько слабо и редко, что не объясняет топографического изобилия «русских» имен.

Покойный академик Н. Я. Марр — наш крупнейший лингвист кавказских языков, совершенно определенно утверждает наличность этнических терминов «Руш, Рос, Рош» на Кавказе, Северном Кавказе и Черноморье.

Сирийский церковный историк Захария Ритор (VI в.) называет среди народов Северного Кавказа каких-то «Рос и Рус».

Белами, переводчик X в. на персидский язык арабской хроники VII в. Табари среди народов северного Кавказа называет хазар, Алан и Русов. Отсюда становится более понятным как бы внезапное выступление в IX веке на сцену истории Азовской-Черноморской или Тмутараканской Руси. Какая-то «Русь», пополненная, а может быть и возглавленная, новыми элементами, влившимися в нее с севера, здесь на северном Кавказе уже существовала издревле. И это была страна русичей – детей Русы.

Наши выдающиеся византинисты Ф. И. Успенский и за ним А. А. Васильев усматривают указания на эту черноморскую «Русь» — «Рус» у византийских писателей под излюбленным ими термином «скифы» в применении к событиям еще более ранних веков.

Например, византийские и грузинские хронисты, рассказывая о нападении Авар на Константинополь в 626 г. и с суши и с моря, указывают на присутствие в войсках аварских, в качестве их союзников, Болгар и Скифов. А Скиф для византийца той эпохи – это синоним Руси.

Вот какие загадки записаны ими: этноним – звук последнего слога напоминает «гордое надменное языческое племя»; другой этноним тоже – «надменной гордости варвара — Скифа».

И античный эллин, и византиец под скифами привыкли разуметь племена, обитающие в причерноморском и прикавказском районах, а никак не дальше северных норманнов или северо-западных франков. Позднее VII—VIII веков происходит быстрая перемена в семасиологии термина «рос».

Византийцы явно искусственно и довольно поздно (с исторической точки зрения) прикрепляют его к варварам германского племени, к норманнам-варягам. Прикрепляют уже имеющееся имя, задним числом обозначая варягов этим словом.

Для русских всё было не так однозначно: «варяги» – это «вороги», «враги», указывает А. Леонидов, они идентичны хищным внешним грабителям, которыми, собственно и были. По-армянски слово «вараки» означает зло, болезнь, вред. Древнерусский и древнеармянский языки снова идентичны.

Именно таким образом – через византийское восприятие посторонних имперцев – варяги вошли в историю тоже с именем «рос».

Если такое слияние под одним именем двух народностей, одной издавна известной и другой — вновь явившейся, не возбудило никакого вопроса и не вызвало в византийской письменности никаких оговорок и пояснений, значит оно стало фактом самопонятным и очевидным.

Возможно, эти две народности объединились, смешались, и ни одна ни похищала, ни навязывала другой чуждого ей имени. Но, скорее, кроме варяжской «Руси» неизбежно и обязательно была и другая «Русь», более южная и более древняя, породившая, возможно, и варяжский фонетический новодел – говорят нам факты всей исторической науки.

Счастливая ли историческая случайность созвучия имен, родившихся из разных корней, облегчила процесс случайной встречи разных народов в открывшейся пред ними общей судьбе, или простое заимствование северянами термина у южан? Во всяком случае, не заимствование термина южанами у северян, как мы видели из источников.

В любом случае, в строительстве единой национальной жизни, славянской по территории и языку, и русской по имени, первенство принадлежит старейшей, прикубанской Руси, в которую рукой подать из арийской Армении, и от которой бесконечно далеко до Скандинавии.

Свидетелями южного происхождения слова «Русь», пусть и косвенными, служат нам довольно многочисленные упоминания о русских у современных той эпохе арабских историков и мемуаристов.

Ибн Хордадбех, писавший не позже 846 г. (т. е. до фиктивной даты 862 г. начала русского государства), нам сообщает: «Что касается русских (купцов) — а они суть племя славянское, — то они направляются из самых дальних концов Саклаба к морю Русскому и продают там бобровые меха, горных лисиц, а также мечи. Царь Рума взимает десятину с их товаров».

Или: «Они спускаются по Танаису (Дону), реке славян (саклаба), проходя через Камлидж (Итиль), столицу хазар, и властитель страны взимает с них десятину. И оттуда они спускаются на судах по морю Джурджана (Каспию) и выходят на берег, где им любо. Иногда они провозят свой товар на верблюдах из города Джурджана в Багдад. И евнухи славянские служат им здесь проводниками. Они выдают себя за христиан и, как таковые, платят поголовную подать».

Здесь имя «русс» мыслится принадлежащим, как имя собственное, народу по племени и языку славянскому. И самую страну руссов автор по ее этнической природе называет «Славянщиной» — Саклаба.

Он мыслит ее обширной и далекой, северной и лесистой, по пушному сырью, которым она торгует. Караванные пути купцов-руссов суть не только сухопутные, но и мореходные и настолько прочно ими завоеванные, что самое Черное море называется арабским писателем морем Русским, без всяких оговорок, как факт общепринятый.

В этой Черноморской сфере (северный берег и Крым) русские купцы платят таможенную пошлину властям «румским», т. е. византийским.

Но рядом с этим караванным рейсом совершается и другой, также сухопутно-морской рейс русских, который можно назвать восточным. С верховьев Дона, очевидно путем перегрузки или волока, караван по нижней Волге спускается в Каспий до его юга, откуда на верблюдах до Багдада. Там по мусульманской Персии его сопровождают свои земляки, русские славяне, или как проданные в рабство, или как пленные, обращенные в евнухов.

Русские рисуются еще язычниками и только ради паспортных удобств именующими себя христианами.

Арабский писатель также половины IX в. Ал-Бекри подчеркивает доминирующее национальное значение на южнорусской равнине славянского населения, говоря: «Главнейшие из племен севера говорят по-славянски, потому что смешались со славянами: баджинаки (= печенеги), русы и хазары».

Ал-Бекри в месиве народов, цементируемом славянским языком, различает и «русов», как ославяненных, но иноплеменников. Пришельцев ли издалека, или местных? Скорее последнее. Ибн Фадлан считает Русов как будто одним из восточных народов.

О Волге он говорит: «Итиль течет к хазарам из Руса и Болгара». Если, как мы знаем, болгары осели на средней Волге, то русы по соседству мыслятся где-то около центра русской равнины. И еще подробность: «Пища хазар привозится к ним из Руса, Булгара и Куябы (Киева)» Тут русы не совпадают с киевлянами и стоят ближе к народам Востока.

Ибн-Даста называет князя руссов «хакан — рус», т. е. хазарскими княжеским титулом (каган — иудейское коген).

Все это более походит на признаки восточного народа и соблазняет новейших исследователей строить даже гипотезу тюркского происхождения имени «русь» (К. Fritzler).

Хотя, естественно, все вышеназванные противоречия гасятся не в рамках абсурдной тюркской, а в рамках армяно-арийской теории происхождения детей Русы – русичей.

Однако исследователи – надо думать, не без идеологического давления мировой Закулисы, приписывают русских хоть чёрту лысому – но только не к древним закавказским индоевропейцам.

Из греческой еще хронографии передалось славянскому летописанию предание о тожестве руси с тюрками. Сербский перевод XIV века дополнений к хронографии Зонары, упоминая по-видимому о нападении руссов на Итиль 860 г., выражается так: « рсоди же нарицаемыи руси, кумане сущи, живяху во Евксине, и начаша плновати страну рымскую».

Повторяя это, Никон Летописец (876 г.) и Степей (Кн. I, 50) формулируют фабулу истории так: «роди, нарицаемии Руси, иже и кумани, живaxy во Евксинопонте»...

Итак, к настоящему моменту можно признать, что были какие-то племена и в предкавказском Черноморье, не псевдонимно, а исконно называвшиеся Русью, ославянившиеся по языку и влившиеся в общий поток нашествий на Византийскую империю и вложившиеся в процесс построения государства русского.

Даже если в последнем строительстве все же ведущая роль выпала на долю другой Руси норманнской, завоеванной норманнами через века этногенеза «русов-драмитов», это не отменяет теории происхождения русского этнического массива от цивилизации древних армян.

«Русичи – это начальники, командиры славян» – таково было убеждение византийцев, на горьком опыте лично ознакомившихся с положительными и отрицательными качествами русов.

Византийцы отчетливо нам говорят, что эти «рос» были начальники, командовавшие славянскими массами. На определенный, довольно поздний момент истории начальниками выступали навязавшие себя военной силой пришельцы варяги, скандинавы. Но слово «рос» обозначает вождей народа вообще, а отнюдь не только временных вождей руссов – варягов.

Интереснейшее свидетельство о первоначальной стадии ознакомления Византии с новым для нее народом «рус» в начале IX в. сохранилось в Вертинских Анналах Пруденция Галиндо (+861 г.) в году 839-м, т. е. до выступления на сцену киевского русского государства.

Анналист передает, что в Ингельгейм (на Рейне), столицу франкского императора Людовика Благочестивого, пришли послы от византийского императора Феофила, а вместе с ними «некоторые люди, которые называли себя, т. е. народ свой (qui se, id est gentem suam, Rhos vocari dicebant) «P о с».

Они пришли в Византию от их собственного царя по имени Chacanus (т. е. очевидно «каган»), но назад не хотели возвращаться той же дорогой, боясь одного жестокого и варварского народа».

Поэтому Феофил просил Людовика пропустить их домой через свою державу. Однако, несмотря на солидную рекомендацию, к пришельцам отнеслись весьма подозрительно, а император, «прилежно испытав причины прихода их, открыл, что они из свевов», т. е. шведов (comperuit eos gentis esse sueonum).

Как бы экспертиза ни была поверхностна, во всяком случае, уже самое направление этих росов домой через сердце Европы говорит за то, что их национальность в общем угадана неверно, хотя и отличена даже от хорошо известных на западе норвежских и датских норманнов.

Вывод отсюда тот, что Русь — это не восточные скандинавы, забывшие свою северную родину, а особые племена, связавшиеся настолько тесно с новой жизнью в Предкавказьи, что и князь их называется по-хазарски хакан.

Нам теперь понятно, из каких элементов сложилась этническая и политическая загадка для византийцев начала IX века.

Но это еще не разгадка для нас корня имени «Русь». Окрестила ли этим именем бродячих скандинавов только восточно-европейская почва? Или же это имя-этноним использовалось на всем ее просторе от Балтийского моря и Карпат, до Черного и Каспийского морей?

И если имя Ruotsi — Русь, не существовавшее как имя племенное в Скандинавии, на новой почве извне пристало бы почему-то к скитальцам-норманнам (вероятнее, просто как титул «начальник» к новым завоевателям), то остается все-таки неясным, почему оно в его, так сказать, финнской форме так легко было усвоено во всех концах великой русской равнины.

Тут гипотеза об особом имени южного, закавказского, армянского происхождения, возможно, как-то по-своему воспринятого при столкновении скандинавами, сохраняет свою силу.

Бесспорен вместе с тем голос древних первоисточников. В них слово «Русь» прилагается к военно-командующей касте Руси, к славянской знати. Это с совершенной ясностью засвидетельствовано всеми византийскими источниками и нашими русскими летописями.

Наша местная, славянская и даже «русская» (в двойном смысле — имени и крови), Русь выступила на сцену истории под главенствующей командой «русичей» как элиты общества.

Судьбы той и другой Руси, политические, культурные, духовные, бытовые, неразрывно слились в едином «русском море», причем скандинавско-варяжский ручеек, если и был, то быстро иссяк, потерялся в нем скоро и бесследно.

Совершила и завершила это единство главным образом духовная сила новой христианской веры, победившей убогое язычество в душах славянских племен. Поэтому неуместен какой-то якобы патриотический и церковный страх — признать в законных пределах правоту так называемой «армянской» теории начала южной, прикубанской Руси, как нации, как государства, и как великой культуры.

За последнее полустолетие русская археология прочно установила, что военно-торговый путь для скандинавов «из варяг в греки» по Днепру есть путь сравнительно новый, установившийся уже в IX в.

Ранее его долгое время практиковался ими в военно-торговых целях другой, более далекий путь: по Волге, Каспию и через Закавказье. Он вел скандинавов на переднеазиатский Восток и обратно оттуда вел арабских купцов в Скандинавию. Одна северная ветвь этого пути шла в бассейн Камы. В кладах Швеции VIII—IX вв. монет арабских вдвое больше, чем византийских. Отсюда понятна слава страны «Биармии» (т. е. Перми, Пермского края), звучащая в скандинавских сагах. Нас же само название древней Перми – «Биармия» – должно заставить весьма основательно задуматся.

Ведь жители царства Урарту называли своё государство вовсе не «Урарту». В. Д. Гладкий в своей двухтомной истории «Древний мир» приводит самоназвание древних араратцев – «БИАЙНИЛИ».

Однако труд В. Д. Гладкого академический, а в учебниках для масс встречается только «Урарту». Следы раннего присутствия армян в истории русских старательно и пристрастно затираются определенными силами.

Археологи начала века [38], судя по скандинавским курганам Ярославской и Владимирской губерний, склонны относить зачатки здесь особой русской государственности даже к VI веку.

В то же время поворот скандинавов с этого восточного и длинного пути к Багдаду на более короткие и западные пути к Черному морю и Византии есть явление новое, не ранее конца VIII в.

Этот западный путь имел варианты: не только общеизвестный Волховский, но и другой — Западно-двинской через Сан к Днестру, и третий — по Неману к тому же Днепру. Шахматов и Мошин даже гадают, что открывшаяся к IX в. тяга к Византии соблазнила и волжских скандинавов переходить волоком на Дон и оттуда на Черное море.

А конкуренты их — племена днепровского пути, отрезали им пути к возврату из Византии. И в этом смысл таинственного эпизода 839 г., когда Ros восточного пути, избегая устроенной им ловушки, обходным путем вернулись через Скандинавию на Восток к своему хакану.

Эта Русь конца VIII – нач. IX вв. — подвижное месиво народов: славянского, норманнского и может быть частично скифско-иранского, бродила и была рассеяна по всем северным берегам Черноморья, уже издавна христианизованным Византией. Единоплеменные и близкие по языку для скандинавов готы были уже с IV в. христианами. Готские епископские кафедры были и в Таматархе и в г. Русии (Керчи).

Христианство покоряло народ за народом между Черным и Каспийским морями. Вышеупомянутый список Кафедр Константинопольского патриархата VIII столетия называет под ведением готского Дорийского митрополита епископов: Оногурского (венгерского — угорского?) — народа, жившего по верхнему бассейну Кубани, Итильского, то есть столичного хазарского, и Хвалисского – вероятно прикаспийского.

Северно-кавказские аланы (предки осетин), как наверное теперь известно, приняли христианство вместе со своим князем в самом начале X в.

Руссы же сначала не поддавались культурному, укрощающему влиянию византийской религии. Предпочитая вести свободный образ жизни морских пиратов, они делали по временам опустошительные набеги на соседние берега Крыма и Малой Азии. Все-таки в конце концов с них именно, как и у готов, началось просвещение светом христианской веры всего русского мира.

Можно ли скрывать такое от народов России и Армении, сегодня, как никогда заинтересованных в получении правды, той правды, что способна развеять дым ксенофобии, укрепить наше СЕГОДНЯШНЕЕ единство и геополитический союз!

 

 

[1] В книге О. Р. Герни «Хетты» указывается англоязычная транскрипция самоназвания.

[2] В «Древнем мире» В. Д. Гладкого (М., 1998, том 1) на стр. 483 приведена карта этнического расселения V–IV вв. до н. э. Здесь стрелка переселений народа, названного «арменами», однозначно указывает на север – от Вана к Севану (что и по-русски читаемо: от Вана (просто озера) к Се-Ванну (Се [-верному] озеру). Территория будущей Киевской Руси на севере плотно заселена финно-уграми, на юге же (киевский пояс) карты господствует проблел: об этнической принадлежности населения киевщины (неврах, скифах-пахарях, меланхленах, будинах, андрофагах) современная наука не имеет (или не желает иметь) точных данных. В Прикубанье расселены в эту эпоху загадочные «синды и меоты», в Крыму – тавры (которых более поздние византийские хроники открыто называют русскими), в Южном Причерноморье – скифы. Есть достаточно оснований предполагать, что новые жители северного Причерноморья – это бывшие жители Армянского нагорья, где владения индоевропейцев в это время сжимаются «шагреневой кожей».

[3] 2005 год. 440 с: ил. — (Сокровенная история цивилизаций). ISBN 5-98639-018-0.

[4] М., 1998, сост. В. Д. Гладкий, С. 470.

[5] Не путать с более поздними хурритами, распологавшимися, впрочем, на тех же территориях.

[6] Возможно, название пограничной реки не зря хранит индоевропейский корень «дик» – употребляемый в русском слове «дикость», в греческом «дике» (неумолимость, неумолимая богиня), в латинском «диктатор» (повелевающий, диктующий) и др. В этом корне свойственная именно пограничью смесь свирепости и доблести, утраты законов и правил и в то же время высшей справедливости.

[7] «Сар» - в совр. армянском – «гора, вершина», а в совр. финском – «остров», т. е. тоже гора, но только в воде.

[8] В. Д. Гладкий «Древний Мир. Энциклопедический словарь» М, 1998, С. 475.

[9] Окончание «-ик» и в русском, и в армянском означает одно и то же: уменьшение, снисхождение (см. «кот» и «котик»). Соответственно, «мужик» - это «малый муж», так же как слуги бояр именуются «дети боярские» и др.

[10] «Арматана» – возможно, уже собственно этноним Армении, «страны Арме». Ведь «тан» – во всех индоевропейских языках означает (с некоторыми модификациями) вождя, управителя, господина, а иногда – если правитель был чужой, завоеватель – то «чужака», «постороннего». Поэтому нетрудно увидеть в «Арматане» словосочетание «Вожди народа Арме».

[11] На армянском языке словосочетание «киц ватна» читается как «рядом плохо», что вполне отвечает нашей логике, поскольку территория была пограничной, о чем говорит не только исторический документ, но и сама карта расселения арийских племен: дальше начинались земли семитских народов, и только смельчаки «амурру» (по-армянски «амур» и сейчас означает холостой), видимо, юноши, искатели подвигов – заходили вглубь чужой земли далеко южнее Киццу Ватны.

[12] «Металл» – т.е. «рожденный, возникший» из «ала». «Ал» (см. «алый», т. е. «красный», «алчный», «готовый пожрать» и др.) имеет значение пламени, огня, или, как вариант – «сильного пламени». В исходном виде (алый, ослепляющий) слово «ал» сохранилось в армянском языке.

[13] «Мета-физика» – наука «вне и в основе» физики, наука о процессах духовной, неподверженной законам природы процессики.

[14] «Мет-од» – общий, лежащий в основе способ изучения чего-либо. Отсюда «мето-дология» – наука о способах изучения чего-либо.

[15] «Мета-морфоза» – форма в основе проявления изменений («морфозы»).

[16] Частица «ер» («тер») во многих индоевропейских языках означает – «священное», «сакральное».

[17] Потому и возникло понятие «работать (или пропасть) в-туне» – т. е. не на себя, а на начальство, в обход собственных амбаров, барщинно. «Туне-ядец» – человек, питающийся по милости туна, в обход труда. Английскому же языку знакомо понятие «тюнинг» – т. е. «отделка, совершенствование», что показывает: тун (тиун) проистекает из древнего, общего для всех индоевропейцев языка.

[18] По-армянски слово «тун» означает «дом», «жилище», что соотвествует русскому «тиуну» – т. е. «домоправителю», «управляющему хозяйством», и иным европейским формам слова, означающим всё то же начальствующее, господствующее положение в доме, в хозяйстве.

[19] В. Каргалов, «Святослав», М., 1985, рецензенты – д.и.н. А. Кузьмин, к.и.н. О. Рапов.

[20] О. Н. Трубачев, «ЯЗЫКОЗНАНИЕ И ЭТНОГЕНЕЗ СЛАВЯН. ДРЕВНИЕ СЛАВЯНЕ ПО ДАННЫМ ЭТИМОЛОГИИ И ОНОМАСТИКИ» // журнал «Вопросы языкознания». – М., 1982, № 4. – С. 10–26.

[21] В русском языке эта древняя корнесловица, имеющая отношение к понятиям «клетка» (отсюда цитология – наука о клеточном строении) и «мелкий», «маленький», сохранилась в слове «сито» – решето в мелкую клетку, мелкоячеистое решето.

[22] См. А. Мензис, «История религий», С-Пб., 1905, стр. 179–187.

[23] «Всемирная История» 1960 года размещает т. н. «Младотурецкую революцию», т. е. откровенно сатанинский, фашистский путч, в раздел с характерным названием: «Пробуждение Азии».

[24] Сар (армянск.) – гора, вершина.

[25] См. В. И. Авдиев, «История древнего Востока», М., 1948, С. 282.

[26] См. «Луна, упавшая с неба; Древняя литература Малой Азии», М., 1977, С. 50–51.

[27] «Историко-филологический журнал», 1977, № 3.

[28] См. «Луна, упавшая с неба; Древняя литература Малой Азии», М., 1977, С. 154–155.

[29] «САСУНЦИ ДАВИД» («Давид Сасунский») — армянский героический народный эпос. Складывался в VII—X вв. под влиянием вспыхнувших против жестокого владычества арабского халифата восстаний. Борьба армянского народа с чужеземными захватчиками отображена в четырех ветвях эпоса «С. Д.», изображающего четыре поколения богатырей. Героями первой ветви является Санасар и Багдасар, второй ветви — сын Санасара Мгер Старший, третьей — сын Мгера Старшего Давид Сасунский, племенем которого назван эпос, и, наконец, четвертой ветви — Мгер Младший.

[30] См. «Мифы народов мира», М., 1991, т. 1., С. 104.

[31] Примером упорной живучести антинорманнской точки зрения может служить книга Н. Н. Ильиной «Изгнание норманнов». Париж, 1900, С. 56.

[32] В. Д. Гладкий, «Древний мир», М., 1998, том 2, С. 98.

[33] Ed. Bonn, 707.

[34] В. Латышев. «Этюды по византийской эпиграфике». Виз. Врем. 1895, т. II, С. 186.

[35] «Дела и Дни», кн. I, Петрогр., 1920.

[36] I кн. «Чтения в Императорском Обществе Истории и Древней России».

[37] Slavia, Прага, 1931.

[38] П. Смирнов. Сборник Ист. Фил. Видд. Xs 75, Укр. Ак. Н.

 

© Вазген Авагян, текст, 2015

© Книжный ларёк, публикация, 2015