Ренарт Шарипов. Деревянная кукла в царстве теней

Неожиданный ракурс

Ренарт Шарипов

Деревянная кукла в царстве теней

Весьма любопытный анекдот:

«Как-то апостол Пётр попросил Иисуса на время подменить его возле врат Рая.

Сидит Иисус и видит, что какой-то старик хочет пройти в рай. Он его останавливает и спрашивает:

– Отвечай, кто ты такой, старик, чем ты прославился на Земле, какие за тобой водятся дела добрые и худые?

– Я простой плотник, – начал старик, – Я, в общем, ничем не знаменит, но вот сына моего знает весь мир! Он появился необычным способом.

Тут Иисус заинтересовался и привстал. Плотник продолжал:

– Он ходил по свету и совершал добрые дела, прошел через великие испытания и за это он стал известен всему миру.

Иисус вглядываясь в старика:

– Папа?!

Старик с подозрением вглядываясь в лицо Иисуса:

– Буратино?!»

Концовка анекдота правильнее звучала бы так:

«– Папа?

– Пиннокио?»

Несостыковки в анекдоте с сюжетом А. Толстого очевидны:

1. Отец Буратино – Карло не был плотником. Он был шарманщиком.

2. Буратино не совершал добрых дел, кроме обещания купить папе тысячу новых курток, но обещание его лживо.

3. Сходство с евангельской историей все же есть. Непонятно, кто отец Буратино – Папа Карло или все-таки плотник Джузеппе? Уже это несоответствие ведет нас в темный хтонический мир дуалистических первобытных религий, говорящих о двоякой сущности человека. В шаманистических представлениях алтайцев человек – порождение темного бога Эрлика, даровавшего ему плоть, и небесного Ульгена, вдохнувшего в него душу. Уже это само по себе наталкивает нас на новые рассуждения о «сказке» Толстого и ставшему якобы для нее прототипичной, известной всему миру (вот оно – ближе к теме анекдота!) – книге Карло Коллоди «Приключения Пиннокио».

Сюжет Карло Коллоди имеет больше библейско-евангелического начала, поскольку Коллоди был все-таки итальянцем и лучше разбирался в Священном Писании.

Налицо все признаки:

1. Демиург в качестве отца материального – Джепетто (аналог библейскому плотнику Иосифу, условному отцу Иисуса в материальном мире).

2. Сюжет об Ионе в чреве кита.

3. Добрые дела, вершимые героем мифа.

4. Обретение спасения через воскрешение после страстей и мытарств (из куклы в человека, то есть существо духовное).

Вообще в книге Толстого присутствует самая наглая попытка превратить библейский сюжет Коллоди о Пиннокио (сюжет о преображении, покаянии, очищении и вознесении героя через пройденные страдания) в языческий миф, которому ради маскировки придается вид невинного античного приключения.

Буратино в отличие от Пиннокио – языческий герой. В сюжет сказки вплетен красной нитью миф о поклонении Золотому Тельцу, который ставится во главу угла повествования и даже вынесен в его заглавие – Золотой ключик.

Буратино – эгоист до мозга костей.

Помыслы Буратино материальны и приземленны. Он, в отличие от Пиннокио, не стремится стать человеком, ему вполне комфортно быть оживленной деревянной куклой (сатанинским гомункулусом по сути), и в этом качестве он не испытывает никаких духовных мук, даже испытывая свои якобы телесные страдания, которые достаточно условны. Единственный его страх – быть преданным адскому огню, которого он, в общем-то, вполне заслуживает. Но это не есть страх человека перед духовными мучениями в загробном мире, а банальный животный страх свиньи перед закланием.

Рефлексия как таковая у Буратино отсутствует.

Единственный раз, когда он делает попытку покаяться – это когда сыщики из Страны Дураков кидают его в пруд.

Но и в этом случае его покаяния это лишь жалобы эгоиста на трудности – бедный я, несчастный! Никто меня не жалеет! (Как будто он сам кого-то жалеет! Папу Карло в самом начале своей жизнедеятельности сдает полиции, потом бьет молотком Мудрого Сверчка, затем бросает Папу Карло, выдает его тайну Карабасу, и т. д. и т. п.) Но тут услужливый Толстой извлекает из своего писательского сундука Deus ex machina в образе Черепахи Тортиллы, и юный негодяй вознагражден за свою подлость Золотым Ключиком. После чего тут же предан той же Тортиллой пособникам Карабаса, что в принципе логично, поскольку черепаха отдала ключик Буратино, только чтобы он прекратил компостировать ей мозги на ее пруду.

И даже обещания Буратино исправиться не содержат в себе стремления к духовному очищению, а полностью соответствуют масонскому идеалу – я буду умненьким-благоразумненьким. Но я бы не советовал верить в них даже масонам.

Ибо Буратино лжив. Буратино в отличие от Пиннокио – лжец законченный и полный, так как если у Пиннокио начинает расти нос, то значит, он лжет, и тогда он начинает раскаиваться в этом. Буратино сразу же пресекает все попытки воспрепятствовать его лжи: «Нос извивался и вертелся, как ни старался Карло обрезать его своим ножичком. Так и остался он у него – длинный-предлинный».

Золотой Ключик или Приключения Буратино – сказка крайне опасная, ибо она отрицает всякие идеалы духовности и несет в себе семена растления. Алексей Толстой, как опытный беллетрист и акробат словесности, выступает в данном произведении как якобы пересказчик с плохой памятью, который, слышав сказку в своем детстве, передает ее на свой лад – и только.

Но на самом деле эта сказка – социальный заказ режима, порвавшего со всякой идеей Божественного, отрицающего Царство Божие и стремящегося воплотить в жизнь идеал построения материального симулякра града Небесного, что уже само по себе невозможно и даже кощунственно, ибо каждый человек должен для себя выбирать – торжество плоти или духа. Победа плоти невозможна, ибо плоть смертна, но извращенный ум зловещего сказочника приходит «на помощь» юному читателю и преподносит ему идеал деревянной куклы, которой нипочем страхи, которую невозможно потопить, зарезать или повесить, а лишенный религиозного воспитания юный разум упускает из виду хтонический первобытный ужас куклы перед огнем (это же так естественно – дерево боится огня, прочее же ему не страшно).

В итоге псевдофилософия данной жутковатой сказки о похождениях деревянного гомункулуса уводит юного и незрелого читателя в мир заблуждений – мир механистического материализма Гольбаха, который дал дорогу в жизнь идеям ложного материального прогресса, который в итоге и дарует счастье страждущему человечеству. К чему приводит подобное заблуждение, приводящее в итоге к созданию искусственного интеллекта, враждебного в итоге ко всему живому (а приглядитесь – ведь и Буратино враждебен к миру живой природы!), мы наглядно можем видеть в книгах и фильмах о Терминаторе – человеке-машине.

Но даже и произведения о Терминаторе, и книга Шелли о докторе Франкенштейне в итоге несут в себе грозное предостережение: бойтесь по гордыне или недомыслию породить чудовище! Ибо оно ведет к гибели самого творца (в данном случае – человека)! В книжке же Толстого данный мотив полностью игнорируется. Чудовище-Буратино не только выходит победителем, но и становится неким «пастырем», который ведет за собой своих овец – кукол, животных и слабых человеков, в некую «блаженную страну».

Но мы не должны упускать из виду, что Буратино – лжец, и с самого начала знает, куда ведет эта дорога. Ведь в самом начале своих сомнительных похождений он протыкает своим носом (символом обмана) холст с нарисованным на ней очагом, и видит за ней только темную пустоту… Но его роль лживого пастыря определена изначально, и он без сомнений ведет за собой слабых из мира злодеев и тиранов – прямиком в долину Тьмы…

Немного спохватившись, иезуитская воля автора (забывчивого пересказчика) придумывает якобы счастливый финал – все заблудшие овцы под началом Буратино приходят… в кукольный театр. На самом деле этот финал зловещий, ибо неизвестно, что кроется под золотым фальшивым куполом данного театра теней. Возможно – новые кукловоды, а возможно – новая дыра в пустоту, продырявленная любопытным носом лживого пастыря…

В древнерусских текстах лжец – это льстец. Таким образом, согласно правилам древнерусской филологии, Буратино – льстец. Именно так раскольники именовали сами знаете кого…