Николай Выхин. Меж двух жерновов

ПОПАЛО ЗЁРНЫШКО МЕЖ ДВУХ ЖЕРНОВОВ...

О Путине между НАТО и будущим

В стране с крайне непопулярным руководством «цветная революция» делается очень легко. Человек с деньгами, «лейтенант Ротшильдов», привозит чемодан резаной бумаги, который изготовителям ничего не стоит, а в мире ценится очень дорого. Далее человек с чемоданом крашеной бумаги нанимает сотню ЧОПов, самых жалких и убогих, на грани разорения, чтобы дешевле обошлось. Далее сотня самых жалких ЧОПов выставляет несколько тысяч наемников на центральную площадь, потому что бомжей и голодающих в любой стране хватает (СССР их не знал, но он не в счет, его больше нет).

Когда вожделеющая резанной бумаги (а когда и просто горячей пищи) толпа ущербных отбросов общества начинает гомонить и хулиганить, пользуясь своим количеством (сволочи сволакивают изрядное число) – она быстро входит во вкус. Кроме заработка для ущербных дегенератов, сволоченных на площадь, появляется и мотив отомстить за никчемность и униженность своей бестолковой, никому не нужной жизни. Майдан, как магнит, притягивает не только нищих и бомжей, но и всех неудачников, лузеров, социопатов, мечтающих «рассчитаться» с всегда презиравшим их респектабельным обществом социализированных людей.

Существование большой группы обиженных по жизни людей, которые весь мир считают своим обидчиком (ибо конкретного обидчика у них нет, про таких говорят – «Богом обиженные») – это метафизика социологии. Иначе говоря, они есть всегда, они есть везде. Они бузят в американском Фергюссоне и откуда-то взялись в СССР с его теперь уже невероятной заботой начальства о людях…

Но, в силу личных особенностей (они представляют из себя наиболее отсталых и слабоумных подонков общества) – сами по себе они организоваться не умеют. Если их кто-то свел вместе, это верный знак работы иностранной агентуры, знак начала «цветной революции».

Нескольких крупных нанимателей с хорошими деньгами (чаще всего американской валютой, но можно и с местными дензнаками) – вполне хватит для того, чтобы организовать «Оккупай-Абай», ибо как не бывает общества без бомжей, наркоманов, алкоголиков, социопатов – так не бывает и общества без людей с маниакальной склонностью протестовать.

Вопрос не в этом, а в другом. Вопрос в том, что непопулярный в народе политический режим ничего не сможет противопоставить толпе, нанятой ЧОПами. Если он всех «достал» – то обыватели будут злорадно потирать ладошки, а полиция (те же самые обыватели, только в погонах) – будет халтурить и сыграет старый фокус «идуши, не идяху». Если уж этот фокус проходил у вассалов в Средневековье с его жестокими пытками и бессудными расправами, то сколь легко провернуть его в наш умеренный и гуманный век!

Словом, непопулярный режим может барахтаться на инерции сколь угодно долго, пока его не валят сильные и денежные игроки Закулисы. Но если они начнут игру против непопулярного режима – ему, кратко говоря, хана. Режиму нужны идейные, убежденные защитники, а не просто толпа наемников, не готовая умирать в условиях неразберихи, к тому же легко перепродающаяся (чего бы наемнику не уйти туда, где больше платят?).

Цветные революции не прошли в Белоруссии, в Венесуэле – там, где народ с душой и сердцем защищает своих лидеров. Но они легко прошли в Киргизии, на Украине, в Грузии – там, где местный лидер никаких симпатий у обывателя не вызывал. В момент хаоса на площади дело решает не количество, а качество войск: огромные армии рассыпаются в прах, а их воины вливаются в толпы мародёров с большим удовольствием…

*  *  *

Это длинное предисловие понадобилось мне, чтобы объяснить загадку поведения Путина в Крыму. Все началось с того, что Путин не захотел уйти от власти тогда, когда ему приказали каббалисты, поклоняющиеся магическим цифрам. Возможно, он понимал, что его уход будет продолжением катастрофы страны, умерщвляемой в рамках геноцида. А возможно, ему просто понравилось править. Не важно.

Он не ушел. Тогда всемирная Закулиса решила его убрать. И он оказался (если быть точным – с 2008 года) – под угрозой цветной революции. Далее все его действия неизбежно учитывают этот дамоклов меч над его головой. И в этом он прав: не учитывать такой угрозы нельзя…

Именно поэтому в 2008 году мы имеем сперва грузинскую войну, а после, в 2014-м году – возврат Крыма домой. Очень осторожный по своей природе человек, Путин действовал вовсе не под влиянием эмоций или страстей. Он занимался тем, на что плевал много лет кремлёвский режим: зарабатывал очки в глазах простого русского человека. Этот простой русский человек был совершенно не интересен Ельцину – у ЕБН была совершенно другая опора. Этот простой русский человек, безоружный и безденежный, разобщенный и оглушенный, десоциализированный – сам по себе политическому режиму сделать не мог и не может. Он для режима безопасен – как безопасны в случае взрыва инертные газы.

Ельцину этого хватало. Ельцин опирался на Запад, на США, а Путин с 2008 года (во многом и ранее) эту опору потерял. Можно спорить о том, сам ли Путин пошел на разрыв или его поставили перед фактом разрыва: но результат вышел очевидный. Потеряв опору в США и не имея её в простом русском мужике, режим повис в воздухе. Он легко мог повторить судьбу режимов Януковича или Акаева: когда проплаченные диверсанты его свергают, а непроплаченная народная масса облегчённо плюет ему вслед.

И вот тут начинается главное. У Путина возникла РУСО-ЗАВИСИМОСТЬ, которой не было у его предшественников, и у него самого вначале не было. Путин оказался (конкретно – после 2008 года) – зависим от мнения русских обывателей. И если это мнение сложилось бы не в его пользу – это стало бы для него смертным приговором…

Изначально Путин не хотел быть могильщиком России. Но с определенного момента на сцену вышло нечто более важное, чем простое желание – а именно ПОВЯЗАННОСТЬ РОССИЕЙ. Теперь можно с уверенностью говорить, что случись с Россией новая «катастройка» – и Путину тоже не жить. Когда складывается такая зависимость – тут уже мало хотеть или не хотеть. Тут уже по Пастернаку:

Когда строку диктует чувство,

Оно на сцену шлет раба,

И тут кончается искусство

И дышат почва и судьба…

В 2008 году для Путина «искусство» кончилось, а «почва и судьба» вступили в свои права. Теперь для него вопрос жизни и смерти – чтобы русский мужик, одетый в солдатскую шинель или в полицейский ватник, стрелял бы не просто по приказу, а по внутреннему зову сердца. Ибо когда выводишь против наемных диверсантов шпалеры войск, то беспомощный и инертный прежде обыватель, оставаясь инертным, не даст боя, рассосётся по укромным углам, открывая фронт. Не усидеть царю, за которого в условиях войны расхотела воевать армия: русская власть помнит это на зубок с 1917 года…

Давайте не будем врать себе, друг другу и честно скажем: был, был момент, когда русский народ плевать хотел на Путина! То есть, конечно, восстать он не был готов (обыватель, встроенный в социум, никогда не восстает, и тем отличается от социопата, всегда свободного для драки). Но сильно упираться, если кто-то чужой придет «валить Путина» русский народ не стал бы. Обыватель сказал бы себе: это их война, их разборки, меня это не касается, подожду, чем всё кончится…

Путину нужен был весомый аргумент в том незримом суде сердец, который шел по стране. Аргументами стали Абхазия, Осетия, и самым значимым – Крым.

Конечно, с точки зрения циничной военной стратегии Крым не стоило сразу присоединять. Крым был бы уместнее в качестве второго фронта, а не осчастливленной заграницы для Украины. Из Крыма мог быть нанесен южный удар, который в сочетании с восточным (Донецким) помог бы быстрее покончить с вонючей, поганой сволочью, засевшей в Киеве. При этом Западу было бы труднее обкладывать Россию санкциями (ведь формально она не нарушила бы территориальной целостности Украины) и её положение было бы более солидным: забирать, так уж всю Украину сразу, как положено, а не только Крым!

Но Путина не столько волновал частный вопрос Украины, сколько общий вопрос своей популярности в русском народе. Этот вопрос жизни и смерти требовал немедленного ответа. Торжество в Киеве вонючей, поганой сволочи роняло акции Путина до ноля и ниже. И потому ситуация стала развиваться не по самому логичному пути (удары с Востока и Юга), а по извилистому эмоциональному скату. Путин, как Кутузов, понимал, что «с потерей Украины не потеряна ещё Россия», с потерей же Москвы всё будет навсегда и окончательно потеряно.

Разрытая Горбачевым и Ельциным пропасть между предательской властью и обманутым народом не могла быть забросана ветошью речей и пустой символикой жестов. Пропасть эту можно было преодолеть делом, большим и сверхпопулярным, таким, как Крымская Виктория. Иначе.

Опять же, не будем врать, мы все прекрасно знаем, как развивались бы события: Путин теряет власть, следом Россию делят на куски, после ликвидации России занимаются давно намеченным физическим уничтожением русских. В сущности, любой серьёзный политолог понимал, что после победы Майдана и до Крымского Возвращения от этого развития событий нас отделяла тончайшая переборка остаточной лояльности некоторых (далеко не всех) русских.

Мы волей судеб находимся там, где находимся. В 1999 году России уже фактически не существовало. И все, кто не без памяти, прекрасно это помнят, ведь недавно было. Теперь – при всех издержках и ошибках, при сохраняющейся отвратительности ряда сторон власти – Россия появилась из пепла. И это главный результат XXI века, века, в который Россия вполне могла, как некогда Скифия или Вавилония – просто не войти.

© Выхин Николай, текст, 2014

© Книжный ларёк, публикация, 2014